«Слова бывают грустными…» Слова бывают грустными, слова бывают горькими. Летят они по проводам низинами, пригорками. В конвертах запечатанных над шпалами стучат они, над шпалами, над кочками: «Все кончено. Все кончено…» О разлуке Ты ждешь его теперь, когда вернуть его назад нельзя… Ты ждешь. Приходят поезда, на грязных спинах принося следы дорожных передряг, следы стремительных дождей… И ты, наверно, час подряд толкаешься среди людей. Зачем его здесь ищешь ты – в густом водовороте слов, кошелок, ящиков, узлов, среди вокзальной суеты, среди приехавших сюда счастливых, плачущих навзрыд?.. Ты ждешь. Приходят поезда. Гудя, приходят поезда… О нем никто не говорит. И вот уже не он, а ты, как будто глянув с высоты, все перебрав в своей душе, все принимая, все терпя, ждешь, чтобы он простил тебя… А может, нет его уже… Ты слишком поздно поняла, как он тебе необходим. Ты поздно поняла, что с ним ты во сто крат сильней была… Такая тяжесть на плечах, что сердце сплющено в груди, Вокзал кричит, дома кричат: «Найди его! Найди! Найди!» Нет тяжелее ничего, но ты стерпи, но ты снеси. Найди его! Найди его. Прощенья у него проси. «Приходить к тебе, чтоб снова…» Приходить к тебе, чтоб снова просто вслушиваться в голос и сидеть на стуле, сгорбясь, и не говорить ни слова. Приходить, стучаться в двери, замирая, ждать ответа… Если ты узнаешь это, то, наверно, не поверишь, то, конечно, захохочешь, скажешь: «Это ж глупо очень…» Скажешь: «Тоже мне – влюбленный!» – и посмотришь удивленно, и не усидишь на месте. Будет смех звенеть рекою… Ну и ладно. Ну и смейся. Я люблю тебя такою. Без тебя
Хотя б во сне давай увидимся с тобой. Пусть хоть во сне твой голос зазвучит… В окно – не то дождем, не то крупой с утра заладило. И вот стучит, стучит… Как ты необходима мне теперь! Увидеть бы. Запомнить все подряд… За стенкою о чем-то говорят. Не слышу. Но, наверно, – о тебе!.. Наверное, Я у тебя в долгу, любовь, наверно, плохо берегу: хочу услышать голос – не могу! Лицо пытаюсь вспомнить – не могу! …Давай увидимся с тобой хотя б во сне! Ты только скажешь, как ты там. И все. И я проснусь. И легче станет мне… Наверно, завтра почта принесет письмо твое. А что мне делать с ним? Ты слышишь? Ты должна понять меня – хоть авиа, хоть самым скоростным, а все равно пройдет четыре дня. Четыре дня! А что за эти дни случилось – разве в письмах я прочту?! Как эхо от грозы, придут они… Давай увидимся с тобой – я очень жду – хотя б во сне! А то я не стерплю, в ночь выбегу без шапки, без пальто… Увидимся давай с тобой, а то… А то тебя сильней я полюблю. «Я уехал от весны…» Я уехал от весны, от весенней кутерьмы, от сосулечной апрельской очень мокрой бахромы. Я уехал от ручьев, от мальчишечьих боев, от нахохлившихся почек и нахальных воробьев, от стрекота сорочьего, от нервного брожения, от головокружения и прочего, и прочего… Отправляясь в дальний путь на другой конец страны, думал: «Ладно! Как-нибудь проживем и без весны… Мне-то, в общем, все равно – есть она иль нет ее. Самочувствие мое будет неизменным…» Но… За семь тысяч верст, в Тикси, прямо среди бела дня догнала весна меня и сказала: «Грязь меси!» Догнала, растеребя, в будни ворвалась и в сны. Я уехал от весны… Я уехал от тебя. Я уехал в первый раз от твоих огромных глаз, от твоих горячих рук, от звонков твоих подруг, от твоих горючих слез самолет меня унес. Думал: «Ладно! Не впервой! Покажу характер свой. Хоть на время убегу… Я ведь сильный, я – смогу…» Я не мерил высоты. Чуть видна земля была… Но увидел вдруг: вошла в самолет летящий ты! В ботах, в стареньком пальто… И сказала: «Знаешь что? Можешь не убегать! Все равно у тебя из этого ничего не получится…» |
