О Рахиль, твоя походка Отдается в сердце четко… Голос твой – как голубь кроткий, Стан твой – тополь на горе, И глаза твои – маслины, Так глубоки, так невинны, Как… (нажал на все пружины — Нет сравнений в словаре!). Но жених твой… Гром и пушка! Ты и он – подумай, душка: Одуванчик и лягушка, Мотылек и вурдалак. Эти жесты и улыбки. Эти брючки, эти штрипки… Весь до дна, как клейстер липкий, — Мелкий маклер и пошляк. Но, дитя, всего смешнее, Что в придачу к Гименею [131] Ты такому дуралею Триста тысяч хочешь дать… О, Рахиль, царица Вильны! Мысль и логика бессильны, — Этот дикий ребус стильный И Спинозе [132] не понять. <1921> Из-за забора вылезла луна И нагло села на крутую крышу. С надеждой, верой и любовью слышу, Как запирают ставни у окна. Луна! О, томный шорох темных тополей И спелых груш наивно-детский запах! Любовь сжимает сердце в цепких лапах, И яблони смеются вдоль аллей. Смелей! Ты там, как мышь, притихла в тишине? Но взвизгнет дверь пустынного балкона, Белея и шумя волнами балахона, Ты проскользнешь, как бабочка, ко мне. В огне… Да – дверь поет. Дождался наконец. А впрочем, хрип, и кашель, и сморканье, И толстых ног чужие очертанья — Всё говорит, что это твой отец. Конец. О, носорог! Он смотрит на луну, Скребет бока, живот и поясницу И, придавив до плача половицу, Икотой нарушает тишину. Ну-ну… Потом в туфлях спустился в сонный сад, В аллее яблоки опавшие сбирает, Их с чавканьем и хрустом пожирает И в тьму вперяет близорукий взгляд. Назад! К стволу с отчаяньем и гневом я приник. Застыл. Молчу. А в сердце кастаньеты… Ты спишь, любимая? Конечно, нет ответа, И не уходит медленный старик — Привык! Мечтает… Гад! Садится на скамью… Вокруг забор, а на заборе пики. Ужель застряну и в бессильном крике Свою любовь и злобу изолью?! Плюю… Луна струит серебряную пыль. Светло. Прости!.. В тоске пе-ре-ле-за-ю, Твои глаза заочно ло-бы-за-ю И… с тррреском рву штанину о костыль. Рахиль! Как мамонт бешеный, влачился я, хромой. На улицах луна и кружево каштанов… Будь проклята любовь вблизи отцов-тиранов! Кто утолит сегодня голод мой? Домой!.. 1910 Уездный город Болхов[133] На Одёрской площади понурые одры, Понурые лари и понурые крестьяне. Вкруг Одёрской площади груды пестрой рвани: Номера, лабазы и постоялые дворы. Воняет кожей [134], рыбой и клеем. Машина в трактире хрипло сипит. Пыль кружит по улице и забивает рот, Въедается в глаза, клеймит лицо и ворот. Боровы с веревками оживляют город И, моргая веками, дрыхнут у ворот. Заборы – заборы – заборы – заборы Мостки, пустыри и пыльный репей. Коринфские колонны [135] облупленной семьей Поддерживают кров «Мещанской богадельни». Средь нищенских домов упорно и бесцельно Угрюмо-пьяный чуйка [136] воюет со скамьей. Сквозь мутные стекла мерцают божницы [137]. Два стражника мчатся куда-то в карьер. Двадцать пять церквей пестрят со всех сторон. Лиловые, и желтые, и белые в полоску. Дева у окна скребет перстом прическу. В небе караван тоскующих ворон. Воняет клеем, пылью и кожей. Стемнело. День умер. Куда бы пойти?.. На горе бомондное гулянье в «Городке»: Извилистые ухари в драконовых жилетах И вспухшие от сна кожевницы в корсетах Ползут кольцом вкруг «музыки», как стая мух в горшке. Кларнет и гобой отстают от литавров. «Как ночь-то лунаста!» – «Лобзаться-с вкусней!» А внизу за гривенник волшебный новый яд — Серьезная толпа застыла пред экраном: «Карнавал в Венеции», «Любовник под диваном» [138]. Шелушат подсолнухи, вздыхают и кряхтят… Мальчишки прильнули к щелкам забора. Два стражника мчатся куда-то в карьер. 1911 Трава на мостовой, И на заборе кошка. Зевая, постовой Свернул «собачью ножку». Натер босой старик Забор крахмальной жижей И лепит: «Сестры Шик — Сопрана из Парижа». Окно в глухой стене: Открытки, клей, Мадонна, Трава на мостовой. Ушла с забора кошка… Семейство мух гурьбой Усеяло окошко. <1910> вернуться Гименей – бог брака в греческой и римской мифологии. вернуться Спиноза Борух (Бенедикт, 1632–1677) – нидерландский философ, один из выдающихся представителей философии Нового времени. вернуться Болхов – уездный город в Орловской губернии. вернуться Воняет кожей – в Болхове работали кожевенные заводы. вернуться Коринфские колонны – колонны классического ордера с пышной капителью из завитков и листьев; в стихотворении их упоминание только подчеркивает убогость здания, которое они украшают. вернуться Чуйка – длиннополый кафтан; в данном случае – простолюдин в этой одежде. вернуться Божница – шкафчик или полочка для икон и образов. вернуться «Карнавал в Венеции», «Любовник под кроватью» — названия кинофильмов. вернуться «Мозг и душа» — философский труд психолога и философа Г. И. Челпанова. вернуться «Гаданье Соломона» – популярная в те годы книга гаданий. |