Но сегодня деться от неё было некуда: в кладовой была только одна дверь, в которой она и стояла. Пока Тот примеривался к расстоянию между ней и дверным косяком, она окинула коридор осторожным взглядом, шагнула в комнату и закрыла дверь.

— Да будет довольно Ка Вашего Высочества, — пропела она. Её низкий и хрипловатый голос заставлял даже обычное приветствие звучать с тяжкой многозначительностью.

Тот пробормотал: «Радуйся» — и повернулся обратно к своему луку, надеясь, что она просто возьмёт что-нибудь с полки и уйдёт. Но услышал приближающийся звон её украшений.

   — Если Ваше Высочество позволит, я немного поговорю с вами. Я забочусь о счастье Вашего Высочества. Вы пробыли в храме уже более двенадцати месяцев. Могу ли я спросить, нашли ли вы эту жизнь привлекательной?

   — Это... это познавательно, — пробормотал Тот.

   — Действительно. — Она улыбнулась, понимающе глядя ему в глаза. — Настолько познавательно, что вы хотели бы провести здесь и все оставшиеся годы вашей жизни?

   — Нет! Я не собираюсь на всю жизнь оставаться жрецом.

   — Конечно. Но разве не к этому всё идёт?

   — Почему, нисколько. Я...

   — Вы знаете моё имя? — негромко сказала она.

   — Нет.

   — Меня зовут Нофрет-Гор. — Она мгновение подождала, а затем горько улыбнулась. — Для вас это имя ничего не значит? Думаю, что нет. Теперь оно не значит ничего, а ведь было время, когда его знали все Фивы, от вельможи до последнего нищего! Они следовали за моими носилками по улицам, протягивали ко мне руки и шептали моё имя детям. Моё слово — просто слово — сокрушило одних могущественных и вознесло на их место других.

Тот с беспокойством смотрел на неё, но и помыслить не мог что-нибудь сказать. Он задавался вопросом, была ли она с своём уме.

   — Вы не верите мне, — спокойно сказала она. — Неудивительно. Может быть, вы выслушаете, что я скажу вам: без моего дара пророчества его святость Хапусенеб всё ещё был бы сем-жрецом! Да и о его высоком превосходительстве князе Сенмуте, Первом рабе Амона, знали бы только, что он муж Нофрет-Гор.

   — Князь Сенмут — ваш муж? — удивлённо откликнулся Тот.

   — Он был моим мужем. Да! Был! Его надменность вырос чересчур высоко и стал слишком могущественным, чтобы остаться в браке с той, которая вознесла его горделивую голову! Он теперь любит царицу... а я превратилась в ком праха, который следует растоптать сандалиями, и он растоптал меня. — Она сделала паузу, глядя на Тота горящими глазами, и мягко добавила: — А она намеревается сделать то же самое с вами.

   — Что... что вы имеете в виду? — запнулся Тот. Он понял, что хотела сказать пророчица, и почувствовал, как от странного и сильного отвращения к голове прилила кровь. — Я думаю, что вы ошибаетесь! — гневно возразил он.

   — Но при этом догадываетесь, что я права, — прошептала она Тот повернулся к жрице спиной и принялся вытаскивать лук из корзины, чтобы сделать другую связку. Его руки вдруг стали грубыми и неуклюжими; луковая шелуха со слабым шорохом скользила и вываливалась из пальцев. Некоторое время это был единственный звук в комнате. Затем украшения вновь зазвенели, и когда она остановилась рядом с ним, тяжёлый аромат духов заглушил даже запах лука.

   — Ваше Высочество, его превосходительство Хапусенеб вызывал вас в свои палаты всего два дня назад, не так ли?

   — Да.

   — Разве он не сказал, что вы через неделю будете помазаны в звание полного жреца ранга служителя одеяний?

   — Да, но...

   — А он сказал вам, на какой срок вы окажетесь привязаны к храму, если дадите клятву? Нет... думаю, нет. Но я скажу вам. Эта клятва свяжет вас на десять лет.

Тот медленно, оцепенело обернулся и посмотрел на неё. Наконец он прошептал:

   — Нет. Они не свяжут меня так надолго. Они не могут! Почему, ведь уже через четыре года я стану взрослым... через четыре года я... — Он остановился, внезапно охваченный ужасной неуверенностью.

   — Станете царём? — закончила она.

   — Да! Я царевич...

   — И всё же вся ваша жизнь здесь кажется странно неподходящей для царевича, которому суждено стать царём. Вам так не кажется?

   — Это... это образование. Именно поэтому я здесь. Я должен изучить много вещей...

   — Вы могли бы научиться намного большему и от лучших наставников во дворце.

Тот молча смотрел на неё, отчаянно желая, чтобы она ушла.

   — Ваше Высочество, у меня были видения, касавшиеся вас, сны и видения. Сенмут заглушил мой голос, но он не может заглушить голос Амона, который говорит со мной в часы тьмы. Если вы не верите мне, то спросите своих друзей здесь, в храме. Они знают мои силы.

   — У меня нет друзей в храме! — пробормотал Тот, одновременно соображая, не имеет ли она в виду этого жирного, который всегда покачивался и приставал с вопросами? Или Хведа? Хведа, который посоветовал ему воспротивиться, который сказал: «Потребуйте свои права»?

   — У вас есть друзья! Вы не знали об этом?

   — Нет, не знал! — заорал Тот, обозлившись, что она не уходит, не оставляет его одного. — Я знаю только, что должен закончить эту работу до вечернего жертвоприношения, а я не могу сделать этого, пока ты говоришь со мной!

   — Да, работа. И сколь долго, во имя Амона, вы будете ею заниматься?

   — Это в руках богов!

Нофрет-Гор выпрямилась, на её лице появилась медленная одобрительная улыбка. Она кивнула.

   — Именно так, Высочайший, именно так. Рука бога. Смотрите, на следующей неделе, на четвёртый день Пахона[118], пройдёт ежемесячный праздник Солнца. В этот день вы встанете один в северной колоннаде Молитвенного зала и увидите, что рука бога движется.

С новой, загадочной улыбкой она стремительно повернулась и вышла из комнаты, оставив уставившегося на дверь Тота с головой, битком набитой вопросами. Он хотел закричать: «Подождите!» Хотел побежать за ней. Но почему-то не сделал ни того, ни другого. Просто стоял, держа в руке забытую луковицу и слушая, как таинственный негромкий перезвон её украшений удаляется по коридору.

В четвёртый день Пахона, на который в этом месяце был назначен праздник Солнца, Сенмут встал до света, нарядился как только мог и сразу же отправился во дворец. Для короткой поездки он благоразумно выбрал кресло-носилки, а не свою новую колесницу и пару нервных жеребцов, которые под его неопытной рукой успели разбить уже три повозки.

— Не проще было бы сразу бросить полдюжины колесниц в реку, а потом купить лошадей, с которыми ты мог бы справиться? — язвительно спросил Сенмен, когда Сенмут в третий раз за шесть месяцев, хромая, приплёлся домой по задворкам.

Сенмут просто усмехнулся и сообщил брату, что его совет, как обычно, смердит рыбным причалом.

   — Ты, братец, рассуждаешь как крестьянин, вот в чём твоя беда. Разве благородный Нехси покупает лошадей, которыми можно управлять? Или же господин Футайи, который чуть ли не вдвое старше меня?

   — Да, но когда они учились управляться со скотиной, ты ещё торговал вразнос рыбой в...

   — И я тоже научусь. Пойдём, помоги мне дойти до дому, а то из-за этих красивых демонов я разбил колено.

Новая колесница была ещё цела, но сегодня утром не следовало дразнить богов. Ему предстояло весь день находиться на глазах у публики. Принимая у раба свой длинный, украшенный самоцветами жезл, довольный Сенмут устроился в кресле-носилках. Ему предстояло любимое занятие — быть на виду.

Большой двор сверкал факелами, процессия начала выстраиваться. Распорядители, слуги, рабы носились взад-вперёд, выравнивая носилки и колесницы в строгом порядке, соответствовавшем рангу их аристократических владельцев, которые толпились в Тронном зале, ожидая появления царицы. В женском доме на втором этаже, в небольшой серой с золотом комнате, которая когда-то принадлежала её матери, с десятилетней царевной Нефер-Ра случилась истерика, потому что ей не нравились плоёные рукава её нового платья из царского полотна. Эго была бледная девочка, высокая для своего возраста, с вялым ртом и выражением бесконечного недовольства на худом лице. Царевна была копией своего отца, хотя об этом никто не говорил вслух. Она даже унаследовала его болезненное сложение, но, к счастью, не его склонность к безумию или тягостные и прихотливые повороты мыслей. Если Ненни был упрям, то она просто ворчлива, а в те моменты, когда его взгляд ушёл бы в себя, она взирала на окружающих.