Кажется, и ей предстояло в это состояние погрузиться. Она поблагодарила Шимаду за сочувствие. В ответ получила странное:

— У нас приблизительно одинаковые должности… — Шимада намекал, что только близость их позиций на вертикали делала возможным их общение?

Закрывшись у себя в кабинете, она рассеянно листала учебник японского, впервые осознавая: даже здешний язык круто замешан на субординации. В нём не было слова "брат", просто" брат", было только "старший брат" или "младший брат". Потому что брат не равен брату, мужчина — женщине. Для них существовали разные местоимения, выписанные в учебнике в два столбца: женские и мужские. Жена при обращении к мужу должна была использовать слово "Вы" — "аната". А мужчина звал жену совсем другим "Вы" — "омае" — смахивающим скорее на "ты". А на работе, согнувшись в низком поклоне перед начальником, он сказать "омае" уже никак не мог. Такие ошибки могли дорого ему обойтись. В прямом смысле, в йенах, в зарплате.

— Кто тут главный? — спрашивал учебник на каждой странице.

Раньше в Японии даже азбуки существовали разные: женская — слоговая хирагана и мужская — трудные китайские кянджи. Но это было давно. Теперь женщины бодро писали сложные иероглифы. Но кланялись они по-прежнему ниже мужчин. Носили за ними тяжести, шли сзади. Потому что жена не равна мужу. Во всём.

На своём письменном столе она держала две чашки — подарок Хидэо. Чашки были сделаны по старинным японским правилам — без ручек, но с крышками, разного цвета и размера: большая предназначалась для мужа, меньшая — для жены. Иерархия жила здесь всюду. Студенты ранжировались по старшинству не только за семинарским, но и за ресторанным столом. Наташа говорила — и школьников рассаживают в классе по успехам: лучших — на заднюю парту, плохих — под носом учителя. Даже дети жили тут на вертикали. А жить с кем-то вровень было нельзя. Потому что вровень — это горизонталь. А горизонталей в Японии нет. Нет для них простора. Тесно очень. Дома, на экране телевизора, рядом с физиономией дающего интервью она неизменно видела иероглифы: имя, должность, возраст — место в иерархии. Японцы привыкли так жить. А она чувствовала себя неуютно на вертикали, как на вертеле. В науке выгоднее работать, не выстраивая мучительные связки начальник-подчинённый, а соединяя свои усилия, идеи… Но Хидэо не хотел так жить. И кто сказал, что японцы хватают чужие идеи на лету? Для Хидэо куда важнее выгоды от использования чужой идеи было утверждение собственной. Самоутверждение…

Она сделала работу, которую он велел, ведь она была лишь гостьей. Хидэо улыбнулся удовлетворённо, принимая рукопись, но, глянув на первую страницу, нахмурился.

— Что Вы тут написали?

— Я внесла кое-какие изменения, небольшие, — приготовилась она обороняться, недоумевая, как он смог уразуметь это за одно мгновение?

— Изменения? — не понял её Хидэо. — Какие изменения? Я говорю о фамилиях. Почему Вы написали авторов в таком порядке?

Она пожала плечами — какая разница, в каком порядке написаны фамилии? Была бы работа хороша.

— Я просто написала их по алфавиту.

— По алфавиту?

Хидэо поморщился. Он ещё раз убедился — легкомыслие и беспорядок царили в русских головах! И принялся излагать причины, которые побуждают его поставить своё имя последним. Это была целая теория — сложная, продуманная, очень серьёзная…

На другое утро Хидэо опять вручил ей записочку. На сей раз там было изречение из Библии на тему "всяк сверчок знай свой шесток". Он выписал наставление специально для неё. Она прилепила записочку на стенку перед собой. Чтобы изучать. Посмотрела на две чашки на столе: большую — для мужчин и маленькую — для женщин. Подумала, а, может, Хидэо и чашки подарил ей не просто так, а с воспитательными целями?

Смотри-ка, соловей

Поёт всё ту же песню

И пред лицом господ!

Исса

Терпение — основа долголетия, а гнев — твой враг.

И Будда терпит лишь до трёх раз.

Японские пословицы

Расставив фамилии авторов в надлежащем порядке, она заново перепечатала статью. Приняв рукопись, Хидэо пообещал:

— Я вскоре её посмотрю!

И уложил работу в папочку. Папочку определил в надлежащий ящик. Ящик оказался долгим. Она решила Хидэо поторопить:

— Не спешите! Вы сдали мне статью на проверку всего месяц назад! Я записал!

Спорить с Хидэо было бесполезно. Он содержал свои бумаги в образцовом порядке. На первой странице рукописи безупречно отточенным карандашиком было надписано "Вариант N1". И дата.

— Я почитаю работу, как только найду время, — утешил её Хидэо, скрываясь в своём кабинете.

Через неделю он вернул ей текст. Испещрённый красными пометками, он походил на контрольную работу двоечника, проверенную строгим учителем.

— Здесь не хватает артикля, — Хидэо нарисовал аккуратную галочку на полях. — А здесь лучше поставить точку, фраза слишком длинна…

Она старалась слушать спокойно, вспоминая предупреждение Анны: если положить перед японцем описание великого открытия и сделать ошибку в первой строке, он за неё зацепится и дальше не сдвинется. Раньше она думала — Анна преувеличивает. Теперь понимала — нет. Сэнсэй держал статью больше месяца только для того, чтобы исправить артикли!

— Но всё это мелочи, Хидэо! Давайте обсудим работу по существу!

— Я и обсуждаю с Вами очень принципиальные вещи, — он говорил раздражённо. — Главное, на что я хочу обратить Ваше внимание, этот термин! — Он подчеркнул слово красной чертой. — Никогда не употребляйте его, замените другим! — Он сделал надпись поверх печатного текста меленько, аккуратно. — Я недавно придумал это определение, оно придаёт работе новизну.

Она посмотрела на Хидэо с состраданием — собрания так иссушили его, что только на то у него и хватало сил, чтобы придумать словечко. И не стоило на него, бедного, сердиться. Он мог бы просто подмахнуть работу, не читая. Так делали многие профессора по всему миру. А он читал. И исправлял грамматические ошибки. Ведь работа не стала хуже оттого, что в ней исправили ошибки! А её творческую свободу никто не стеснял — содержание они не обсуждали. Перепечатанный текст Хидэо пометил номером два и спрятал его в тот же ящик.

Выслушав с десяток раз классическую фразу "мне некогда!", а также наставление: чтение работы — дело серьёзное и спешки не терпит! — она стала мечтать о недобросовестном боссе, который подписывает совместные работы, не глядя. Через месяц Хидэо отчитался о проделанной работе так:

— Я решил, что в статье слишком много частей.

— Но по логике их должно быть пять, — залепетала она.

— Пять — слишком много, это трудно для читателя, — прервал её Хидэо. — Сделайте поменьше, четыре.

Она сделала четыре — в конце концов это ничего принципиально не меняло. Новая версия получила порядковый номер "три" и снова улеглась в ящик. Время шло. Работа стояла. Вернее лежала.

— Вам придётся подождать ещё, я уезжаю в командировку на две недели! — Хидэо улыбался, как школьник, которому удалось улизнуть с контрольной.

— Подпишите работу! — взмолилась она.

Сэнсэй обиделся.

— Я не подписываю бумаг, не читая! Я привык исполнять свои обязанности добросовестно!

— Но Вы читали её два раза! Я считаю, что работа вполне готова! И это не первая моя работа, а семидесятая! Вы могли бы мне больше доверять!

Хидэо посмотрел на неё с интересом. Очевидно, такая мысль — доверять ей — в голову ему не приходила. Ситуация была постыдная — она просила, ей отказывали. Ситуация была странная — она пыталась продвинуть совместную работу с японским сэнсэем, японский сэнсэй сделать ей этого не давал. Ситуация вообще была абсурдная — она хотела работать на Японию, японец ей мешал.