Быстро натягиваю джинсы. Эти тугие, почти новые, на пуговках. Черт, ломаю ноготь. Как все не вовремя! Выдергиваю из ящика стола пилку и собираюсь поправить обломанный край. Упс! В камушке моего нового колечка переливается желтое солнышко. Значит, желтый я вижу. Но обои же на стенах желтые, как канарейка Боткина, а сейчас абсолютно серые. Как я раньше не замечала. А может… Рву с пальца кольцо, и мир вспыхивает приглушенными красками осеннего утра. С ума сойти! Ой, блин, уже девять часов! Ладно, разбираться и удивляться на потом, тем более что на полулюкс в психушке я уже подписалась. Теперь надо живо натягивать-таки зеленое платье и бежать в институт, услаждать взгляды окружающих, пока крыша моя на место не встала. Отыскиваю в шкафу кусочек материи-стрейч малахитового цвета, и мухой к зеркалу. На меня смотрит та же самая Светка, что вчера репетировала полирольные оргазмы вокруг чужих тачек. Так вот оно что! Значит, у меня выбор: голубое небо и зеленая травка по весне, то бишь через полгода, или сногсшибательная внешность в монохромном режиме. Тут и думать, ребятушки, нечего. А интересно, как же другие меня видят?

Втискиваю в зеленое платье свою угловатую фигурку, наношу на тусклое личико подходящий макияж, вдеваю сережки с малахитом. И, следом, на палец драгоценное колечко. Мир в один миг теряет цвета, но девушка в зеркале так преображается, что у меня в зобу дыханье спирает. Сую в сумку тетрадку и ручку, накидываю курточку. Выворачиваю карманы джинсов. Кидаю в сумку проездной. Следом летит Витькин ключ. Ну, с богом.

По дороге в институт я то и дело ловила на себе восхищенные взгляды. Ощущение было новым, опьяняющим. Я, плюнув на время, выскочила из автобуса за пару остановок до института, чтобы продефилировать по центральной улице. Витрины магазинов отражали мою стройную фигуру, летящую походку… Эх, кабы мне вместо потертой куцей кожанки шикарный длинный-предлинный плащ. Не застегивать его, чтобы полы стелились по ветру. Образ Светланы Прекрасной в плаще заволок глаза, и я с размаху впечаталась в кого-то. Моментально прозрев, я обнаружила, что налетела на девчонку лет семнадцати, собиравшуюся сесть в машину. С ней-то ничего не случилось, а вот пакет ее из пафосной лавки шмякнулся прямо в тучное октябрьское месиво у бровки тротуара. Содержимое пакета уткнулось в придорожную грязь.

– Курица безмозглая, – завопила девчонка, – обкурилась, что ли, дурында? На людей бросаешься.

– Извините…

– Что «извините»? Ты знаешь, сколько этот плащ стоит? Да откуда тебе знать, плебейка облезлая! Ты таких цен и вообразить своей тупой башкой не в состоянии!

Я было оторопела на какую-то долю секунды, но тут же спохватилась и собралась выдать этой заносчивой мартышке все, что я о ней думаю. Но в этот момент сбоку раздался голос:

– Оля, немедленно извинись перед девушкой. Что ты себе позволяешь и на каком основании?

Я повернула голову. Ох, мать моя! На меня смотрел тот замусоленный прессой до проплешин Сергиевский, мистер-министер.

– Пап, ты что, не видишь? Мой новый плащ… из-за нее. Я что, должна вежливо с кретинской улыбкой пропищать, что ничего не случилось?

– Иди в машину, Оля. Подними пакет и садись. Девушка, извините мою дочь.

– Ничего страшного. – От неожиданности я сразу успокоилась и даже как-то зауважала Сергиевского, так легко купировавшего глупую бабскую разборку. Ольга приподняла пакет и бросила мне под ноги.

– Пусть она забирает. В компенсацию за оскорбленное плебейское достоинство! – Ольга уселась на заднее сиденье машины и захлопнула дверь.

– Еще раз извините. – Сергиевский выглядел действительно расстроенным. – Может, вас подвезти?

– Нет, спасибо. Мне в политехнический, это рукой подать… – Если он так же виртуозно умеет гасить и прочие конфликты, то причины карьерного роста очевидны. Газетчиков бы еще приручил.

Сергиевский попрощался, сел в машину и укатил. Я нагнулась и подняла пакет. Отойдя в сторону, вынула плащик. Подкладка немного намокла, но с внешней стороны он был просто изумителен. Я сняла куртку, сунула в пакет, затем надела плащ. И ощутила себя на миллион баксов. Витрина ближайшего гастронома просто взвизгнула от восторга. И тут я вспомнила, что пожелала плащ. А до этого пожелала стать красавицей. А до этого – подвозку. Получается, я могу загадывать желания, а кольцо их исполнит? Ну-ка, я хочу… вон за тем углом кошелек, набитый баксами. Кошелька, даже пустого, не оказалось. Может, надо что-то более реальное? Хочу… чтобы кто-нибудь еще подвезти предложил. Это обкатанный вариант.

Никто не кинулся меня подвозить. Кольцо действовало более замысловато, фильтруя желания сообразно своим понятиям о справедливости. И я отправилась в институт.

Дальше было несколько шоколадно-мармеладных часов, когда я ежесекундно ощущала обжигающие лицо и шею, плавящие ткань платья мужские и завистливо-испепеляющие женские взгляды. Ладно, пусть любуются, не убудет. Лишь бы этим ограничилось. Студентики-заочники, такие же, как я, джентльмены неудачи. А мне бы так хотелось настоящего, сильного, властного и по уши влюбленного. Так хотелось…

Консультации закончились, и я выплыла на институтское крыльцо. В сумке замурлыкал мобильник: кот в мешке, скрытый номер. Ладно, ответим.

– Светлана Вениаминовна? – Ну надо же, какой официоз! А голос приятный и смутно знакомый.

– Да, – отвечаю в тон, – чем могу быть полезна?

Уж если играть в светский салон, то со всей душой.

– Мы с вами сегодня встречались уже. Это Анатолий Сергиевский.

– Ой! – Сердце упало в пятку и учащенно в ней заколотилось, расшатывая каблук. – Вы, наверно, по поводу плаща? Куда мне его принести?

– Плаща? Простите… какого… А, плаща… Ну что вы! Мне очень неловко из-за выходки моей дочери, и я хотел еще раз принести вам свои извинения. Позвольте пригласить вас на обед?

Вот это поворотик. А что? Кто не рискует, тот считает деньги, не отходя от кассы. И вылетает на пенсию прямо в гроб, так и не испив шампанского.

– С удовольствием, – говорю, лихорадочно, но безуспешно пытаясь вспомнить его отчество. И что вообще он в нашем городе делает? Приехал деточке плащик прикупить? Или, от ока желтой прессы подуставши, затихарился в провинции? Как там… компьютер мне, компьютер!

– Благодарю, – отвечает. С ума сойти от такой галантности! – Вы мне адрес не продиктуете? Я за вами заеду, скажем, в пять.

– А к моему номеру мобильника разве адрес не прилагался? – отвечаю, изображая искреннее удивление, а сама фигею от собственной наглости – министр все же.

– Ну, хорошо, в пять я подъеду. До встречи. – И Сергиевский отсоединился.

Ох, ребята-демократы, как гласит закон Мерфи: «Все, что есть хорошего в жизни, либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению». Поворачиваю обратно в институт, несусь в библиотеку, падаю за ближайший свободный комп и через секунду читаю Википедию. Ага, вот он, Сергиевский, Павлович, значит. О как! Родился он здесь. К мамочке прикатил, пирожков домашних потрескать. Вдовец… интересненько. А ведь чувак-то неординарный и собой привлекательный. Правда, дщерь – полное чмо. Так… учился… работал… все это фигня… ага, занимает пост… ну это мы в курсе. И каждая желтая газетенка о нем сочинения пишет, и каждый хрен с горы называет себя его личным звездочетом, раздавая автографы и интервью. И каждая безмозглая моделька многозначительно закатывает глазки при звуке его имени…

Упс… А в чем же мне пойти-то? Это вот платьице для леди слишком лядское. Денег на обновы я пока в моем Эльдорадо не намыла… Ой, а как же чай для Витечки? Ладно, разберемся в рабочем порядке. Тут такие чудеса…

Добравшись до дома, я сняла свое расчудесное кольцо и нырнула в шифоньер. Через некоторое время поздравила себя с уловом: черная юбочка и белая блузка. Неувядаемая классика. Если это все погладить…

Ровно в пять я вышла к подъезду, и тут же подкатил Сергиевский. Надо же, пунктуальный дядька. Хотя в их деле иначе нельзя. Мистер-министер привез меня в крохотный ресторанчик на выезде из города. Очень милый. Впрочем, с ресторанной жизнью нашего города я была не то что на «вы», а вообще не пересекалась. Других посетителей не оказалось, что меня не удивило. После всех событий этого дня способность удивляться у меня, кажется, атрофировалась.