— Ну вот, теперь мы более или менее отрезаны от мира живых! — сказал Эдисон; он вновь подошел к телеграфному аппарату и, производя левой рукой различные манипуляции с проводами, правой стал записывать на бумажной ленте множество загадочных точек и тире, беззвучно шевеля при этом губами.

— Нет ли у вас с собой фотографической карточки мисс Алисии Клери? — спросил он, продолжая писать.

— Ах, в самом деле! Совсем позабыл, — отозвался лорд Эвальд, вытаскивая из кармана бумажник. — Вот она, извольте, во всем своем великолепии мраморной богини. Взгляните и скажите — преувеличиваю ли я хоть сколько-нибудь?

Эдисон взял фотографию и быстро взглянул на нее.

— Поразительно! — воскликнул он. — Вы совершенно правы: это точное изображение знаменитой Венеры неизвестного скульптора! Мало сказать поразительно… это просто ошеломляет!

Он повернулся и коснулся переключателя стоящей рядом электрической батареи. И тотчас же между остриями расположенных друг против друга платиновых стержней возникла искра — секунды две она, издавая странное жужжание, как бы колебалась между ними, словно раздумывая, в какую сторону бежать.

Эдисон приблизил к ней конец синего провода, другой конец которого уходил под пол.

Как только трепещущая искра-провозвестница почуяла металл, она тотчас же устремилась в него и исчезла.

Секунду спустя иод ногами обоих мужчин, где-то глубоко внизу, возник таинственный гул. Он нарастал в глубинах земли, словно поднимаясь откуда-то со дна бездны, — что-то тяжелое, грохочущее, громоздкое, закованное в железные цепи. Казалось, гробница, вырванная из тьмы некими духами, медленно поднимается на земную поверхность.

Эдисон, все еще держа в руке фотографическую карточку и устремив глаза в какую-то точку на противоположной стене в другом конце лаборатории, казалось, застыл в тревожном ожидании.

Гул прекратился. Рука инженера опустилась на какой-то предмет, который лорд Эвальд не успел рассмотреть.

— Гадали! — громко позвал Эдисон.

He успело прозвучать это таинственное имя, как часть стены в южном конце лаборатории бесшумно повернулась на невидимых петлях, открывая узкий проход.

Ослепительно яркий свет, одновременно хлынувший со всех сторон, вдруг озарил внутренность открывшегося глазам пространства.

Там, в полукружии вогнутых стен, струились, ниспадая широкими складками от выложенного нефритом свода до беломраморного пола, волны черного муара, поблескивая вытканными на нем золотыми бабочками.

И внутри этого проема недвижно стояло некое Существо, один вид которого рождал ощущение неведомого.

Голова призрака была словно окутана мраком — черная вуаль, придерживаемая ниткой жемчуга, которая обвивала его чело, закрывала ему лицо.

Женские доспехи-арматура кованого серебра, сияющие матовой белизной, точно, вплоть до малейших изгибов, воспроизводили очертания стройного девичьего тела.

Концы темной вуали, перекрещиваясь под подбородком в верхней части панциря и откинутые назад, на плечи, далее переходили в нечто вроде легкой воздушной бахромы, напоминавшей густые черные волосы; ниспадая до пояса, они опускались вниз, сливаясь с темнотой.

Шарф из легкой черной материи опоясывал бедра; завязанный спереди, он образовывал нечто вроде набедренной повязки, заканчивавшейся доходящей до самого пола длинной бахромой, по которой то и дело пробегали искры, словно по ней рассыпаны были мелкие бриллианты.

Между складками шарфа поблескивал обнаженный кинжал с кривым лезвием; правая рука призрака покоилась на рукоятке кинжала, в левой, опущенной вдоль туловища, блестел золотой цветок бессмертника. На каждом пальце латных перчаток поблескивали перстни с разными самоцветами; казалось, перстни эти прикреплены к перчаткам.

С мгновение таинственное существо стояло неподвижно, затем, медленно переступив порог своего убежища, сошло с единственной его ступени и, во всём блеске своей тревожащей и загадочной красоты, направилось к обоим мужчинам.

Походка его казалась легкой, однако шаги гулко звучали по каменным плитам пола под ослепительным сверканием ламп, свет которых отражался на серебряном панцире.

Не дойдя трех шагов до них, привидение остановилось; затем произнесло женским голосом, исполненным пленительной серьезности:

— Ну вот я явилась, дорогой Эдисон.

Лорд Эвальд, не зная, как относиться к происходящему, молча смотрел на нее.

— Настало время жить, если вы того хотите, мисс Гадали, — ответил ей Эдисон.

— О, мне не очень хочется жить! — прошептал нежный голос сквозь густую вуаль.

— Вот молодой человек, который решил это за тебя, — продолжал инженер, просовывая карточку мисс Алисии Клери в приемное устройство какого-то аппарата.

— Да свершится по его воле! — помолчав с минуту, произнесла Гадали, слегка поклонившись лорду Эвальду.

При этих словах Эдисон бросил на него быстрый взгляд; затем подвинул пальцем какой-то рычажок, и тотчас же на другом конце лаборатории ярко вспыхнул воспламенившийся магний.

Направленный рефлектором мощный пучок ослепительного света тут же протянулся по направлению к аппарату; снизу фотография мисс Алисии Клери освещалась еще одним рефлектором, отбрасывающим на нее множество отраженных им лучей.

Центр стеклянной пластинки в аппарате почти мгновенно окрасился. Затем пластинка сама собой выдвинулась из пазов и вдвинулась в некое подобие металлической камеры с двумя противолежащими круглыми отверстиями.

Яркий луч, пройдя через центр пластинки с изображением, вышел уже окрашенным через заднее отверстие, служившее проектором, и тогда на белом шелке, натянутом на стене, возник светозарный, чистый образ молодой женщины в натуральную величину — истинной Venus Victrix во плоти, если только существовала когда-нибудь такая на этой земле, где всё — одни лишь иллюзии.

— Право, — прошептал лорд Эвальд, — мне кажется, это сон!

— Вот форма, в которую ты воплотишься, — сказал Эдисон, повернувшись к Гадали.

Она сделала шаг по направлению к пленительному изображению, остановилась и с минуту вглядывалась в него сквозь мглу покрывала.

— О, какая красивая!.. И мне придется жить! — еле слышно промолвила она как бы про себя.

Затем, уронив голову на грудь, добавила с глубоким вздохом:

— Пусть будет так!

Магний потух, видение на стене исчезло.

Эдисон простер руку ко лбу Гадали. Она слегка вздрогнула и молча протянула лорду Эвальду символический цветок, который тот взял не без внутреннего содрогания. Затем она повернулась и все той же походкой сомнамбулы направилась к таинственному проему, откуда появилась.

Дойдя до порога, она вновь повернулась и, воздев руки к черной вуали, скрывавшей ее лицо, жестом, исполненным невыразимой девичьей грации, послала воздушный поцелуй тем, кто призвал ее сюда. Затем приподняла одну из темных драпировок и исчезла за ней.

Стена затворилась.

Послышался тот же мрачный гул, но на этот раз он словно опускался вниз все глубже и глубже, пока не затих совсем. Наступила тишина.

И вновь мужчины остались вдвоем под ослепительным светом ламп,

— Что это за странное существо? — спросил лорд Эвальд, просовывая в петлицу цветок — эмблему Гадали.

— Это не живое существо, — спокойно ответил Эдисон, глядя прямо в глаза лорду Эвальду.

Пораженный этим неожиданным заявлением, лорд Эвальд не в силах был произнести ни слова — он только молча смотрел на своего страшного собеседника и, казалось, спрашивал себя, верить ли собственным ушам.