На осенние стрельбы от взвода поехали пятнадцать человек, самых худших. Тех, что попокладистей, старшина батареи оставил в части – нести караульную службу и ходить в наряды, те, что поумней, укрылись в медсанчасти.

Эти пятнадцать человек промозглым сентябрьским утром выгрузились из «кунга» на краю полигона, разобрали лопаты, топоры и пилы и построились кривой шеренгой. Грязные, оборванные, за две недели жизни в палатках принявшие совершенно дикий вид.

– Гвардейцы! – высокопарно начал Сальцев. – Перед нашим героическим взводом поставлена важная стратегическая задача – предотвратить затопление командно-наблюдательного пункта. Вот этого самого. – Он указал на укрытое маскировочной сеткой сооружение в сотне метров от нас. – Все вы знаете, что через три дня начнутся итоговые стрельбы, прибудет комиссия из округа, а на командном пункте сыро, вода, понимаешь. Генералы и полковники этого не любят. Чтобы они смогли оценить высочайший уровень боевой и политической подготовки нашего полка, на командном пункте воды быть не должно. На передний край борьбы с этим природным явлением и выдвинут наш взвод. Наша задача – прокопать ров вдоль тыльной части командного пункта глубиной не меньше метра и шириной не меньше двух метров для сбора этой гадской воды. А именно – отсюда сюда, – Сальцев воткнул одну лопату в начале будущего рва, другую в конце, на приличном расстоянии. – Срок исполнения – один день. То есть пока не прокапаете, никто отсюда не уйдет! Задача ясна?

Все хмуро разглядывали воткнутые лопаты.

– Не слышу! – Сальцев хищно сузил глаза. – Задача ясна?

– Так точно, – раздался нестройный хор голосов.

– Выполнять! – рявкнул Сальцев, запрыгнул в грузовик и укатил на политзанятия для офицеров.

Курсанты дружно расселись на заросшие мхом кочки и закурили.

– Обед-то нам сюда, что ли, привезут? – спросил один.

– Привезут, – протянул кто-то в ответ.

– Это хорошо. Когда привозят, всегда больше получается.

Завязался разговор о еде.

Докурив свою сигарету, я скомандовал:

– Становись!

Начали нехотя подниматься. Азербайджанец Алиев и два его земляка остались сидеть.

– Алиев, была команда «становись», – сказал я.

– Не могу, товарищ сержант, нога болит, спина болит, – Алиев осклабился.

– Встать! – за год службы я научился выкрикивать эту команду с правильной угрожающей интонацией.

Алиев медленно поднялся, его земляки тоже.

– Копать не буду, – он взялся за спину. – Не могу.

– Мало по нарядам шуршал, еще захотелось?

Алиев издал пробочный звук, означающий «мне все равно». Его дружки нагло заулыбались, за лопаты они так и не взялись.

Земля сочилась влагой через толстый слой дерна. Любая выкопанная яма моментально заполнялась водой. В тыл командному пункту зашло болото и, наверное, уже много лет вело медленное, но неотвратимое наступление. Толку в нашем рве не будет никакого, это стало ясно после первых ударов лопатами в пропитанный водой грунт. Зато начальство подстрахуется. Меры были приняты, вот ров.

Копали вяло, я не подгонял. Сам тоже взялся за лопату, хотя по заведенному порядку не должен был, хотелось согреться и отвлечься от невеселых мыслей. Угнетала не абсурдность затеи с дурацким рвом. Вся армия – абсурд, если вспомнить те самые десять секунд. Ракетный расчет – десять секунд, танк, говорят, две минуты, а такой командный пункт сколько? Час? Какая разница, сухие будут ноги у генералов или мокрые. Угнетало то, что ноги были мокрые у меня. Прохудились сапоги. Починить негде, новые взять неоткуда. Нужно ждать до возвращения в казармы. А если пойдут дожди?

Ко мне подошел Балаян, носатый бакинский армянин, самый старший во взводе. Он загремел в армию в двадцать три года, а выглядел на все тридцать.

– Товарищ сержант, – начал он вкрадчиво. – Давай Алиеву этому несчастный случай сделаем. Вон то бревно на него упадет. Достал он уже, слушай…

– Отставить, Балаян, – сказал я, продолжая копать.

– Совсем он оборзел, – не унимался Балаян. – Ты копаешь, я копаю, он не копает! Ты не бойся, мы с Копысовым все чики-пики сделаем, бревно само упадет, вот увидишь.

– Балаян, отставить! – повторил я тверже. – Вернись на место!

– Вах! – махнул рукой Балаян и добавил армянское ругательство. На место он не вернулся, отошел в сторону и уселся на кочке. Тут же к нему присоединился Копысов.

– Перекур бы, товарищ сержант! – раздался чей-то голос.

– Перекур, – объявил я.

Нашел сухое место, скинул бушлат, сел, повернувшись спиной к взводу, чтобы никого из них не видеть. Осень выдалась роскошной – сухой, прозрачной, душистой. В воздухе летали паутинки, пахло грибами, откуда-то тянуло дымком. А тут ров, Алиев скалится, и сапоги течь дали. Закрыл глаза в надежде задремать.

Задремать не вышло.

– Товарищ сержант!

Открыл глаза, передо мной Мухаметдинов, узбек.

– Товарищ сержант! – нараспев произнес Мухаметдинов. – Кабаев говорит, неправильно копаем.

– Какой Кабаев? – не понял я.

– Вот этот Кабаев! – высокий Мухаметдинов сделал шаг в сторону и вытолкнул у себя из-за спины маленького Кабаева, который пытался за него спрятаться. Кабаев был самым незаметным курсантом во взводе, щуплый, с цыплячьей шеей. Алиев с кавказскими дружками давно бы сжили его со свету, но узбеки своих в обиду не давали. По-русски он говорил очень плохо, на глаза старался не попадаться.

– Вот как! – удивился я. – Интересно. А как надо правильно копать?

– Там! – Мухаметдинов показал в сторону хилой рощицы. – Там есть вода, надо там одна канава в другая копать, тогда здесь вода уйдет. Мы сейчас посмотрели. Точно тебе говорю.

– Это Кабаев так сказал?

– Так точно! – радостно кивнул Мухаметдинов.

– А ты слышал, что лейтенант Сальцев сказал? Копать отсюда и досюда. Это приказ, Мухаметдинов. А приказы, как ты, наверное, успел заметить, не обсуждаются.

– Ээ, товарищ сержант, – пропел Мухаметдинов. – Здесь вода не уйдет, там уйдет! Кабаев сказал!

– Да кто такой этот Кабаев!?

– Вот он! – Мухаметдинов снова вытолкнул Кабаева вперед.

– Я знаю, что это он! Откуда он может знать, где копать, где не копать?

– Он в техникуме учился, – сообщил Мухаметдинов не без гордости. – Эээ.. – он подтолкнул Кабаева локтем.

– Мелиорация, – еле слышно произнес Кабаев.

– Мелиорация! – торжественно повторил Мухаметдинов.

Я вспомнил, что и вправду что-то такое видел в анкете Кабаева. Техникум. Мелиорация. Но к чему эта мелиорация здесь? Узбеки тоже нашли повод, чтобы не копать? Если они не будут копать, кто же остается? Я и белорус Березка?

– Ну, пойдем, посмотрим, – я поднялся на ноги. Нужно было выиграть время, чтобы придумать, как без лишних угроз вернуть узбеков к работе. Угрозы нужно расходовать экономно, это я уже успел понять.

Сразу за рощицей обнаружилось небольшое болото. Вполне возможно, что вода к командному пункту подбиралась именно отсюда. Кабаев оживился, принялся жестикулировать и быстро говорить по-узбекски, изредка вставляя русские слова. Я разобрал два – «туда» и «сюда». Мухаметдинов помогал с переводом.

По другую сторону от болотца был небольшой заросший овраг, который тянулся далеко в обход командного пункта. Кабаев предлагал прокопать ров от болотца к оврагу и спустить в него воду. Предложение выглядело дельным, даже на взгляд человека без специального образования.

Остальные курсанты взвода тоже подтянулись к болотцу. Даже Алиев превозмог боль в спине, любопытство оказалось сильнее. Все с интересом наблюдали за пантомимой Кабаева и разъяснениями Мухаметдинова. Кабаев совершенно преобразился, глаза его загорелись, голос звучал уверенно и звонко.

– Тут и тут копать, тут палками крепко сделать, эти дерева нарубил, палки сделал, как стенка. Копать готово, стенка убрал, туда вода уйдет, всё. – Для убедительности Мухаметдинов добавил в конце русское нецензурное слово и замолчал, глядя на меня. И Кабаев смотрел на меня, и все остальные.