«Моя мать…» – думала Рози, глубоко расстроенная.

Она любила Катриону с Тетушкой, и все же, к ее собственному смятению, ей хотелось встретиться с матерью… Айкор объяснил ей, что они не рискуют напрягать обман присутствием ее семьи и будут ждать до последнего мгновения, поэтому Рози, благодарная за предоставленное оправдание, затолкала все вопросы о родителях в самый низ списка своих тревог.

Это оправдание, как и все прочие оправдания, утратит силу завтра.

Дыхание Рози изменилось, перестало быть ровным, и она поняла, что Пеони проснулась. Спустя мгновение она забралась в оконный проем к Рози, и обе уставились в темноту, которая успела сделаться не такой уж и темной. Заря двадцать первого дня рождения принцессы брезжила над дальним лесом, выхватывая из сумерек россыпь крыш и лежащий под ними луг, составляющие Вудволд. Вдалеке, справа от них, туманным серебром поблескивала река.

Утро началось точно так же, как для принцессы и ее фрейлины начиналось любое другое утро в Вудволде. Они по очереди воспользовались уборной и исходящей паром ванной, а затем удалились в гардеробную, где помогли друг другу с кружевами и лентами. Рози даже гордилась тем, что отточила навыки камеристки до проворства, которым удовольствовалась бы любая принцесса, – хотя и ворчала себе под нос, когда их применяла.

Горничная, которая принесла им завтрак, выглядела так, будто встала несколько часов назад и с тех пор трудилась не покладая рук. Она почти не задержалась, чтобы благоговейно поразглядывать Пеони, как всегда делали горничные, приносившие им завтрак, и едва ли не небрежно осведомилась, как принцессе спалось. Рози и Пеони ощущали внизу суету, переполох и волнение, хотя в защищенных чарами комнатах, отведенных принцессе, не могли их слышать. Рози отчасти сожалела, что им нельзя остаться на месте, пока… ну… возможно, если они останутся, прялка со смертоносным веретеном появится прямо тут и они смогут проделать все, что ни потребуется, без свидетелей.

Но она знала, что это невозможно, и понимала, что если просидит в этих двух маленьких комнатках, какими бы уютными они ни были, весь день, то сойдет с ума. Она вздохнула, и Пеони вздохнула тоже.

В дверь сдержанно постучали: прибыли люди, которым поручено сопровождать их вниз, в общие залы. Среди них были стражники, один-два мага и шесть, или восемь, или, возможно, даже десять фрейлин. Фрейлины хлынули в Вудволд, едва лишь их известили о счастливом назначении. Большинство с радостью подружилось бы с Рози как с лучшей подругой принцессы, вот только Рози их слегка побаивалась. Отчасти из-за того, что они с такой легкостью носили свои оборки и нижние юбки, а отчасти из-за того, что она никак не могла запомнить все их имена: похоже, их всех звали как-нибудь наподобие Кларалинды, Дульсибеллы или Сахариссы. Даже Пеони испытывала некоторые затруднения с тем, чтобы найти тему для беседы с ними: ни одна из них никогда не сидела с детьми, не собирала яйца и не носила три месяца подряд воду из деревенского колодца, после того как в их собственном утонула какая-то пакость.

Сегодня наконец-то должны были прибыть король, королева и три принца. Верховые сопровождающие уже подъезжали с вестью, что им осталось всего несколько часов пути. Первый из них бросился к ногам Пеони и жадно разглядывал ее – так в последние три месяца поступали многие. Пеони неизменно опускала или отводила глаза. Рози, поскольку она не являлась мишенью этих взглядов, могла насмотреться вдоволь – достаточно, чтобы понять, что она не может быть принцессой, попросту не может, и ей все равно, кто ее родители, где подобрала ее Катриона двадцать один год назад и что там говорит Айкор.

А сегодня настал день, которым она три месяца пользовалась как поводом, чтобы пока об этом не задумываться.

После сегодняшнего дня ее мнение не будет иметь значения.

Если она вообще останется жива и будет способна думать.

После того как человек, принесший известие, ушел, Рози с Пеони уставились друг на друга. Встречи, о которой он объявил, они обе страшились больше всего, сильнее даже, чем прялки Перниции с ее гибельным веретеном. Наверное, потому, что Перницию невозможно было даже вообразить, а король с королевой оставались людьми, отцом и матерью принцессы, родителями дочери, которую не видели более двадцати лет, с тех пор как ей сравнялось три месяца.

Все остальные тоже думали об этом и смотрели на Пеони.

– Я… Интересно, какими окажутся принцы? – дрожащим голосом выговорила Пеони, просто чтобы что-нибудь сказать, ответить на мысли окружающих. Упомянуть короля или королеву она оказалась не в силах.

– Младшие братья! – объявила Каллин, у которой было двое собственных младших братьев.

Она протолкалась сквозь стайку Кларалинд и Дульсибелл и взяла за руки Рози и Пеони. Из всех Прендергастов она была ближайшей к ним по возрасту – через шесть месяцев ей предстояло отметить собственный двадцать первый день рождения, а затем выйти замуж за одного из отцовских вассалов. Она окинула их обеих пристальным взглядом и разогнала фрейлин парой резких слов, которым некоторые из них охотно воспротивились бы, но не посмели (все изменится после этого вечера, когда принцесса подобающим образом воссоединится с семьей и можно будет благополучно обойтись без надменных дочерей сельской знати). Затем она отправила к своему суженому мальчика с сообщением, что он срочно ей нужен, и, по-прежнему удерживая принцессу и ее первую фрейлину за руки, утащила их на прогулку в парк.

Когда юноша нагнал их, побледнев и захлебываясь возражениями (принцессе не дозволялось и шагу ступить за двери без высокопоставленной и многочисленной свиты), Каллин задрала нос, не обращая на него внимания. Поскольку все безоглядно сосредоточились на предстоящем прибытии короля с королевой и подготовке к вечернему балу, небольшая компания благополучно добралась до сада: никто не попытался их остановить.

Рози предложила пойти к большим железным воротам. Она сказала, что они повернут задолго до того, как доберутся до стены, и жених Каллин, почти оцепеневший от отчаяния, обреченно согласился. Каллин, добившаяся своего, пыталась подбодрить юношу, нашептывая ему что-то на ухо. Рози взяла Пеони под руку, стараясь не брать в голову, что это потребовалось больше для поддержания ее собственного равновесия, чем для взаимного утешения. Она гадала, ощущает ли Пеони тоже странную непредсказуемую тягу, или же та имела какое-то отношение к тому, как магия вцепилась в нее, Рози, потому что она должна быть принцессой, но противится этому или потому что как раз ею и является. Это ощущение часто посещало ее в последние три месяца, но до сих пор ни разу под открытым небом при свете дня. Оно нередко составляло ей компанию в ночных бдениях у окна, рыскало вокруг, то появляясь, то исчезая снова, неугомонное и пытливое. Рози почти придумала ему вещественное обличье: оборванец, прихрамывающий и лохматый, молчаливый, но упрямый. Сегодняшнее его присутствие могло бы обеспокоить ее больше, но под синим небом, в окружении птиц, щебечущих на деревьях парка (и мелькающих время от времени оленей, которых шатры предупредили, что вскоре произойдет нечто, вероятно подразумевающее интересную человеческую еду), настроение поднималось, несмотря ни на что.

И именно так они и встретили королевское семейство со свитой, въезжающее в ворота, в то время как позади них, в стенах Вудволда, поднялась отчаянная суматоха, пока они бродили по парку.

– Где принцесса? – раздавались крики. – Они едут! Они уже за воротами! Где принцесса?

Рози сразу же увидела родителей, хотя они не слишком отличались от тех, кто ехал рядом: все были одеты просто, по-дорожному, и сидели в седлах так, будто не покидали их в течение многих недель. Возможно, король с королевой ехали в центре, ибо те, кто ехал сразу за ними, имели на лицах характерное выражение: не агрессивно-бдительное, но несколько напряженное, внимательное, настороженное. А затем Рози увидела за спинами родителей трех всадников поменьше и угадала в них принцев.