На последние полушки Покупая безделушки, Чтоб свалить их в Петербурге В ящик старого стола, — У поддельных ваз этрусских [170]Я нашел двух бравых русских, Зычно спорящих друг с другом, Тыча в бронзу пятерней: «Эти вазы, милый Филя, – «Брось, Петруша! Стиль дорийский Слишком явно в них сквозит…» Я взглянул: лицо у Фили Было пробкового стиля, А из галстука Петруши Бил в глаза армейский стиль. Лето 1910 Флоренция В небе полоски дешевых чернил Со сняты́м молоком вперемежку, Пес завалился в пустую тележку И спит. Дай, Господи, сил! Черви на темных березах висят И колышут устало хвостами. Мошки и тени дрожат над кустами. Как живописен вечерний мой сад! Серым верблюдом стала изба. Стекла – как очи тифозного сфинкса. С видом с Марса упавшего принца Пот неприятия злобно стираю со лба… Кто-то порывисто дышит в сарайную щель, Больная корова, а может быть, леший? Лужи блестят, как старцев-покойников плеши. Апрель? Неужели же это апрель?! Вкруг огорода пьяный, беззубый забор. Там, где закат, узкая ниточка жёлчи. Страх всё растет, гигантский, дикий и волчий… В темной душе запутанный темный узор. Умерли люди, скворцы и скоты. Воскреснут ли утром для криков и жвачки? Хочется стать у крыльца на карачки И завыть в глухонемые кусты… Разбудишь деревню, молчи! Прибегут С соломою в патлах из изб печенеги, Спросонья воткнут в тебя вилы с разбега И триста раз повернут… Черным верблюдом стала изба. А в комнате пусто, а в комнате гулко. Но лампа разбудит все закоулки, И легче станет борьба. Газетной бумагой закрою пропасть окна. Не буду смотреть на грязь небосвода! Извините меня, дорогая природа, — Сварю яиц, заварю толокна. Апрель 1910 Заозерье Художник в парусиновых штанах, Однажды сев случайно на палитру, Вскочил и заметался впопыхах: «Где скипидар?! Давай – скорее вытру!» Но, рассмотревши радужный каскад, Он в трансе творческой интуитивной дрожи Из парусины вырезал квадрат И… учредил салон «Ослиной кожи» [172]. Весна 1912 Я пришел к художнику Миноге — Он лежал на низенькой тахте И, задравши вверх босые ноги, Что-то мазал кистью на холсте. Испугавшись, я спросил смущенно: «Что с тобой, maestro? [174] Болен? Пьян?» Но Минога гаркнул раздраженно, Гениально сплюнув на диван: «Обыватель с заячьей душою! Я открыл в искусстве новый путь, — Я теперь пишу босой ногою… Всё, что было, – пошлость, ложь и муть. Футуризм стал ясен всем прохожим. Дальше было некуда леветь… Я нашел!» – и он, привстав над ложем, Ногу с кистью опустил, как плеть. Подстеливши на пол покрывало, Я колено робко преклонил И, косясь на лоб микрокефала, Умиленным шепотом спросил: «О, Минога, друг мой, неужели? — Я себя ударил гулко в грудь. — Но, увы, чрез две иль три недели Не состарится ль опять твой новый путь?» И Минога тоном погребальным Пробурчал, вздыхая, как медведь: «Н-да-с… Извольте быть тут гениальным… Как же, к черту, дальше мне леветь?!» Начало 1910-х Современный Петрарка[175] Говорите ль вы о Шелли [176] иль о ценах на дрова, У меня, как в карусели, томно никнет голова И под смокингом налево жжет такой глухой тоской, Словно вы мне сжали сердце теплой матовой рукой… Я застенчив, как мимоза, осторожен, как газель, И намека, в скромной позе, жду уж целых пять недель. Ошибиться так нетрудно – черт вас, женщин, разберет. И глаза невольно тухнут, стынут пальцы, вянет рот. Но влачится час за часом, мутный голод всё острей, — Так сто лет еще без мяса настоишься у дверей. Я нашел такое средство – больше ждать я не хочу: Нынче в семь, звеня браслетом, эти строки вам вручу… Ваши пальцы будут эхом, если вздрогнут, и листок Забелеет в рысьем мехе у упругих ваших ног, — Я богат, как двадцать Крезов [177], я блажен, как царь Давид [178], Я прощу всем рецензентам сорок тысяч их обид! Если ж с миною кассирши вы решитесь молча встать И вернете эти вирши с равнодушным баллом «5», Я шутил! Шутил – и только, отвергаю сладкий плен… Ведь фантазия поэта – как испанский гобелен! Пафос мой мгновенно скиснет, а стихи… пошлю в журнал, Где наборщик их оттиснет под статьею «Наш развал», Почтальон через неделю принесет мне гонорар, И напьюсь я, как под праздник напивается швейцар!.. <1922> вернутьсяВазы этрусские – вазы из обожженной глины, сделанные этрусками, населявшими в VII–V вв. до н. э. северо-запад Апеннинского полуострова. вернутьсяИонический и дорийский (дорический) – виды древнегреческих архитектурных ордеров. «Вазы этрусские» никак с ними не соотносятся, что свидетельствует о «образованности» «стилистов» в данном вопросе. вернутьсяСалон «Ослиной кожи» – намек на выставку под названием «Ослиный хвост», прошедшую незадолго. вернутьсяКак и в стихотворении «Рождение футуризма» здесь явственно сквозит ироничное отношение к крайним проявлениям футуризма, привлекавшего к себе внимание публики. вернутьсяПетрарка Франческо (1304–1374) – итальянский поэт. вернутьсяШелли Перси Биши (1792–1822) – английский поэт-романтик. вернутьсяКрез (595–546 до н. э.) – царь Лидии, владевший несметными богатствами. вернутьсяДавид (ок. 1010–970 до н. э.) – царь Израиля, создатель Книги псалмов. |
