Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Сегодня Ваш первый доклад на семинаре! — Хидэо улыбался, глядя куда-то в сторону.

В Японии смотреть собеседнику прямо в лицо — верх неприличия. Говорят, для этого и была придумана икэбана, чтобы было, куда отводить глаза, ведь это так естественно — смотреть на красивый букет. Перед семинаром — чаепитие в честь её первого доклада — так решил Хидэо. Она прихватила свою чашку, как все сэнсэи, в студенческой комнате посуды хватало только для студентов.

— Какая красота!

Студент Миура залюбовался чашкой — грубой, толстой, корявой, недалеко ушедшей серой шершавостью от того куска глины, из которого её сделали. Посудину обрабатывали на примитивном гончарном круге — по бокам чашки шли круговые полосы.

— Какая прелесть — ручная работа! — воскликнул Хидэо.

И Митико восхищённо ахнула:

— Прелесть!

И Шимада похвалил рисунок на боку чашки — три небрежных мазка — коричневый, красный и синий. А вот Наташа, зайдя к ней как-то в гости, поморщилась:

— Зачем Вы такую страшную чашку купили? И без ручки.

— Без ручки потому, что это не чашка, а рюмка! — рассудительно сказала Наташина дочь Ирочка и поставила чашку перед куклой — для куклы сто двадцать граммов в самый раз.

— И правда рюмка, у нас такими дозами водку пьют, — согласилась с дочерью мать.

У нас водку, у них — чай. Им нравятся чашки маленькие, тусклые, грубые, нам — большие, тонкие, блестящие с ярким рисунком. И с ручками. А японцы ручки прилепляют только к чашкам-сувенирам из тонкого фарфора с яркой картинкой Фудзиямы на боку, с головкой гейши, просвечивающей в донышке. Такие чашки в Японии делают специально для людей с дурным вкусом — иностранцев. И составляют из них сервизы с шестью чашками или с двенадцатью, как принято на западе. А для себя японцы кладут в коробку по пять чашек, заполняя свободную шестую ячейку куском пенопласта. Японцы предпочитают нечет. И сервизов не любят — посуда на их столе — сущий разнобой. И ручку заварного чайника они приделывают не на противоположную носику сторону, как у нас, а сбоку. И симметрии японцы не уважают. У них обязательно что-нибудь вбок торчит, как в икэбане. И икэбана — это одна веточка, один цветок. А мы любим большой букет. Мы вообще любим, чтобы всего было много, они — мало. Здесь роскошь, которую ценит запад, считается неприличной.

— Мы, японцы, предпочитаем скромность, — говорил Шимада. — Мы чтим "ваби"…

Это "ваби" по-русски означало благородную бедность, кажется. Или нищету, возведённую в добродетель. Хороший тон японских островов велел выглядеть бедным и скромным, даже если ты богат. Может, это "ваби" было рождено постоянным ощущением маленького, ограниченного водой острова, где всего в обрез? Даже теперь, стремительно богатея, Япония держалась за "ваби", за маленькие, серенькие домики, за тёмненькую скромную одежду, за серую посуду. И только опытный глаз мог различить специальный, драгоценный обжиг грубых глиняных чашек, дорогую ткань простенького пальто, или чуть более широкую полоску земли вокруг серенького дома. Только японец мог опознать — рамочка садика в три сотки — это уже не госслужащий, а работник процветающей компании, а сад в четыре сотки мог окружать только богатый дом врача или адвоката с частной практикой, высокого сотрудника негосударственной фирмы, а, может, её владельца.

— Ах, не говорите, что у меня красивое платье, — отбивалась от комплиментов Намико. — Я купила его десять лет назад. Хотя правда была такова: — Теперь у нас стало гораздо больше денег, и мы покупаем много новых вещей.

Но вырвать такую правду из японских уст было невозможно. Потому что это неприлично в Японии — выглядеть богатым. Это мы хотим выделиться из толпы, японцы — с ней слиться. Мы выбираем яркие цвета, они — блёклые. Мы любим одежду особенную, не как у всех, они — стандартную. Не как у всех — здесь опасно. И не только в одежде. Мы ценим людей выдающихся. Здесь предпочитают таких, как все. Выдающимся здесь не оставлено ни малейшей щёлочки, чтобы существовать.

Залпом выпив чай, Хидэо поднялся.

— Пора начинать!

Это у нас считается хорошим тоном есть неспешно и плавно. У них — совсем наоборот. Прозвенел звонок, и в аудитории хлынула толпа. Сэнсэи низко кланялись молодому шикарному Такасими и едва заметно кивали пожилому профессору. Здесь любят богатых и сильных. А старых и бедных не жалеют. И вряд ли посочувствуют попавшему в беду.

— Примите соболезнование! — сказала она Хидэо в день приезда.

— А что случилось? — всполошился он. — И тут же успокоился. — Землетрясение в Кобэ? Так это не наш район!

И принялся объяснять ей, как далеко отсюда Кобэ. Он решил, что она плохо знает японскую географию, потому и волнуется. О землетрясении он едва слыхал, очень занят был своей работой. Помощь пострадавшим? Это дело властей! В Японии порядок. Может, потому и не сидят на здешних улицах нищие, что знают — никто им не подаст?

Она стояла у доски. Хидэо не было, он разговаривал по телефону в своём кабинете. Во время семинара он оставлял дверь кабинета приоткрытой и по первому звонку бросался туда. Видно, научные занятия не извиняли перед начальством его отсутствие на телефоне. Её доклад продолжался уже час. Студенты дремали.

— Может быть, закончим на сегодня? — предложила она.

Её слова незаметно соскользнули в сонное посапывание зала и бесследно растворились. Она решила обратиться к старшему по званию, к Шимаде.

— Может, закончим?

Не вполне оправившись от дрёмы, Шимада неопределённо пожал плечами.

— При чём здесь я? Он ведёт семинар!

Он кивнул в сторону председательствующего дипломника Мацутани. Тот испуганно заёрзал, замотал отрицательно головой.

— Решайте сами! — Она не заметила, кто это сказал? Кто принял решение, чтобы решала она?

Шимада и Мацутани разом опустили головы, возвращаясь к дрёме. Какой смысл говорить в пустоту?

— Закончим! — решила она.

Студенты завозились неодобрительно, словно их грубо разбудили, поднялись неохотно.

— Кто прервал семинар? — из кабинета выскочил Хидэо.

— Студенты устали, я решила…

— Вы решили?

Хидэо посмотрел на неё сердито и бросился вернуть расползавшихся студентов, усадил их за столы что-то писать. Она вышла в коридор. Шимада, завидев её, быстро нырнул к себе в кабинет: иметь дело с решительными здесь избегали. Митико, столкнувшись с ней, улыбнулась смущённо.

— Ты сдала вчера экзамен, Митико?

Девушка кивнула.

— И какую оценку получила, "ей", "би" или "си"?

Здесь называли английскими буквами наши "отлично", "хорошо" и "удовлетворительно".

— Я пока не знаю.

— Как так? Ты же сдала экзамен.

— Сдала. Но оценку сэнсэй поставит потом.

— Когда потом? Завтра, послезавтра?

— Может, месяца через два — три, — Митико явно чувствовала себя неловко.

От нерешительности сэнсэев? Или от решительности иностранки?

— И не забывают сэнсэи эти оценки ставить?

Митико совсем застеснялась.

— Забывают иногда…

Нет, решительность здесь — не доблесть. Здесь всё наоборот. Но наоборот не значит плохо. А просто наоборот. И слава Богу, что наоборот. Что станется с Японией, если все наоборот исчезнут? Нет, уж пусть лучше будет всё наоборот!

Страна, где можно есть сырую рыбу

Полнолуния ночь!

Даже птицы не заперли

Двери в гнёздах своих.

Тиё

Она закрыла дверь без ключа, просто захлопнула хлипкий замочек. В сущности, квартира не запиралась вовсе: окно одной из комнат выходило на галерею подъезда, и, уходя, она частенько забывала его закрыть. Так оно и стояло весь день, защищённое только комариной сеточкой. Любой желающий мог, приподнявшись на цыпочки, поставить колено на подоконник и спрыгнуть в комнату. Но желающих не находилось. И теперь, заметив открытое окно, она не стала возвращаться, чтобы его закрыть, — в Японии не воруют.

34
{"b":"252966","o":1}