— Нет, — пробормотал Тот.
— Нет? Тогда почему... — Не успев спросить, Амену уже знал ответ. Он медленно откинулся назад, его тело ослабло, он оперся на согнутое колено. Он смотрел, как рука Тота потянулась к пустому винному кувшину, неуверенно наклонила его над таким же пустым кубком и уронила. Кувшин и кубок покатились по циновке.
— Принеси ещё, — с трудом сказал Тот.
— Нет, вам больше не нужно, — мягко ответил Амену. — Чем вы заплатили этим ворам? Вашим золотым ожерельем?
Тот не ответил, но его шея была пуста. Они сидели молча, пока рядом не появилась коренастая фигура Рехми-ра. Он опустился перед своим царём на колени.
— Тьесу, я не смог найти ни Хведа, ни других. Они пропали! Никто не слышал их имён уже несколько лет...
— Тсс, мой друг, — негромко сказал Амену. — Он знает. Он уже знает.
— Он знает? — переспросил Рехми-ра.
— Посмотри на него. Я думаю, он знал это ещё до того, как ты ушёл... как ты и я.
Рехми-ра хмуро склонился к Тоту, а затем выпрямился.
— Ты нашёл какое-нибудь жильё? — спросил он Амену после паузы.
— Да.
— Тогда пойдём. Хорошо бы забрать его отсюда.
Крошечная лавка мастера париков — сейчас закрытая, ведь небо уже покраснело от заката — была совсем рядом. Тот шёл неуверенно, но обходился без помощи, пока другие сражались с поклажей. Когда Амену через тёмную дверь ввёл их в крошечный внутренний дворик, Рехми-ра остановился.
— Здесь? — взорвался он.
— Да, здесь! — свирепо сказал Амену. — Ты ожидал бассейн с лотосами и вереницу рабов?
Они прошли по разбитому каменному полу к большей из трёх комнат, от которой отходили две крошечных спальни.
Глядя на красоты своего нового местожительства, Рехми-ра наморщил нос, но больше ничего не сказал — просто снял с себя поклажу и принялся пристраивать к ней плащ, делая подобие табурета. Обычные тростниковые циновки, приземистая трёхрожковая лампа и несколько полок на стене составляли всю обстановку комнаты.
— Вы сможете остаться здесь, Тьесу? — пробормотал Амену. — Простите меня... Завтра мы купим стул и какой-нибудь столик. Рехми-ра, узнай, куда пропала старуха.
Тот, покачнувшись, шагнул в лишённый двери проем и опустился на табурет, не взглянув вокруг. Он выказал к окружающему не больше интереса, чем к застенчиво улыбающейся старухе, которая вскоре внесла деревянную тарелку с варёными корневищами лотоса, несколькими сушёными рыбками и несколькими кусками грубого хлеба. Но когда Рехми-ра поставил перед ним вместо стола один из коробов, он поднял голову.
— Мети, — сказал он низким густым голосом. — Достаньте маленькую галеру. — Не дожидаясь, пока кто-нибудь выполнит распоряжение, он встал, качаясь, прошёл по комнате и открыл крышку короба. Немного порывшись, он достал вырезанное из дерева судёнышко, выпрямился, внимательно поглядел на него и потрогал неуклюжими пальцами тоненькие паруса.
— Храбрый кораблик, — сказал Амену. — Позвольте, я подниму для вас парус.
— Нет, нет, пусть останется как есть. Он сейчас не может плыть на войну или куда-нибудь ещё. — Отмахнувшись от Амену, Тот нетвёрдыми шагами прошёл мимо него и поставил галеру на одну из полок, а потом, прислонившись к стене, стал рассматривать судёнышко. — «Дикий бык». Когда-то я научил одного вавилонянина писать эти слова. Старый Инацил. Старик Собачья Морда. — Он со слабой улыбкой повернулся к ним. — Он был угрюмый дядька, но мудрый. «Человек подобен ветру». «Человек должен повиноваться своему богу». «Повинуйся властям предержащим». Повинуйся, повинуйся, повинуйся... Нет, он был не таким уж мудрым.
— Тьесу, вот еда. Идите сюда, поешьте, а потом поговорим.
Тот рассеянно поглядел на еду и опять обернулся к галере.
— Я думаю, что мудрым был один лишь Яхмос, — сказал он. — Я убил Яхмоса, вы знаете это? Он собирался что-то мне сказать, а я убил его, прежде чем он успел это сделать.
— Тише, Тьесу, тише. Поешьте. Вы не убивали его.
— Нет. Я убил его. Я положил руку ему на грудь.
— Рехми-ра... — пробормотал Амену.
— Нет, нет, я буду есть, раз вы так хотите, — с раздражением сказал Тот.
Он вернулся на свой табурет и начал есть из глиняной миски, которую вручил ему Рехми-ра. За едой они почти не говорили.
Было видно, что вино выветривалось из головы Тота; кроме того, было видно, что с трезвостью возвращалось чёрное уныние. Он закончил есть раньше других, поставил на пол свою миску и встал в тёмной арке дверного проёма. Когда старуха улыбнулась и закивала ему, проходя мимо с блюдами, он проводил её горько-ироническим взглядом.
— Кто это? — спросил он у Рехми-ра.
— Наша прислуга, Тьесу. Насколько я знаю, её зовут Тия.
— Ладно, пошли её за вином, — сварливо сказал Тот.
— Нет, вино оставим для радостных событий. Давайте сначала разработаем план, а потом я с удовольствием напьюсь вместе с вами.
Тот повернулся и некоторое время рассматривал друга. Сейчас он был почти что похож на себя.
— Каким же дураком ты был, когда в тот день вышел вслед за мной из Большого зала, — сказал он. — Ведь сейчас ты мог бы быть вместе со своим отцом — богатым, удачливым, безмятежным... И Амену был бы уже женат на своей маленькой княжне. Вы оба были дураками.
— Но не таким дураком, который ведёт разговоры о давно прошедших днях, — огрызнулся Рехми-ра.
— Они не прошли. Посмотри на себя. Ты не можешь вынести даже упоминания об отце. И Амену напрягся и покраснел, словно я ударил его...
— Ну и что? — крикнул Рехми-ра. — Вы что, пытаетесь причинить нам боль ради собственного удовольствия?
— Тише! Я пробую показать вам ваше безумие. Раскайтесь в нём и идите своей дорогой. Ещё не слишком поздно.
— Я не уйду, пока вы не откажетесь от борьбы, — отрезал Рехми-ра, встав лицом к лицу с Тотом. — Вы мой царь. Я называю вас Тьесу, потому что хочу идти за вами в сражение. Вы хотите вести меня, или мы опускаем знамёна после каких-то двух поражений?
— Я не опущу мои знамёна перед женщиной, пока Ра сияет в небе! Вы можете усомниться в этом, когда увидите, что великий бог сгорел, не раньше... Но, клянусь Амоном...
— Если вы кончили ругаться, — перебил Амену, — то можно заняться планами. А потом послать за вином.
Тот взглянул на него, перевёл глаза на Рехми-ра, быстрым движением взял за руку, вошёл в комнату и снова сел на табурет.
— Ладно, я займусь планами. Но не знаю, какими.
— А я знаю, — ответил Амену. — Мы должны разработать план на долгий срок. Он вам не понравится, но если вы послушаете, я кое-что скажу. Чтобы возвратить вам корону, нужно произвести наследников. — Он помолчал, дожидаясь реакции, а затем быстро продолжил: — Рано или поздно Египту потребуется царевич, наследник, и только вы один можете зачать его. Нет, дослушайте меня!
Я хорошо знаю, как вы относитесь к Нефер. Но она — ключ ко всему. Пока царица и Сенмут командуют ею, они управляют Египтом и советом. Но в тот миг, когда Нефер рожает малыша, он становится царём-младенцем, а она всего-навсего царицей-матерью. И тогда будущее принадлежит вам, поскольку ребёнок ваш. Совету придётся изменить предмет своей преданности, Нехси заставит их пойти на это...
— Нехси! — Тот задохнулся от гнева.
— Да, Нехси! Я готов поклясться в этом. Он ослеплён... вернее, он закрыл глаза. Рождение наследника заставит их открыться. Да, это медленный и долгий план, но...
— Ты растерял своё остроумие, — перебил Тот. — Кровь Осириса! Что ты обо мне думаешь? Что я поползу на брюхе просить благосклонности удочери Хатшепсут...
— Нет, не просить! Управлять ими. Ничто так не разгневает Ма-ке-Ра. Если вы ненавидите её...
— Амену, я её ненавижу, как Амамат[132] ненавидит души людей! — Тот умолк, встал и прошёлся по комнате. — Но у меня не будет никаких дел с её драгоценной дочерью.