Неожиданный толчок в спину заставил Райана обернуться. За его спиной помахивал дубинкой лондонский бобби.
– Прошу прощения, не продолжите ли вы выяснять отношения снаружи?
Окажись бобби один, ему бы несдобровать, но их набралась добрая дюжина, поэтому Райан предпочел не спорить. Отпустив Гриффита, он поднялся, а к Гриффиту сразу подскочил швейцар и сунул ему платок, чтобы остановить кровотечение. Гриффит поднес платок к носу, и на его пальце блеснуло золотое кольцо с леопардовой головой.
В сопровождении нескольких полицейских Райан гордо покинул казино, не обращая внимания на ошарашенных игроков. По пути он успел подмигнуть блондинке-крупье, которую не заметил раньше. Гриффит вышел на крыльцо следом за ним.
– Сэр, – обратился к нему полицейский, остановивший драку, – вы должны будете пройти с нами, чтобы заявить о нападении.
Гриффит покосился на Райана:
– Это необязательно. Только пусть он обещает больше меня не трогать.
Бобби в высоких шлемах с бляхами дружно повернулись к Райану и с любопытством уставились на него.
Что ж, убийство в его планы не входило. Хватит с него убийств во Вьетнаме. Избив Гриффита, он утолил злобу, но теперь в душе его разверзлась пустота. Райан уже чувствовал, что напрасно пересек океан. В самолете он мечтал, как отыщет родню, как она встретит его с распростертыми объятиями… Детские сказки!
– Обещаю не трогать.
Бобби спустились к своим белым машинам с горизонтальными синими полосами. Райан тоже стал спускаться.
– Погоди. – Гриффит последовал за Райаном на безопасном расстоянии. – Ты ведь сын Мэри Бейли?
Райан промолчал.
– Почему ты на меня злишься? Я был лучшим другом Гарта, твоего дяди. Да и Мэри… – Гриффит помолчал. – Кстати, где она?
– Умерла от инсульта.
Гриффит нахмурился:
– Как жаль… – Он дотронулся до руки Райана; их глаза – одинаковые, зеленые – встретились. – Наверное, ты – мой сын?
Райан отвернулся: ему больше нечего было сказать Гриффиту. Но тот продолжал идти за ним, стараясь не отстать, и Райан понял, что зеленые глаза – не единственное, что он получил в наследство от этого человека. В них обоих было больше шести футов роста, оба были длинноногими, с хорошо развитой мускулатурой. На этом сходство кончалось. Ти Джи был поразительно красив, но Райан радовался, что пошел лицом в дядю Гарта.
– Мэри не говорила мне, что беременна. – Не получив от Райана ответа, Гриффит сказал: – Послушай, сынок…
Райан резко остановился:
– Не смей называть меня сыном! Я – сын Мэри, а не твой. Где ты был, когда Бакст Уэсткотт постарался, чтобы я в четыре года почувствовал на собственной шкуре, как жжется раскаленный утюг? А где ты был, когда Бак запер меня в чулане на два дня в наказание за то, что я порвал штаны, перелезая через забор на бейсбольную площадку? Когда кто-то должен был помешать Баку бить мою мать? – Он снова зашагал. – Я тебе скажу, где ты был все это время: здесь, у игорного стола, в обществе богатых истуканов. Я тебе не сын и никогда им не стану!
Гриффит остановился рядом с шикарным красным «Феррари».
– Я тебя выслушал. Теперь послушай меня.
Райан тоже остановился, глядя на машину. О такой, наверное, мечтает любой, а он – больше всех.
– Нравится тебе это или нет, вся твоя семья – это я, – сказал Гриффит.
– Мне не нужна такая семья!
– Подумай, что сказала бы твоя мать? Понравилось бы ей, что ты, приехав из Америки, даже не соизволил со мной побеседовать?
Райан решил, что беседа ему, пожалуй, не повредит. Все равно они больше не увидятся.
Гриффит бросил ему связку ключей:
– Садись за руль.
Райан на мгновение остолбенел. На каждом ключе была выгравирована мчащаяся лошадка. Так, значит, этот негодяй – и есть владелец сногсшибательного красного «Феррари»! Райан сел в низкое кресло и небрежно взялся за руль, словно каждый день водил такие шикарные авто. На самом деле ничто не было так далеко от истины: в школе он иногда водил машины приятелей, по большей части старые развалюхи, а во Вьетнаме от случая к случаю управлял ротным джипом.
– Куда едем? – спросил Райан, включив зажигание.
– Где ты остановился?
– Нигде. Оставил вещи в камере хранения в Хэдрроу.
– Тогда ко мне. Поезжай направо, на Одли.
Когда они миновали Оксфорд-стрит, Райан уже был влюблен в «Феррари». Заработав денег, он обязательно купит себе классную машину. А вообще-то спортивная машина – не повод раскисать. Он повернулся к Гриффиту и обнаружил, что тот внимательно смотрит на него.
– Может, подскажешь, как тебя зовут?
– Райан Бейли Уэсткотт.
– Райан? – Казалось, Гриффит пробует имя на вкус: годится ли? – Наверное, ты только недавно узнал, кто твой настоящий отец?
– Недавно. После смерти матери.
– Я не подозревал о твоем существовании. Если бы я знал…
– Что бы ты тогда сделал? – Райан вцепился в руль, боясь, что иначе не удержится и опять даст папаше по носу. – Ведь ты отказался на ней жениться.
– Честно говоря, я твою мать никогда не любил. Но я бы на ней женился, если бы узнал, что у нее от меня ребенок.
– Если ты ее не любил, как вышло, что она от тебя забеременела?
– Случайно.
– Ты что, младенец? Я, например, даже во Вьетнаме, у шлюх, не обходился без презерватива. Теперь я по крайней мере могу крепко спать, не волнуясь, что где-то плачет от голода мой ребенок.
– Ты побывал во Вьетнаме? – Гриффит махнул рукой, подсказывая, что надо ехать прямо.
– Побывал. А ты не меняй тему. Почему ты не предохранялся: от глупости, от лени?
– Я всегда предохраняюсь. Но ты же знаешь: даже презерватив не дает стопроцентной гарантии.
Райан надавил на акселератор и с ревом помчался по пустой улице. Значит, он – плод случайности? Глупая случайность, изуродовавшая жизнь Мэри Бейли… Он трижды проехал по перекрестку с круговым движением, но так и не выпустил весь пар.
– Сверни здесь, – спокойно скомандовал Гриффит. – Потом быстро налево и направо.
Никогда в жизни Райан так не гонял! До боли вцепившись в руль, он совершал головокружительные повороты. Вообще-то он всегда любил быструю, на грани аварии, езду и прославился этим во Вьетнаме. Парни требовали, чтобы он обкатывал в джипе новичков. Мало кто проходил его «обкатку» без рвоты.
– Налево, – внезапно скомандовал Гриффит. Сумасшедший вираж! Все-таки «Феррари» – чудо, а не машина: любая другая давно перевернулась бы. Райан покосился на Гриффита, ожидая, что он побелеет от страха, но папаша знай себе улыбался. Райан поднажал еще, и Гриффит засмеялся. Тогда Райан снял ногу с акселератора и резко затормозил у тротуара.
– Что тебя рассмешило?
Гриффит поднял обе руки, изображая поражение:
– Лицом ты пошел в Гарта, но все равно ты мой сын. У Гарта ни за что не хватило бы духу ворваться в «Крокфордз» и устроить взбучку кому-то из игроков. Ездил он вообще медленно, как черепаха. А у меня лондонские полицейские, выписывая штраф за превышение скорости, даже не спрашивают фамилию: я их старый знакомый.
– Неправда! Дядя Гарт был храбрец, герой!
– Я и не говорю о нем ничего дурного. Я любил твоего дядю, мне до сих пор его очень не хватает. Но безумной отваги в нем не было. Это был смирный человек, его самые лучшие качества раскрывались лишь в кризисные моменты. Например, во время войны.
– А ты забыл, как дядя Гарт вскарабкался на высоченный столб со статуей наверху? Забыл, чья это была статуя?
– Колонна Нельсона. Кто тебе об этом рассказал?
– Мать. Она рассказывала, как дядя Гарт залез на самую верхушку и повесил на шляпу Нельсона огромный плакат: «Гитлера в задницу!»
Гриффит промолчал, а потом негромко произнес:
– На колонну лазил я. Гарт ждал внизу.
– Неужели? – растерялся Райан. – А тот случай, когда дядя Гарт вступил в бой сразу с четырьмя немецкими самолетами?
– Не Гарт, а я. У меня не было выбора: они погнались за нашим бомбардировщиком, и он был бы сбит, если бы я их не отвлек. Там действительно потребовалась храбрость, но не от одного меня, а от всего экипажа – особенно от пулеметчика в хвостовой башне. Нам повезло, что мы остались в живых.