— Я знаю то, что он сказал.

Судно качнулось на волне прошедшего мимо парома. Аменусер медленно промолвил:

   — Тогда это отчаянное решение. Это всё меняет. Я-то думал, что в этом новом плане, как и в других, не было слабостей именно как в плане. О боги! Даже если оракул вещает именно так, как он говорит, разве можно быть уверенными, что Хапусенеб оставил тех жрецов в храме? Наверняка обнаружится, что они исчезли четыре года назад.

   — Попытка не пытка. — Рехми-ра поглядел на лицо собеседника и вспыхнул: — Ты хочешь, чтобы я спорил с ним? А ведь, насколько я понимаю, он всё ещё царь.

   — Да, он царь.

   — А мы двое — всё его царство, — после небольшой паузы добавил Рехми-ра, в глазах которого мелькнула тень мрачного юмора.

   — Его царство... и совет министров. Ты можешь оценить наше высокое положение в Обеих Землях, друг? За девять минувших месяцев каждый из нас успел побыть казначеем, главным кравчим, блюстителем царских палат, царским постельничьим... да, и ещё целым штатом привратников, стражников и личных слуг. Клянусь рогами Хатор, когда мы сойдём с этого судна, я хочу купить раба или двух, чтобы они разделили мои почести!

   — И тут возникает другой вопрос. — Амену жестом указал на свой широкий воротник, украшенный драгоценными камнями, и браслеты. — Всё своё мы носим с собой, так же, как и он. Больше ничего нет. Рехми-ра, ты понимаешь, что ни у тебя, ни у меня больше ничего нет? Наши состояния нам больше не принадлежат.

Рехми-ра беспомощно посмотрел на него:

   — Но Тьесу...

   — А откуда он возьмёт деньги?

   — Ты что, сошёл с ума? У него есть всё египетское казначейство, откуда он может брать сколько нужно.

   — Да, — терпеливо сказал Амену, — если он поселится во дворце, под крылышком Её Высочества Неферур, и станет тем, кем хочет его видеть Хатшепсут — незаметным человечком, мужем дочери Хатшепсут.

   — Это невозможно! — прорычал после недолгой паузы Рехми-ра.

   — Но так же невозможно, — твёрдо продолжал Амену, — чтобы царь жил на рынке среди простонародья, если не признать, что он не царь. Нехси дал бы ему денег, я уверен, но Тьесу не станет просить его. Я думаю, что Тьесу рано или поздно должен возвратиться во дворец.

   — Не на этих условиях!

   — Он не может диктовать свои. У нас нет ни богатства, ни положения, ни влияния, ни друзей, ни даже дома. Мы — трое смертных, пытающиеся одолеть всю мощь Египта и Хатшепсут, надевшую корону. — Амену помолчал, чтобы дать словам умолкнуть, и категорично закончил: — Пришло время тебе и мне посмотреть в лицо действительности, раз этого не может он.

Они разом обернулись к фигуре, вышагивавшей по корме, и увидели, что Тот остановился. Низверженный царь Египта стоял неподвижно, как скала, глядя на рыбный причал, переполненный его бывшими подданными. Во всём его теле угадывался гнев.

Через мгновение оба спутника оказались рядом с ним.

   — Что случилось, Тьесу? — спокойно спросил Амену.

Тот указал на толпу рыбаков и грузчиков на причале; несколько из них безразлично глядели в их сторону.

   — Посмотрите на них! Они смеются надо мной!

   — Тьесу, они просто-напросто заняты своим делом. Конечно, они провожают взглядами каждое проходящее судно...

   — А скоро один из них схватит другого за руку и скажет: «Смотри, великий воин снова возвращается из Куша! В последний раз его любимый регент ударил его по лицу и отобрал корону, но он поклялся, что на сей раз приведёт с собой армию. Где она? Ты видишь её, дружище? Где армия Его Высочества, которую он привёл, чтобы сражаться с одной женщиной? Она захватила и её тоже? Она...»

   — Замолчите! — взорвался Рехми-ра.

Тот резко повернулся и ответил на реплику гневным взглядом. Амену торопливо вставил:

   — Тьесу, он не может перенести, когда слышит от вас такие речи. И я не могу. Вы напрасно мучаете себя. Та толпа на причале думает о рыбе и торговле, больше ни о чём. Они не знают ничего другого. Они даже не знают, кто вы такой.

   — Они даже не знают, кто я такой? — недоверчиво повторил Тот. — Прошло четыре года, а они даже не знают в лицо своего царя?

   — А у них была такая возможность? Они и не видели вас, лишь иногда вы мелькали в каких-то процессиях, их товарищи прыгали, загораживали вас, и вы исчезали прежде, чем они успевали мигнуть. Они знали, что это проходят царские носилки, возможно, даже успевали заметить профиль под короной. Но тот же самый профиль под простой белой накидкой им незнаком.

Тот медленно повернулся обратно к причалу.

   — Так, значит, для них я без короны ничто? — спросил он. — Значит, без своих лодок и сетей они тоже ничто! Эти люди даже не задаются вопросом, что случилось с их царём! — Его голос окреп от гнева. — Они ждут, что я просто исчезну, как будто я больше не из плоти и крови!

Амену с трудом протиснулся между ним и бортом, чтоб загородить собой причал, а Рехми-ра тем временем попытался сменить тему, небрежно сказав:

   — Почему вас беспокоит, что они думают... если они вообще думают? Они крестьяне, быдло.

   — Нет, они люди. — Тот прошёл несколько шагов рядом с ним и сел на мачту. — Ты не знаешь этого, Рехми-ра, а я знаю — я жил среди именно таких в Вавилоне. — Он задумчиво посмотрел перед собой и непонятно добавил: — Там тоже не верили мне, хотя это было правдой. Или нет? — Внезапно он рассмеялся, заставив своих сидевших рядом спутников обменяться тревожными взглядами.

   — Не важно, — прорычал Рехми-ра. — Скоро вас будет знать весь мир.

   — Да! Это правда, не так ли? Вы оба верите в это. — Настроение Тота снова изменилось; он выпрямился. Его лицо вновь прояснилось, в нём появилась решимость. Внезапно он встал и снова принялся вышагивать — четыре шага вперёд, четыре шага назад. — Сегодня изменится всё! Увидите. На сей раз нам придётся иметь дело не с предателем Туро! Мы пойдём прямо в храм... Нет, о чём я думаю! Хвед должен явиться ко мне, а не я к нему! Мы сойдём на берег на следующей пристани, подождём где-нибудь в городе и пошлём гонца. Рехми-ра, поскорее достань наши вещи из каюты. Я сам поговорю с кормчим.

Он прыгнул на лестницу и исчез на нижней палубе, прежде чем двое его спутников успели подняться на ноги.

   — Подождём где-нибудь в городе? — бормотал Рехми-ра, спускаясь вслед за Тотом. — Он имеет в виду, найдём жильё? Кости Амона! Какую-нибудь крошечную портовую ночлежку с заплесневевшей циновкой вместо кровати и крысой в каждом углу?

   — Ты видишь? Вес именно так, так я говорил. — Амену остановился и закусил нижнюю гу5бу. — Мы должны найти что-нибудь. Это наше дело, Рехми-ра, он знает Фивы не лучше, чем...

   — Чем мы, — с гримасой закончил Рехми-ра.

Они обменялись огорчёнными взглядами.

   — Боюсь, что мы не получили надлежащего обучения для нашего нового образа жизни, — пожал плечами Амену. — Но нам следует приобрести его — и побыстрее.

Через пять минут, разыскивая во мраке каюты свои плащи и поклажу, они вдруг оцепенели от внезапной суматохи, поднявшейся на палубе. Голос Тота, почти неузнаваемый от ярости, изрыгал проклятия; в ответ доносился обескураженный лепет кормчего.

   — Да смилуются над нами боги! Кто-то опять упомянул её имя, — пробормотал Амену, бросил короб и выскочил за дверь как раз в тот момент, когда судно коснулось причала. Рехми-ра с трудом поднял все три короба и, держа их за ремни одной рукой, а другой собирая плащи, выволок всё на палубу. Тот вырывался из рук мускулистого гребца, его перекошенное лицо побелело, глаза горели возмущением.

   — ...а я говорю, что она — не «Его Величество»! — кричал он на капитана. — Пусть Амон проклянёт тебя, пусть Сет иссушит твоё Ка, если ты ещё раз назовёшь её при мне! Я — Его Величество, я, я, я, я...

   — Держите его! — хрипло кричал кормчий. Он пятился от Тота, держась за талисман Глаз Гора, который защищает от дурного глаза. Упёршись в Амену, он отскочил в сторону, а потом вцепился в него, бессвязно бормоча: — Он сумасшедший... я ничего не сделал... в него вселился хефт...