Но не все оскорбления и камни метили в пришельцев, один булыжник угодил в плечо солдату Армана. Камень оказался небольшим и не причинил гному вреда, отлетев от доспехов, но хилар рассердился не на шутку и вознамерился уже пуститься в погоню за обидчиком, который мгновенно скрылся в толпе.

Арман строго напомнил гному, что Совет собирается в полдень и опаздывать им негоже. Солдаты поворчали, но приказа не ослушались. У Таниса сложилось впечатление, что это просто отговорка. Глядя на толпу собравшихся гномов и злобное выражение лиц, он понял: Арман Карас видел, что толпа настроена враждебно и силы неравны.

— Даже под горами не все ладно, — заметил Флинт, не в силах скрыть некоторого удовлетворения.

— Разузнай, что здесь происходит, — попросил Танис. — Это может повлиять на решение Совета.

Флинту не очень-то хотелось вступать в беседу с Арманом Карасом, однако Полуэльф, несомненно, рассуждал справедливо. Полезно разузнать о ситуации в Торбардине, перед тем как они предстанут перед танами. Он решил подождать, пока все усядутся в вагонетку, а та покатится по рельсам, унося их все дальше и дальше вглубь королевства. Флинт не привык вытягивать сведения из кого бы то ни было. Он чувствовал себя неловко и не знал, с чего начать. К счастью, Арман сам завел с ним разговор.

— Для кого-то война еще не закончилась, — заявил он. Флинт так и не понял, было ли это некое подобие извинения или же, наоборот, упрек.

— Для кого-то это не кончится никогда, — упрямо стоял на своем Огненный Горн. — Во всяком случае, пока гномы под горой живут в довольстве и безопасности, в то время как мой народ в поте лица трудится на земле, которую вынужден защищать от гоблинов и людоедов.

Арман сердито засопел:

— Неужели ты думаешь, будто нам здесь так хорошо живется?

— А разве нет? — Флинт жестом указал на поля и фермы, уютные домики и лавки, мимо которых они проезжали.

— Это кажущееся благополучие, — утомленно пробормотал Арман. — Сотни рудокопов лишились работы, потому что рудники не функционируют. Это скрыто от глаз, хотя, — добавил он, — ты их видел, это те самые, что швыряли в нас камнями.

— Рудники закрыты? — поразился Флинт. — Неужели истощились жилы?

— О нет, руды у нас в избытке, — грустно покачал головой Арман. — Только ее некому покупать. Если бы каждый гном, живущий в Торбардине, покупал каждый год по десять мечей, четырнадцать котелков или по тридцать шесть сковородок, тогда у железных дел мастеров хватало бы работы. А пока владельцам рудников не свести концы с концами. Рабочие не могут заплатить мясникам, тем, в свою очередь, нечем рассчитываться с фермерами, а фермеры по уши в долгах у своих лендлордов…

— Наших детей убивают драконы, гоблины и люди-ящерицы, — с жаром отозвался Флинт. — Наверху бушует война, а ты жалуешься на то, что вам нечем оплатить счет в лавке! Но я и так наговорил больше, чем следовало. Полуэльф изложит нашу историю перед Советом.

Глаза Армана сощурились.

— Расскажи еще о том, что творится на поверхности.

Нейдар только покачал головой.

— Здесь тоже скоро начнется война, — продолжил Арман, потеряв надежду разговорить упрямца. — Ты же сам видел тех гномов. Слышал, как они обзывают нас. В Торбардине все еще правит Совет, но в народе растет недовольство. Еще год назад ни один тайвар не осмелился бы напасть на хилара. А теперь, когда все так неспокойно, наши враги тайвары и дэргары считают, будто мы слабы и превратились в легкую добычу.

Арман помолчал немного и вдруг ни с того ни с сего сказал:

— Ты спрашивал меня, откуда я узнал о том, что время близко. Я скажу тебе. Я считаю открытие Северных врат знамением.

— А как насчет шлема Граллена? — Флинт искоса бросил осторожный взгляд на хилара.

Лицо Армана сделалось мрачным.

— Это я пока еще не совсем себе уяснил. — Он пожал плечами, и его лицо просветлело. — И все же я верю Карасу. Он направит меня, когда придет время.

Флинт ерзал на сиденье. Он не мог отделаться от неприятного ощущения, будто бы они с Реорксом затевают нечто за спиной Армана.

«Не будь старым дураком», — отругал себя Флинт. Арман Карас замолчал, он смотрел на все с отсутствующим видом, погрузившись в мечты о своей судьбе.

Друзья продолжали путешествие по Дороге танов, и каждого из них целиком и полностью захватили собственные мысли и мечты.

Карамон пристроился у самого края повозки и, раскачиваясь из стороны в сторону, думал о Тике, проклиная себя за то, что отпустил ее одну. Он горячо молился, упрашивая богов хранить ее. Карамон никогда не простил бы себе, если бы с Тикой что-нибудь случилось, и всем сердцем надеялся на то, что она сказала правду. Кто знает, может, она и впрямь не сердится.

«Я нужен Рейстлину, — снова и снова твердил про себя Карамон, ухватившись своей ручищей за борт повозки. — Я не могу оставить его».

Рейстлин думал о странных событиях, приключившихся с ним в Черепе. Почему место, где он никогда не бывал, казалось ему столь знакомым? Почему называл Карамона каким-то чужим именем? И такое ли уж оно ему чужое? Почему призраки защищали его? Об этом он не имел ни малейшего понятия, и все же его не оставляло мучительное чувство, что где-то в глубинах памяти хранятся ответы на эти вопросы. Чувство это не давало ему ни минуты покоя. Так бывает, когда вдруг нужно вспомнить нечто жизненно важное. Оно все крутится в голове, но извлечь его оттуда так и не удается…

«Хозяин повелел нам…» — сказали ему призраки. Какой Хозяин?

«Во всяком случае, не мой, — твердил себе Рейстлин. — Не имеет значения. Что бы он для меня сделал, у меня хозяев нет!»

Стурм размышлял о Молоте Караса и его длинной и славной истории. Изначально он именовался Молотом Чести, сотни лет назад его выковали гномы в память о Молоте Реоркса и передали людям Эргота в знак мира. Говорят, этим Молотом владел эльфийский король Кит-Канан. Молот всегда использовали в мирных и благородных целях и никогда для пролития крови.

Хума Победитель Драконов вручил Молот знаменитому гному-кузнецу, велев ему выковать первые драконьи копья. Этим оружием, носящим благословение богов, Хума сумел низвергнуть Темную Владычицу и ее драконов обратно в Бездну. После чего Молот исчез и появился лишь в руках достойного героя по имени Карас, который с его помощью пытался выковать мир, но потерпел неудачу. И теперь Молот потерян вновь.

«Если бы только мне посчастливилось вновь вернуть его рыцарям! — говорил себе Стурм. — Я бы встал перед Повелителем Розы и сказал: „Возьми его, мой господин, чтобы выковать благословенные драконьи копья!“ Молот помог бы рыцарям победить тьму, а мне искупить свою вину, исправить все то зло, которое я совершил».

А вот мысли Тассельхофа изложить не так-то просто, они больше похоже на пчелу, то и дело перелетающую с цветка на цветок. Что-то вроде этого:

«Карамону не стоит прижиматься ко мне так сильно, а то я упаду. Ой! Только взгляни на это! (Взволнованно.) Нужно рассмотреть поближе. Нет, думаю, не удастся. (Тоскливо.) Куда же оно подевалось? А вон там-то! Еще гномы! Привет, гномы! Меня зовут Тассельхоф Непоседа. Это что, репа? (Испуганно.) Арман, они что, репой в тебя швыряются? Какой у репы необычный цвет! (Удивленно.) Никогда раньше не видел черной. Не возражаешь, если я посмотрю? Чего это она такая твердая? Ой! Больно! Ну и попало же! Эй, парнишка! Ты только посмотри сюда! (Взволнованно.)»

Мысли Таниса оставались с Речным Ветром и беглецами, он все думал о том, выжили ли они после нападения драконов, направляются ли в Торбардин. Если да, значит, они полагаются на него, верят в его способности найти для них надежное убежище в королевстве гномов.

Танис мысленно перенесся в тот прошлогодний осенний день, когда они с Флинтом стояли на склоне холма неподалеку от Утехи, и уже не в первый раз подивился тому, каким ветром занесло его оттуда в эти места. И вот теперь он едет в сделанной гномами повозке, скрипящей ржавыми колесами глубоко под поверхностью земли, по которой идут восемьсот мужчин, женщин и детей. Как он оказался втянутым в войну, в которой вовсе не собирался сражаться? Как способствовал возвращению богов, в которых не верил?