Миура ещё учился в школе, когда отца вызвал управляющий фирмы и сказал, что его большой опыт очень нужен, чтобы улучшить работу маленького филиала компании на юге. Отцу пришлось уехать в провинцию. Отцу ещё повезло, многих его ровесников просто отправили на пенсию, даже тех, кому исполнилось сорок пять. А отцу уже за пятьдесят. Теперь он редко бывал дома, несколько раз в год. Когда Миура заканчивал школу, отец долго подсчитывал что-то на калькуляторе, а потом объявил, что Миура, конечно, тоже может поступать в токийский университет, как старший брат. Но голос у него был не очень уверенный. А мать сказала, что зарплата у отца теперь стала меньше. И что жизнь дорожает, и денег едва хватает на учёбу старшего брата. И тогда Миура сказал, что если прилежно учиться, то можно найти хорошую работу и после здешнего университета. Потому что он хоть и провинциальный, но бывший императорский, с хорошей репутацией. Родители быстро согласились. Отец подсчитал, сколько сможет сэкономить семья на плате за обучение — в провинциальном университете оно дешевле. И поступить сюда легче, не надо тратиться на репетиторов и на жильё — Миура сможет жить дома, а не снимать квартиру, как старший брат. А деньги пригодятся, чтобы купить Миуре машину. Так всё и вышло. Теперь Миура ездил на своей машине. Хорошо, что он не уехал учиться в Токио. В Токио пришлось бы подрабатывать. Старший брат, чтобы иметь побольше карманных денег, работал учителем физики в школе в пригороде. В Токио многие студенты подрабатывают. Да и в их городе тоже. Но он, Миура, в этом не нуждается. Он предпочитает тратить время на учёбу. Миура хорошо учится, так хорошо, что сэнсэй предложил ему поступать в аспирантуру. Но стипендия в аспирантуре всего сто тысяч йен. Для жизни этого недостаточно. Да и дают стипендию в долг. Долг придётся вернуть, когда станешь работать. Конечно, из своего кармана никто не платит, университету переводит деньги фирма, принимающая выпускника на работу. Но найти такую фирму становится всё труднее. Теперь трудные времена.

Иностранным аспирантам легче — они не возвращают долг. Японское правительство платит им просто так. И стипендия у них больше, двести тысяч. Иначе им не прожить. Иностранцы бедные. Теперь в аспирантуре много иностранцев, всё больше китайцы. И русские появились. Потому что японцы не хотят идти в аспирантуру. Идут только те, у кого богатые родители. Но Миура не хочет есть ноги родителей — принимать их помощь ещё в течение трёх лет. Да и потом, когда он станет доктором наук, для него вряд ли найдётся место в хорошей компании. Теперь кризис и компании предпочитают набирать людей с дипломом инженера или даже бакалавра, потому что таким можно меньше платить. Выпускнику аспирантуры скорее всего придётся остаться в университете на маленькой должности с маленькой зарплатой. В университете платят мало даже профессору. Его отцу в провинции компания платит гораздо больше, чем сэнсэю Кобаяси — отец ездит на новой дорогой машине, а сэнсэй на дешёвой и очень старой. У Миуры и то машина лучше. Миура отказался поступать в аспирантуру. Он решил пойти работать на фирму. Репутация лучшего студента на курсе прочно утвердилась за ним, и сэнсэй Кобаяси уже не раз сообщал об этом представителям фирм, а значит, хорошая работа ему обеспечена. Конечно, не в такой крупной компании, как Хитачи, — туда выпускнику провинциального университета не попасть, но всё же в приличном месте. А русская, что работает теперь в их лаборатории, уговаривала его поступать в аспирантуру, потому что он очень способный. И не понимала, почему он не хочет есть ноги родителей? И всё удивлялась, при чём тут ноги? Сэнсэю Шимаде пришлось объяснить ей, что в Японии так говорят о тех, кто живёт за счёт родителей. А русская говорила, что в России на этот случай существует другое выражение: "Дети сидят на шее родителей". При чём тут шея?

Миура лежал на спине и смотрел в весеннее синее небо. Он думал, что не так уж плохо учиться в провинции. А в Токио университет большой, парк маленький, и старшему брату приходилось вставать в два часа ночи, чтобы занять место для своей лаборатории, и пить сакэ, чтобы не замёрзнуть. Миура не любил сакэ. Он поднялся, достал из сумки банку пива, открыл. Пиво было куплено из общих денег, но тому, кто занимает место, полагалось побаловать себя лишней банкой. Миура любил пиво. А его отец пил много сакэ, когда бывал дома. А когда он уезжал, мать тоже пила. Миура часто чувствовал запах сакэ, когда мать подавала ему ужин. Мать целыми днями сидит в пустом доме. А скоро останется совсем одна, Миура уедет. В их городе плохо с работой, одни университеты. Краем глаза Миура увидел, что парень расстелил синюю циновку совсем рядом с ним и лёг спать.

— Должно быть, в парке осталось совсем мало места, — подумал Миура и уснул.

Он проснулся оттого, что разогрелся на солнце в своей тёплой куртке. Дул тёплый ветер с океана. Значит, пришла настоящая весна. Пахло весенним лесом. Розовые лепестки сакуры падали на синюю подстилку. Миура расстегнул куртку, посмотрел на часы — скоро одиннадцать. Студенты из его лаборатории теперь отправились по магазинам, чтобы купить закуску из складчины. Обычно загружали полностью багажники двух машин, хотя скидывались понемногу, по тысяче йен. И сэнсэй кое-что добавлял из лабораторного фонда. Пиво купили вчера — теперь оно охлаждалось в лабораторном холодильнике, кроме тех нескольких банок, что Миура прихватил с собой. Овощами и мясом тоже запаслись заранее — студент Чанг обещал сварить корейский суп. Теперь он, наверное, готовит его на плите в студенческом зале, а все остальные ему помогают. В лаборатории все теперь работают. А он может отдыхать. Миура достал ещё одну банку пива.

Когда прибыла лаборатория, нос у Миуры был красным от загара. Чанг поставил в центре циновки походную газовую печку — корейский суп надо есть горячим. Митико Фудзивара и доктор Чен наполнили белые пластмассовые миски зелёными бобами, порезали свежие огурцы и редьку, выложили на циновку пакеты с желтоватыми лохмотьями копчёного осьминога, фисташками, картофельными чипсами, солёным рисовым печеньем. Кубота вывалил на циновку запотевшие в холодильнике банки с пивом. Миура вылавливал из супа палочками китайскую капусту и ломтики жирной свинины, прихлёбывал обжигающую жижу через край. Ему нравился корейский суп с огненным соусом Табаско! А русская сказала, что если бы не этот соус, корейский суп вполне сошёл бы за русские щи. Это же невозможно выговорить — "щи"!

В парке было полно народу. Соседи слева ели сущи, соседи справа — гамбургеры из Макдональдса. Миура подумал, что у них еда лучше всех — корейский суп — и попросил у Чанга добавки.

— Мне сказали, что сакура расцветёт пятнадцатого апреля, и она действительно расцвела пятнадцатого! — удивлялась русская.

Но ничего удивительного в этом не было, в здешних местах сакура всегда распускалась пятнадцатого. И праздник был обычный, как всегда. Соседи включили магнитофон, и две женщины, наверное, секретари, стали танцевать японский танец на полоске травы между циновками. Студенты доели суп и всё остальное и стали убирать мусор. Миура помог Фудзиваре сложить грязные миски в один мешок, пустые пивные банки — в другой. А русская всё спрашивала:

— Почему праздник называется "любование цветущей сакурой". Где же любование? Ведь на цветы никто даже не посмотрел!

Сэнсэй Шимада долго молчал, как будто не знал, что ей отвечать, а потом сказал:

— Да вообще-то никакого любования нет, просто пьянка. Здесь ещё прилично, здесь университет, а посмотрели бы Вы, что делается в городских парках в Токио!

А русская стала говорить, что ей нравится обедать вот так, всем вместе, под цветущими деревьями. Даже если название не вполне соответствует тому, что происходит.

Майский дождь бесконечный.

Мальвы куда-то тянутся,