Поначалу ему показалось, что внутри него самого появился какой-то непонятный гул. Он насторожился (уже в который раз за эту ночь) и тут же понял, что еле различимый гул появился где-то далеко в глубине и позади его боевых позиций: поднималось в воображении некое стадо бизонов или, по крайней мере, табун диких лошадей. Ординарец у самого уха произнес:

— Товарищ гвардии старший лейтенант, противник с тыла…

Там, из ночи, прорезанной еле различимой линией предрассвета, появилась и стала накатываться некая дрожащая масса, надвигалась какая-то сила, постепенно высветляясь, делалась серой и даже начала как бы угрожать — превращалась в опасность… Почти все бойцы видели то же и развернулись с оружием в тыл, лицом к Висле. Ждали… Ждали невесть чего… Скорее всего команды: «Огонь!»

Пожалуй, можно было бы догадаться. Еще бы!.. Это какой противник позволит себе таким оголтелым макаром наваливаться на врага?! Разве что перепившийся сумасшедший дом… Это наверняка был потерявшийся, ошпаренный батальон разведчиков, ядро и костяк добровольческого танкового корпуса!

Оставалось только крикнуть, да и то негромко:

— Внимание! Слушай команду… Не стрелять!

Какой-то разорванный, растянувшийся по фронту строй не строй, небольшими группами и поодиночке, бежал в направлении мельницы. Уже можно было различить, что эта масса людей находилась в полном изнеможении, и если они держались на ногах, то только Святым Духом. Над ними витала тяжелая дымка болотной испарины… Ну, не могла же это быть пыль?.. Самые здоровенные уже добегали до заветной черты (стены) и падали. Им давали по глотку воды и силой отнимали фляги… Стали появляться офицеры и валились на землю рядом с теми подчиненными, что опередили их на несколько десятков метров… Никто пока у них ничего не спрашивал: батальон с оружием валялся на подступах и возле каменных развалин, а проштрафившийся взвод изображал из себя отряд милосердия. Настоящих санитаров и фельдшера не было и в помине. Они, как водится, волоклись где-нибудь позади всех, и уж, во всяком случае, не бежали… Надвигалась группа офицеров и сержантов, в центре которой тяжелой трусцой бежал майор Беклемишев, а далеко растянувшись позади, двигалось множество тех, кто уже, казалось, не в силах вообще передвигать ногами. Но и они постепенно приближались к огрызку мельничной стены и падали наземь… Майор не упал, а тяжело облокотился о стену и, еле управляясь с дыханием, выговорил:

— Вы… вы… вы давно… здесь?.. — ему протягивали флягу, но он отстранил эту руку.

— Давно.

— Проверка из штабкора была?..

— Была. В 2 часа 47 минут. Приезжал Токачиров.

— Что он сказал?

— Ничего. Я доложил, что батальон занял боевую позицию согласно приказу. Вы, товарищ гвардии майор, проверяете фланги.

— Ничего себе фланги… И он поверил?.. — Беклемишев взял флягу и долго пил небольшими глотками.

Потом сказал, как самому себе:

— Если бы противник пошел… Вас бы… Здесь… Что тогда?..

— Тогда, товарищ гвардии майор, вы бы все это спросили у кого-нибудь другого, — ответил взводный (вот эту интонацию начальство всех степеней не любило больше других, но на сей раз прошло благополучно).

Майор хмыкнул, отпил еще глоток и опустился на землю. Взводный коротко доложил обстановку, расположение огневых точек и попросил узел не разрушать, сделать здесь КП, а роты развести по свободным флангам. Беклемишев кивнул (значит, одобрил) и взглянул на лежащего поблизости Курнешова. Тот валялся плашмя, как ударенная о землю камбала. Лицо было белое, поджатые губы посинели, ему эта пробежка далась запредельной тяжестью. По всей видимости, у него снова разыгралась язва желудка, которой он старался пренебрегать, но она отзывалась грызущей болью и не давала себя забыть. Василий приподнялся, как-то повисел в воздухе, потом встал и сомнамбулой ушел в сторону собирать командиров. Да они и сами уже оклемались и со всех сторон тянулись к нему. Солдаты все еще валялись и не могли отдышаться — еще бы, они бежали не налегке, а с полной боевой выкладкой, да еще с добавками… А со стороны рассвета продолжали, чуть ли не на карачках, добираться минометчики со своими стволами и опорными плитами. За ними тянулись те, кого нагрузили ящиками с боеприпасами… А там уж ползли совсем ханурики, то ли больные, то ли вовсе не приспособленные к длительному не то что бегу, а передвижению… Не верьте, что воевали самые сильные и самые здоровые — воевали самые совестливые и самые неизворотливые… Вот так.

— Как думаете, что будет? — совсем неожиданно спросил майор.

— Думаю, ничего не будет, — ответил взводный.

— Почему?

— Враг выдохся, если до сих пор до нас не добрался. А проверяющий ничего не заподозрил. Или сделал вид…

Беклемишев, как вол в ярме, коротко мотнул головой.

Взводный ничего не спрашивал, но был переполнен недоумениями — ведь батальон появился с прямо противоположной стороны и почти на три часа позднее намеченного срока. Он осторожно присел на землю рядом с майором.

— Как вы вышли сюда в этой тьмище? — тихо спросил его майор, глядя в пустоту.

— Обыкновенно. Я опаздывал с выходом почти на двадцать минут. Проспал. Подготовка маршрута заняла еще двадцать — рассчитал в пути догнать батальон за счет спрямления трассы и без привалов. Пришли — никого.

— Неплохо, — проговорил майор. — А вот мы поспешили и запоролись.

— Как, извините… Как это могло?..

— Раза два сделали ошибку в одну и ту же сторону: вправо по часовой стрелке, а там удобная дорога нас еще соблазнила и повернула к востоку. Вот мы и шпарили чуть ли не до самой Вислы… А там уж впотьмах стали думать, что наши компасы одурели… Или мы попали в «магнитную аномалию»…

Взводный не хотел задавать лишних вопросов (хоть они и были) — опасался, что вина может быть опрокинута на Василия Курнешова, ведь в определенной мере тот тоже был виноват — штаб есть штаб, замкомандира по строевой ведет, штаб контролирует, помогает, а не волочится за всеми.

— Ну, хоть сколько-нибудь поблукали в этой тьмище? — с толикой надежды спросил майор.

— Лбами уперлись в эту стенку. Везение редкое, — беспощадно сообщил взводный.

«Вот весь он тут! Ну что за сатана!» — подумал Беклемишев, ему были чужды и непонятны эти хвастливые выверты.

— Дело в учете магнитного склонения, — продолжал взводный как ни в чем ни бывало, — все остальное ерунда. И точный подсчет…

— Хвастун, — тихо сказал Беклемишев.

— А как же? Конечно, — ответил, улыбаясь, взводный. Подчиненные тоже умеют сводить счеты со своими командирами. Ведь комбат сам не раз говорил: «Ваши ошибки, промахи — это всегда жизни ваших подчиненных». И вот напряжение спало, взводный ясно представил: эта ошибка могла обернуться жизнью всех людей его взвода. Всех до одного… Всех, кого он столько времени берег… Если бы другие, вовсе чужие и незнакомые, с разумением и артиллерией, не остановили врага там, в восьми километрах западнее мельницы. И хрен с ними, с его заносчивостью и хвастовством, которые не один Беклемишев терпеть не мог, и с его уверенностью в своей «победоносности», без которой воевать тоже очень трудно.

Наступил рассвет, и появился офицер связи на броневичке (не Токачиров, а совсем другой) — доставил приказ о возвращении в расположение батальона. Готовность не снималась, но было приказано привести всю технику в боевое положение. Срочно. И ждать дальнейших распоряжений. В приказе не было указания на то, чтобы всем перестаравшимся, перепутавшим и перетрусившим стирать штаны, но это предполагалось. Были указаны два военачальника, полностью опозорившиеся в эту ночь… «Слава Аллаху и всем святым», разведбат не упоминался.

Вроде бы все успокоилось, улеглось, а к полудню появился приказ комбата: построить в лесу учебный класс на сорок мест; готовность — к отбою. Плотников собрали со всех рот и подразделений, рубили кругляк, кололи, пилили, тесали, заколачивали колья в землю — одним словом, к наступлению темноты трехрядный класс был готов: каждая парта на двоих, со скамейками (правда, без спинок — но не до жиру). Место для преподавателя и даже подобие классной доски из листа некрашеной фанеры, с полочкой для тряпки и мела. А после ужина еще приказ: «Всем офицерам, без исключений! Назавтра с 10–00 начать обучение топографии; тема: «Движение пеше по пересеченной местности в ночное время» — «подготовка документации и проведение практических занятий… Сдать зачет обязательно и занести в аттестационные документы…» Командир взвода управления назначался преподавателем этой школы, и ему было предписано подготовиться к занятиям.