На следующий день в институтской столовой Охара глянул на тарелку суточных щей, которую отодвинула Ольга, и, поколебавшись, спросил:

— Можно, я съем?

Видно, первый ужин здорово напугал японцев. Ногучи, потрясённый тем, что принимавшая их русская ни разу не была на научных конференциях за рубежом, без конца давал ей советы. Ольга принимала их с благодарностью — у неё и правда не было опыта международных встреч. Японцы фотографировали её во время лекции и коров, попавшихся на дороге в подмосковный научный центр, КГБ на Лубянке и развороченные трамвайные пути.

— У вас тоже бывают землетрясения?

Вечером они попросили отвезти их в хороший ресторан. В тот, что работает. В вестибюле роскошного заведения на Новом Арбате, японцы, опасливо озираясь, заволновались по поводу цен. Метрдотель забормотал что-то о дороговизне продуктов, которые они будто бы берут с рынка, о шампанском, которое трудно достать, и, наконец, ухнул решительно:

— Сто долларов.

— С каждого? — аккуратно поинтересовались японцы.

И грянули хохотом, когда она перевела:

— На всех.

А Охара склонился к ней, объясняя:

— Десять долларов в Японии стоит простенький завтрак в среднем отеле!

Ногучи открыл дверь в зал. Ольга привычно шагнула вперёд. Но японец осторожненько попридержал её плечом, пропуская вперёд Охару. И бросился к ряду стульев, отодвинул тот, что стоял в центре длинного стола. Ольга опять сделала шаг. Но на стул опустился профессор Охара. Она села рядом. Никто не возражал — два руководителя двух делегаций вместе — это правильно. Японцы выпили шампанское и съели икру. И мороженое. И дружно оставили нетронутыми десять порций жёсткого мяса под ржавым соусом. Ольга расстроилась. Но Охара весело рассказывал ей о своей молодости, об ухищрениях бедных студентов, которые бегали после выпивки, чтобы опьянеть даже от маленькой рюмки сакэ. Ольга чувствовала себя счастливой — она говорила с самим Охарой! Возле гардероба десять японцев, выстроившись полукругом, почтительно ждали, пока она наденет пальто. Помочь не вызвался никто — у японцев такое не принято.

Им всем пришлось стать гидами — и ей, и Валечке, и комсомольскому боссу — японцев водили на Красную Площадь, в Третьяковку, в Кремль, а потом отправили в Киев, в Ленинград, на Урал. На переговоры с коллегами Ольга потратила целый год, но всё получилось — японцы смогли увидеть Россию. На прощание русские дарили гостям шерстяные посадские платки и драгоценные палехские шкатулки. И японцы делали подарки — дешёвенькие калькуляторы и… колготки. Валечка, приняв подарок, чуть не расплакались и отдала колготки гостиничной горничной тут же, на глазах у всей делегации. Японцы изумились — ведь им объясняли, что для нищих русских колготки — лучший подарок. Охара протянул ей пакет с красивым бантом. Внутри оказался альбом с видами Японии. А Валечка была неправа — не все японцы одинаковы. Не все.

— Есть японцы и есть Охара, — говорила Мари. — Охара — это что-то особенное. И не только среди японцев. Вообще.

Они познакомились на международном конгрессе в Праге и сразу стали подругами — Ольга и Мари — две женщины, два профессора, русская и француженка. Уезжать за границу стало легче. Если платила принимающая сторона. Получить от родной Академии Наук хотя бы цент для поездки за рубеж Ольге не удалось ни разу за двадцать лет работы — публика чином ниже директора института эту организацию не интересовала. Правда, однажды ей пообещали помочь. Франция, приглашая Ольгу на международный конгресс в Париж, собщила, что оплатит все её расходы. Но ехать в чужую страну, не имея в кармане хотя бы сотни франков на всякий случай, Ольга не отважилась. И Академия согласилась выдать ей сумму грошовую, пустяшную. Но за два дня до отъезда, придя за заветной валютой, она услыхала вкрадчивое:

— Деньги кончились. Вчера мы отправили в Лондон пятерых академиков. Понимаете, это же академики!

Чиновник осклабился тусклым лицом, приглашая её к умилению. Но Ольга умиления не почувствовала. В те времена для неё, как и для большинства советских людей, и сотня франков была проблемой, а это означало — Парижа ей не видать, хотя французы уже забронировали для неё гостиницу, купили билет.

— Вы унижаете собственную страну! — бросила она в чиновничью физиономию, совсем полинявшую от изумления.

И, уходя, отчётливо хлопнула дверью. Чиновник выбежал вслед за ней, вереща что-то угрожающее. А Ольга, обернувшись к нему, сказала спокойно:

— Я ещё доживу до тех времён, когда ни Вы, ни Ваши академики не будут никого интересовать!

Она не думала, что эти времена придут так скоро. Через год Мари пригласила её читать лекции в свой университет за очень хорошее вознаграждение. Даже не известив чиновников, Ольга улетела в Париж, потом на международный конгресс в Рим, потом в Салоники. Она решила так потратить французские деньги — увидеть коллег. Джонсон и Хальтер оказались удивительно похожими на Валечкины картинки. И профессор Бернар.

— Кто Вы? — спросил он Ольгу после заседания.

— Вы задаёте такие вопросы!

И, прочитав карточку, приколотую на её груди, протянул разочарованно:

— А, это Вы! А я думал, кто-то новенький!

Её тоже знали. По работам. Вечером они отправились поужинать вместе — Джонсон, Хальтер, Бернар и две дамы — Ольга и Мари. Они сидели за столиком маленького греческого кафэ, вдыхая тухловатый запах моря, задушенного отходами большого города Салоники, потягивали белое вино, отдающее сосновой смолой и закусывали местной едой. Они заказали всё меню по одной порции интереса ради и прихватывали по кусочку из общих тарелок, расставленных в центре стола. Мари записывала названия блюд в блокнотик.

— Странно, что на этом конгрессе нет Охары, — сказал профессор Джонсон.

— Да странно, он всегда приезжал, — согласился профессор Хальтер.

— Я только что вернулся из Японии, — профессор Бернар опустил глаза.

— Охаре сделали операцию. У него рак.

Зимой девяносто второго на зарплату научного сотрудника в России невозможно стало прожить. Институт опустел. Валечка уехала работать в университет в Германию, комсомольский босс ушёл чем-то торговать. Когда исчез последний сотрудник её лаборатории, Ольга нашла в компьютере анкету, оставленную Валечкой, вписала туда своё имя и свои труды и отправила в пару десятков адресов по ту сторону границы. И приложила письмо — ищу работу. Откликнулась Мексика. Солнце и город — не очень чистый, но весь в цветах. И весёлые, приветливые люди. И растущий счёт в банке. Ольга отмякла, отошла и, освоившись немножко, села писать письма — Джонсону и Мари, Хальтеру и Охаре… Ответ от Охары пришёл быстро.

— Я получил разрешение на проведение японско-русского семинара. Ответного. Десять японских профессоров, те, что были в России, примут вас в Японии в своих городах. Приглашайте девять русских. На Ваше усмотрение… — И в конце: — Семинар надо провести как можно скорее. Не стоит откладывать…

Ольга поняла смысл приписки. И ужаснулась.

Собирать русскую группу пришлось по всему свету — кто-то из стоящих людей работал теперь в Америке, кто-то — в Европе. За тех, кто остался дома, в России, Ольга билась до последнего. Искала им деньги на дорогу, чтобы долететь до Токио — дальше платила Япония. Она похудела на пять килограммов, но группу собрала. Оставалось получить японские визы. Документы были поданы заранее, за два месяца. До отъезда оставалась неделя. Виз не было.

— Это — обычная манера японского посольства — давать визу в последний день! — объясняли знающие люди. — К тому же отношения у Японии с Россией непростые. Знаете ли, эти Курильские острова…

За три дня до вылета пятеро из её группы сообщили — визы есть! На следующий день дали визы остальным. Оставалась только она.

— Японская виза для граждан России — это трудно, — извинялось японское посольство в Мехико. — Тем более, что Вы не дома, а в третьей стране…

— У моего ассистента Ногучи есть друг в нашем Министерстве иностранных дел, — утешал Ольгу по телефону Охара. — Он выясняет причины задержки Вашей визы. Не сдавайтесь!