Бодрый туман, мутный туман Так густо замазал окно — А я умываюсь! Бесится кран, фыркает кран… Прижимаю к щекам полотно И улыбаюсь. Здравствуй, мой день, серенький день! Много ль осталось вас, мерзких? Всё проживу! Скуку и лень, гнев мой и лень Бросил за форточку дерзко. Вечером вновь позову… <1910> Как лезгинская шашка твой стан, Рот – рубин раскаленный! Если б я был турецкий султан, Я бы взял тебя в жены… Под чинарой на пестром ковре Мы играли бы в прятки. Я б, склонившись к лиловой чадре, Целовал твои пятки. Жемчуг вплел бы тебе я средь кос! Пусть завидуют люди… Свое сердце тебе б я поднес На эмалевом блюде… Ты потупила взор, ты молчишь? Ты скребешь штукатурку? А зачем ты тихонько, как мышь, Ночью бегаешь к турку? Он проклятый мединский [193] шакал! Он шайтан [194]! Он невежа! Третий день я точу свой кинжал, На четвертый – зарррежу!.. Искрошу его в мелкий шашлык… Кабардинцу дам шпоры — И на брови надвину башлык, И умчу тебя в горы. <1921> Как мокрый парус, ударила в спину волна, Скосила с ног, зажала ноздри и уши. Покорно по пестрым камням прокатилась спина. И ноги, в беспомощной лени, поникли на суше. Кто плещет, кто хлещет, кто злится в зеленой волне? Лежу и дышу… Сквозь ресницы струится вода. Как темный Самсон [195], упираюсь о гравий руками И жду… А вдали закипает, белеет живая гряда, И новые волны веселыми мчатся быками… Идите, спешите, – скорее, скорее, скорее! Mотаюсь в прибое. Поэт ли я, рыба иль краб? Сквозь влагу сквозит-расплывается бок полосатый, Мне сверху кивают утесы и виллы, но, ах, я ослаб, И чуть, в ответ, шевелю лишь ногой розоватой. Веселые, милые, белые-белые виллы… Но взмыла вода. Ликующий берег исчез. Зрачки изумленно впиваются в зыбкие скаты. О, если б на пухнущий вал, отдуваясь и ухая, влез Подводный играющий дьявол, пузатый-пузатый!.. Верхом бы на нем бы – в море… далеко… далеко… Соленым, холодным вином захлебнулись уста. Сбегает вода, и шипит светло-пепельный гравий. Душа обнажилась до дна, и чиста и пуста — Ни дней, ни людей, ни идей, ни имен, ни заглавий… Сейчас разобьюсь – растворюсь и о берег лениво ударю. 1912 Капри Над плоской кровлей древнего храма Запели флейты морского ветра. Забилась шляпа, и складки фетра В ленивых пальцах дыбятся упрямо. Направо море – зеленое чудо. Налево – узкая лента пролива. Внизу – безумная пляска прилива И острых скал ярко-желтая груда. Крутая барка взрезает гребни, Ныряет, рвется и всё смелеет. Раздулся парус – с холста алеет Петух гигантский с подъятым гребнем. Глазам так странно, душе так ясно: Как будто здесь стоял я веками, Стоял над морем на древнем храме И слушал ветер в дремоте бесстрастной. 1912 Porto Venere. Spezia[196] Жаден дух мой! Я рад, что родился И цвету на всемирном стволе. Может быть, на Марсе и лучше, Но ведь мы живем на Земле. Каждый ясный – брат мой и друг мой, Мысль и воля – мой щит против «всех», Лес и небо – как нежная правда, А от боли лекарство – смех. Ведь могло быть гораздо хуже: Я бы мог родиться слепым, Или платным предателем лучших, Или просто камнем тупым… Всё случайно. Приятно ль быть волком? О, какая глухая тоска Выть от вечного голода ночью Под дождем у опушки леска… Или быть безобразной жабой, Глупо хлопать глазами без век И любить только смрад трясины… Я доволен, что я человек. Лишь в одном я завидую жабе, — Умирать ей, должно быть, легко: Бессознательно вытянет лапки, Побурчит и уснет глубоко. <1912> Неспокойно сердце бьется, в доме всё живое спит, Равномерно, безучастно медный маятник стучит… За окном темно и страшно, ветер в бешенстве слепом Налетит с разбега в стекла – звякнут стекла, вздрогнет дом, И опять мертво и тихо… но в холодной тишине Кто-то крадучись, незримый, приближается ко мне. Я лежу похолоделый, руки судорожно сжав, Дикий страх сжимает сердце, давит душу, как удав… Кто неслышными шагами в эту комнату вошел? Чьи белеющие тени вдруг легли на темный пол? Тише, тише… Это тени мертвых, нищих, злых недель Сели скорбными рядами на горячую постель. Я лежу похолоделый, сердце бешено стучит, В доме страшно, в доме тихо, в доме всё живое спит. И под вой ночного ветра и под бой стенных часов Из слепого мрака слышу тихий шепот вещих слов: «Быть беде непоправимой, оборвешься, упадешь — И к вершине заповедной ты вовеки не дойдешь». Ночь и ветер сговорились: «Быть несчастью, быть беде!» Этот шепот нестерпимый слышен в воздухе везде, Он из щелей выползает, он выходит из часов — И под это предсказанье горько плакать я готов!.. Но блестят глаза сухие и упорно в тьму глядят, За окном неугомонно ставни жалобно скрипят, И причудливые тени пробегают по окну. Я сегодня до рассвета глаз усталых не сомкну. 1906 вернутьсяМединский – из города Медина на Аравийском полуострове. вернутьсяСамсон – библейский герой, славившийся своей силой. Воевал с филистимлянами. Когда Самсон попал в плен к филистимлянам, они приковали его к колоннам храма и начали пировать. Самсон уперся руками в колонны и обрушил храм на головы врагов. вернутьсяСпеция – город порт на севере Италии. |
