— Конечно, я, — Айцуко пожала плечами. — С тобой все в порядке? О чем вы говорили с Чеоном?

— Он почти все время молчал и смотрел на меня так, будто сканировал мой мозг.

— А ты?

— А я делал то, что ты мне советовала. Стихи читал. «Я видел ее всего несколько раз, в минуты веселья и гнева. Струился огонь удивительных глаз, конечно, она королева», — процитировал он начало какой‑то неизвестной Айцуко поэмы. — Дальше хочешь послушать?

— Нет, — девушка остановилась, взяла его за руку и прижала ладонь Джошуа к своей щеке. — Что, все‑таки, он тебе сказал?

— Что я могу принести тебе беду, — произнес Джош. — Почему? Я не хочу тебе зла. А он назвал меня орудием демонов.

— Он сам орудие демонов. Я ошиблась, глупо доверившись ему. Джошуа, твои ампулы… там, в лаборатории, остались еще такие же?

— Да, много. А что?

— Нам придется сходить за ними.

— Но Фрэнк…

— Фрэнк меня не остановит. Он вообще пустое место. Ты только делай то, что я буду говорить, и у нас все получится. Я вспомнила, где раньше видела тебя, — без перехода сообщила она. — Во сне. Тысячу раз, наверное.

— Но, может, это был Тревер? — предположил Джош. — Мы с ним совершенно одинаковые.

— Не Тревер. Именно ты. Боги, Джошуа, да если бы мне показали сотню твоих зеркальных отражений, выстроив их в ряд, а ты был бы среди них, я и тогда сразу бы тебя узнала. Для дайонов внешнее значит так мало!.. — добавила она. — Пойдем домой.

«Домой»? По сути, никакого дома у Джоша не было, то, где он жил до сих пор, как на Земле, так и здесь, на Меркурии, едва ли можно было определить иначе, чем «временное пристанище». И похоже, в дальнейшем он был обречен стать вечным странником, неприкаянным скитальцем по множеству непохожих между собою, но равно чуждых ему миров. Клон, двойник, нечто противоестественное по самой природе, не человек и даже не киборг — андроид. Для кого он мог быть полностью «своим», где та земля, та раса либо племя, способные принять его? О чем говорить, если он и жить‑то может, лишь искусственно поддерживая свое существование?..

На сей раз Айцуко привела его не к Кангуну, а к себе — брат и сестра проводили друг с другом немало времени, однако, будучи вполне самостоятельными людьми, давно уже решили, что жить вместе совершенно ни к чему. Кангун остался в доме, прежде принадлежавшем их родителям, часть которого, правда, пришлось продать, а Айцуко снимала комнату у одинокой пожилой женщины, прекрасно относившейся к девушке. Айцуко редко с нею пересекалась, имея отдельный вход в свое жилище, так что ощущала себя совершенно независимой и свободной. В отличие от брата, она всегда стремилась придать своему дому приемлемый внешний вид, и Джошуа сразу понял разницу. Айцуко включила торшер, осветивший обитую цветастой тканью мебель, купленную в свое время на дешевых распродажах и приведенную в порядок руками самой девушки. У дальней стены комнаты был камин, по обе стороны которого располагались деревянные полки, заполненные множеством глиняных безделушек, эстампами и кухонной утварью.

— Замечательно, правда? — спросила Айцуко с заметной гордостью за свое пристанище. — Тебе нравится? Вижу, что да. Располагайся. Знаешь, тебе, наверное, в это трудно поверить, но у меня здесь нет никакой электроники, а ты едва ли представляешь, как можно без нее обходиться. Но дело в том, что некоторые дайоны просто несовместимы с электронными приспособлениями, поэтому у нас их немного или совсем нет. У меня, например, даже самый простой холодильник почему‑то взорвался сам собой, так что я больше не стала рисковать.

Джошуа приходилось сталкиваться с этой проблемой в Центре, где Фрэнк вечно ругался из‑за того, что при работе с дайонами искрят и выходят из строя высокоточные приборы, которые будто сходят с ума в присутствии аборигенов Чаши Богов. Вместо данных только что проведенных тестов на мониторах запросто могли появиться задумчивые барашки, мирно расхаживающие туда — сюда, или еще что‑нибудь столь же нелепое. Джошуа они нравились, но Фрэнку он о своих эмоциях благоразумно не сообщал. Зато охотно рассказал о таких несуразностях Айцуко.

— Судя по всему, вы — сильные телепаты, — предположил он. — Энергетическое поле дайонов плохо влияет на электронику. Знаешь, если бы я мог выбирать, я бы хотел родиться дайоном.

— Почему? — улыбнулась Айцуко.

— Вы очень открытые…

— Не все, — девушка покачала головой. — Может, раньше были. Люди стали холоднее. Ты — чужак, но в тебе больше «дайонского», чем в иных моих сородичах. Понимаешь, когда рождается ребенок, его душа — как большой стеклянный шар. Он смотрит сквозь него изнутри и видит неискаженный, настоящий мир. Но потом вокруг собирается много людей, и каждый пишет или рисует на стекле что‑то свое, и вместо настоящего мира остается лишь то, что начертано кем‑то другим. Чужие мысли и образы. Твой «шар» еще не очень испорчен, и это сразу ощущается, поэтому ты думаешь по — своему и чувствуешь более остро и сильно.

— Индивидуальный интеллект?

— Вот это как раз чужая, не твоя мысль, ее написал на твоем шаре другой человек.

Ну да, как и многие иные. Написал. Впечатал. Вбил в сознание.

— А мы издревле умели очищать свое сознание. Разгонять мысли, как ветер — облака на небе. Тогда меньше суеты и больше покоя. Человек оказывается немного над миром и собственной судьбой. Честно, мне жаль, что теперь мы столь многое потеряли. Когда прежде чужаки пытались захватить Чашу Богов, они приходили как враги, и с ними можно было легко справиться, да и хотели они всего только землю, на которой мы жили. Но потом они стали умнее и пришли как друзья… чтобы похитить душу дайонов и превратить нас самих в чужаков друг для друга. Вся эта техника… иные расы считают нас дикарями потому, что мы сами не строили турбопланы, флаймобили, не пользовались компьютерами. Они были столь «добры», что дали нам все это, но взамен… что‑то случилось с нами самими, Джошуа, и это не менее страшно, чем смерть наших детей. Мы стали слабее, потому что теперь каждый сам по себе. Чужаки для нас примерно то же самое, что андроиды для всех остальных. В них есть нечто… ненастоящее.

— Но нельзя же отгородиться от всей Галактики, Айцуко. Так не бывает.

— Раньше было, — она упрямо сдвинула брови. — И дайоны чувствовали себя счастливее, чем теперь. Мы отличались еще и тем, что из‑за «прозрачности» были как единое целое, один организм…

— Стая? — подсказал Джош.

— Нет, не стая. Рой. Рой, в котором каждому отведено свое четко определенное место, в зависимости от его личных особенностей. То есть в те времена я, например, раз у меня хороший голос, пела бы сколько душе угодно, а не мыла полы. А тот, кто понимает душу камней, был бы ювелиром, а не зарабатывал по — другому на жизнь. И еще мы «слышали», чувствовали друг друга на расстоянии до нескольких миль, представляешь?

— Здорово.

— Еще бы. Если бы это было так и дальше, то я бы успела…

— Успела — что?

Айцуко быстрым движением смахнула слезы с ресниц и отвернулась.

— Мои родители… они просто поехали отдохнуть. Произошла авария на пустом шоссе. Был сильный ливень, машину занесло — ты знаешь, у нас до сих пор эти древние машины, которые ездят по земле, а не летают… отец погиб сразу, а маму еще можно было спасти, она умерла через два часа, и за это время никто не пришел ей на помощь! Всего сотню лет назад я бы услышала ее… и Кангун… да любой дайон примчался бы сразу! Любой, кто оказался бы ближе к месту катастрофы! Но с тех пор, как появились средства связи, с проводами и без… и все такое… нетренируемый орган атрофируется, понимаешь? Мы потеряли способность чувствовать далеко, и еще многие другие. Все равно что отнять у человека ноги ради того, чтобы он ходил на красивых, блестящих, новеньких протезах! Вот что сделала с нами ваша цивилизация…

— Айцуко… — Джошуа всем существом чувствовал ее отчаяние и до сих пор не утихшую боль. Кольцо его рук сомкнулось вокруг тонкой фигурки девушки. — Пожалуйста, не плачь, не надо. Я не знаю, что делать, когда ты плачешь.