– Герр Завертаев? Я доктор Бишофбергер. – Он крепко пожал мне руку. – Вы хотите видеть герра Попова? Не могли бы мы прежде коротко переговорить? Прошу в мой кабинет!

Бишофбергер зашагал по коридору, размашисто и твердо, распахнул передо мной дверь. В скучно обставленном кабинете мне бросилась в глаза кушетка, такая, как в фильмах о психоаналитиках.

– Располагайтесь, – Бишофбергер указал на стул перед столом. – Кофе?

Я отказался. Доктор сел за стол, вытащил из папки лист бумаги, пробежал его глазами. На запястье у него я разглядел дорогую модель часов IWC.

– Александр Попов, – произнес Бишофбергер. – Интересный случай, – он положил листок на стол. – Профиль нашей клиники – психологическая реабилитация клиентов, склонных к самоубийству. У нас есть собственная методика, которую мы успешно применяем уже много лет. Клиника небольшая, мы не имеем возможности помочь всем нуждающимся, но случай Александра Попова показался мне интересным. Кстати, кем он вам приходится? Родственник? Друг?

– Друг, – ответил я.

– Прекрасно! – Бишофбергер удовлетворенно кивнул. Я перевел взгляд на его часы. «Большой лётный хронограф – странный выбор для психиатра, – подумал я. – Пилот-любитель? А может, и не любитель…».

– Я уверен, что в случае герра Попова наша методика сработает так, как нужно, – продолжил Бишофбергер, – но нам было бы полезно иметь кое-какую дополнительную информацию о нем. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

– Конечно, пожалуйста, – я внутренне напрягся.

– Когда вы виделись с Александром последний раз?

– В декабре, кажется.

– Он выглядел расстроенным или угнетенным?

– Нет! Наоборот! Он был очень энергичным, много шутил…

– А вообще, он не был склонен к депрессии или, может, к резким переменам настроения?

– Нет, не замечал.

– А чем он занимался? У нас довольно противоречивая информация на этот счет.

Я задумался.

– Не могу сказать точно, – ответил я. – Мы с ним вместе учились в университете, потом упустили друг друга из виду на двадцать лет. Встретились недавно, можно сказать, случайно.

– А что он делал эти двадцать лет, он вам рассказал?

– Работал, – я пожал плечами. – Что-то связанное с наукой. Я не знаю подробностей. Я уже сказал, что мы не виделись с университета. Поэтому больше вспоминали студенческие годы, друзей… о работе почти не говорили.

– Вспоминали друзей… – повторил Бишофбергер. – А вам известно, с кем еще общался герр Попов в последнее время? Нам важно знать, что за люди его окружали, чтобы понять причину его поступка.

– Нет, – твердо ответил я. – Не имею понятия.

– Может, он называл какие-то имена? Упоминал кого-нибудь? – Бишофбергер непринужденно поигрывал ручкой, но не спускал с меня глаз.

– Нет. Не припомню.

Он сухо кивнул.

– Хорошо! Спасибо вам, герр Завертаев. Медсестра проводит вас в комнату герра Попова.

При виде Комина у меня перехватило дыхание от жалости. Его было не узнать, словно меня и вправду по ошибке привели к некоему Попову, изможденному человеку с серой кожей, тусклым взглядом и перебинтованными запястьями поверх одеяла. Он лежал на кровати в стерильной комнате, где из обстановки был еще стул, несколько картинок с цветами и видеокамера под потолком. Комин посмотрел на меня, бескровные губы скривились, но глаза так и остались тусклыми. Медсестра показала мне кнопку рядом с кроватью, которую нужно нажать, если срочно понадобится помощь, и беззвучно прикрыла за собой дверь.

– Привет! – сказал я, присаживаясь на стул.

Комин лежал, уставившись в одну точку, никак не реагируя на мои притворно-бодрые восклицания о том, что все наладится и жизнь продолжается. В конце концов мне самому это надоело, я покосился на видеокамеру, наклонился и прошептал ему на ухо: «Я заберу тебя отсюда, Саня. Обещаю». Бескровные губы шевельнулись в ответ.

Выйдя от Комина, я снова направился в кабинет к Бишофбергеру.

– Могу я забрать его к себе домой? – выпалил я с порога. – У меня дома ему будет лучше. Никакого стресса, полный покой, дружеское внимание…

– К сожалению, нет, – спокойно ответил Бишофбергер. – Сначала мы должны закончить курс лечения, лишь после этого можно будет говорить о дальнейших действиях.

– Если нужно делать какие-то уколы, я могу организовать медсестру, – не сдавался я. – Я могу привозить его каждый день сюда, в конце концов…

– Сначала закончить курс, – с нажимом повторил Бишофбергер.

Выйдя из клиники, я не сразу сел в машину. Решил немного пройтись, собраться с мыслями. Одна из мыслей была особенно неприятной, склизкая и холодная, как мертвая рыба – я виноват в том, что случилось с Коминым, я предал его. Это вертолет! Аргентинский вертолет! – пытался я вытолкнуть рыбу из своего сознания, но она лишь перекатывалась с боку на бок, холод от нее пробирал до желудка. «Бишофбергер этот – подозрительный тип, никакой он не доктор». Я оглянулся по сторонам. Напротив клиники припаркована машина, серый «ситроен». В ней сидел человек. «Почему он не едет? Чего ждет? Следит? За мной следят?». Я почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. Спокойно! – я несколько раз сжал и разжал кулаки. – Без эмоций. Я должен вытащить Комина из клиники. Я должен сделать это! – мертвая рыба скользнула в никуда. – И мне нужен Томас! – добавил я про себя.

К счастью, Томас сразу же взял трубку и легко согласился на встречу.

– Почему у тебя такой голос? Что-то случилось? – поинтересовался он.

– Случилось, – ответил я. – Давай встретимся там, где мы слушали джаз прошлым летом, дуэт из Англии, ты еще сказал, что один из них похож на твоего кузена.

– На Ри… – начал было Томас.

– Да! – быстро перебил его я. – Больше ни слова, встретимся там через сорок минут.

Я сел в машину, медленно тронулся. В зеркало заднего вида заметил, что «ситроен» остался неподвижным, человек в нем говорил по телефону.

– Хрен-то у вас что получится! – вслух сказал я.

Мой план был прост и изящен. Доехать до Централа, там оставить машину и пересесть на фуникулер до Риги-блик. Причем заскочить в фуникулер в последнюю секунду, чтобы отсечь возможных преследователей. На машине догнать ползущий в гору фуникулер невозможно, параллельной дороги нет. Организовать вертолет они вряд ли успеют.

– Хрен-то у вас что получится! – повторил я, довольный своим хитроумием.

Томас поджидал меня у входа в кафе. Мы пожали друг другу руки, и я сразу же увлек его прочь от кафе, в боковую аллею парка.

– Извини, Томас, мало времени, – сказал я. – Я сразу начну с главного, а ты слушай. – Я оглянулся по сторонам, аллея была пустынной. – Алекс Кей, лидер «Кей френдз», его настоящее имя Александр Комин, это мой друг, мы вместе учились в университете.

– Я начинал догадываться, – сказал Томас. – Еще тогда в Асконе, в парке Монте Верита…

– Да, да, – торопливо перебил его я. – Комин попал в большую беду. Он сейчас в Цюрихе.

Томас удивленно взглянул на меня.

– Да! В Цюрихе. В специальной клинике, где… – от волнения и спешки я с трудом подбирал немецкие слова, – где помогают самоубийцам.

– В клинике, где помогают самоубийцам, – повторил пораженный Томас.

– Я только что оттуда, видел его. Он в плохой форме, надо его вытаскивать..

– Ты был в этой клинике? – еще больше поразился Томас.

– Да, час назад.

– Но разве там разрешены посещения?

– Почему нет? Ты знаешь эту клинику? Знаешь доктора Бишофбергера?

– Нет, доктора Бишофбергера не знаю, но клинику, конечно, знаю. Я даже писал о них. Но чтобы там можно было навещать пациентов! Это как-то…

– Это все спецслужбы! – перебил я. – ФСБ, ЦРУ, не знаю, кто… Они пытались вытянуть из меня информацию о его контактах, но я ничего им не сказал. Самому Комину дают какие-то препараты, он лежит там, как овощ. Если мы не вытащим его, он пропадет. Они его убьют, прямо в клинике. Это страшные люди.

– Да, страшные, согласен. Ты знаешь, я не религиозный человек, но я получил католическое воспитание. То, что там происходит, это чудовищно! – Томас побледнел от волнения. – Мы должны действовать немедленно!