– Бриар-Роза… – повторила тетя. – Роза. Рози. Рози – хорошее имя для маленькой деревенской девчушки. Мы будем звать ее Рози.

В следующий раз, вскоре после прибытия второй племянницы Тетушки, Рози, королевский герольд появился в Туманной Глуши по куда более мрачному и тревожному поводу. В деревнях Двуколки услышали о происшествии на именинах принцессы от вернувшихся гостей – к счастью, никто не спросил Катриону, почему на то, чтобы вернуться домой, у нее ушло в два с лишним раза больше времени, чем на дорогу в столицу, – и теперь с беспокойством поглядывали на собственные прялки и веретена. Каждый дом в Двуколке имел хотя бы один инструмент для прядения. Ткачи в Дымной Реке платили звонкой монетой за хорошую нить, и лорд Прендергаст, как и большинство местных мелких землевладельцев, разводил овец.

Герольд привез распоряжение, что ни одно веретено, железное или деревянное, не должно иметь острия тоньше, чем указательный палец трехмесячного ребенка – столько как раз исполнилось принцессе в именины. И он помахал деревянным колышком, напоминавшим детский указательный палец. Катриона вздрогнула и без нужды поправила мирно спящую принцессу в новой перевязи. Малышка возмущенно застонала и вновь соскользнула в глубокий сон.

Тетя твердо сообщила, что всей деревне приказано прослушать объявление герольда, а значит вся деревня и должна там присутствовать, включая Катриону и Рози.

– Я понесу ее, если хочешь, но вам обеим следует там быть. – Она посмотрела на несчастное лицо Катрионы и добавила: – Подумай об этом, милая. Ни один здравомыслящий взрослый не оставит младенца в доме одного, и чего мы уж точно не можем себе позволить, так это привлекать к себе внимание, держась в стороне. В малютке нет ничего, что позволило бы заподозрить в ней кого-то другого, а не нашу Рози.

Катриона утешилась тем, что в толпе присутствовали еще несколько испуганных женщин с разновозрастными детьми на руках, а также тем, что рядом успокаивающе маячил высокий и надежный Бардер, протолкавшийся к ней, чтобы вместе выслушать объявление герольда. Этот вестник тоже уехал на следующий день, но накануне вечером в трактире никто ничего не праздновал.

Герольд привез и другую новость: король с королевой назначили потрясающую награду за любые известия о Перниции – о ее местонахождении, состоянии, планах и силах, в общем, о чем угодно, связанном с ней. Отряды королевских войск и группы королевских магов все еще прочесывали страну в поисках ее следов, но, насколько было известно герольду (и Тетушкиным малиновкам), так ничего и не нашли.

И не только они. Никто не вышел потребовать часть королевской награды. Никто не смог сообщить о том, где находилась Перниция до именин, где она сейчас и чем занимается. Никто. Никто из придворных фей и магов, входящих в число самых могущественных чародеев этой страны. Никто из авторитетных умов Академии. Никто из опасно своенравных фей из глуши, умеющих видеть сквозь камень, разговаривать с огненными змеями и слышать пение звезд.

«Перниция… – шептались люди. – Разве не так звали…»

Они слышали истории дедов и прадедов, пересказанные со слов уже их дедов и прадедов. Речь в них шла о злой фее с именем, похожим на Перницию, которая много поколений назад поклялась отомстить королеве их страны – королеве, обладавшей необычайно ясным зрением и удивительно даже для королевы неподвластной никаким магическим средствам.

«Ладно, – заявила ей Перниция (если так ее звали), – сейчас ты одолела меня. Но однажды я низвергну наследника твоих наследников и сокрушу твою страну потрясениями, пока ни единого камня не останется лежать на камне, куда он был положен человеческими руками, пока звери не спрячутся глубоко под землей у подножия гор, пока птицы не перестанут садиться на деревья, а с самих деревьев не опадут и листья, и плоды».

И злая фея, чье имя, возможно, звучало как-то похоже на Перницию, удалилась в неведомую чащу, где никто не мог ее найти, и расставила вокруг волшебных стражей, чтобы эта чаща казалась еще глуше, чем была на самом деле, и люди держались от нее как можно дальше, даже не подозревая, почему они так поступают. Как говорилось в этих рассказах, фея принялась упорно изучать способы, помогающие прожить дольше срока, отмеренного человеку, чтобы отомстить тогда, когда ей это будет удобнее всего, в полном расцвете собственной гордыни и ненависти, позволяющем ей насладиться местью. Возможно, она оказалась достаточно могущественна и злобна и сумела научиться этому, ведь говорят, что, если вы достаточно могущественны и злобны, способ найдется.

Но в этой стране было полно волшебных чащ, куда никто не ходил. И даже если бы вы туда пошли (будь вы даже самой умной феей или мудрым магом), вам вряд ли удалось бы увидеть или найти все, что там скрывается.

Эта страна была полна историй о феях, волшебниках и магии. Многие из них были просто сказками.

Но Катриона помнила слова маленькой феи: «О да, я знаю, кто она, но и не подозревала, что она так могущественна. Я надеялась, что этого не произойдет, – как обычно надеются, пока не грянет беда. Я надеялась, что годы лишили ее сил, многие годы, с тех пор как наша последняя королева…»

Если история о злой фее с именем, похожим на Перницию, была не просто сказкой и если эта Перниция вернулась из долгого изгнания, значит стране угрожала самая страшная опасность, с тех пор как с севера на нее нахлынули огненные змеи. Перниция едва не одолела королеву, когда давным-давно сражалась с ней, и добилась бы успеха, будь королева обычной королевой. А если Перниция узнала секрет долголетия, то долгие годы ожидания подходящей возможности она наверняка провела, обучаясь новым злодействам и лелея свою ненависть. Король Харальд отразил нашествие огненных змеев, но на землях Двуколки по-прежнему виднелись шрамы от столкновения: скалистые вершины холмов и глубокие овраги там, где шли битвы и змеи в ярости плавили почву, когда сработанные волшебниками доспехи войск Харальда выдерживали их удар. На что может пойти Перниция, чтобы разрушить и сломить всю страну?

Принцессу следовало уберечь не только ради нее самой, но и ради страны. Даже недовольные рождением принцессы коварные кузены короля, отправившиеся по домам, не выказывали желания вернуться ко двору теперь, когда она пропала. Принцесса была жива – исчезновение самой Перниции это доказывало. Но где бы ни спрятали принцессу король с королевой, ее следовало защитить. Герольды не делились новостями на этот счет, впрочем люди этого и не ждали. Об этом не стоило говорить вслух, ведь Перниция может услышать.

По всей стране, выслушав объявление герольда, все сразу же разошлись по домам, отрубили у своих веретен острые концы и сожгли их или откололи молотами и отдали местным кузнецам, которые бросили их в жаркое пламя горнов. Пряхи горестно смотрели на искалеченные веретена и привыкали к более коротким и толстым. Запасы ниток у ткачей тем временем истощались. Позднее пряхи и ремесленники принялись изобретать новые веретена и новые способы наматывать на них нить и сматывать ее. Со временем в смеси гнева, страха и негодования вкупе со смутным, но искренним желанием выказать поддержку королевской семье родился новый вид искусства: резьба по навершиям веретен.

Началось все с грубой обработки обрубленных концов, которые резали глаза своей неправильностью. Веретена приспособили к тому, чтобы легко снимать их с прялок, – так проще было пробовать ту или иную форму, подправлять ее, переделывать и испытывать снова. От железных веретен отказались вовсе. Затупленные веретена сделались интересны сами по себе. Люди с той же увлеченностью спорили о том, из какого дерева получаются лучшие веретена, с какой обсуждали луки или рукоятки инструментов.

Со временем новый вид веретен из неизбежной уступки новым обстоятельствам сделался единственно возможным порядком вещей: вместо небрежного обстругивания их стали замысловато украшать. Веретено превратилось в волчок, округлую шляпку размером с ладонь, сужающуюся к изящному стержню не тоньше, чем указательный палец трехмесячного ребенка. На опорах прялки появились небольшие петли, куда концом вниз втыкали веретена, когда те не были нужны. На дверных косяках и каминных полках проросли такие же петли для ручных веретен. Пряхи стремились каждый раз доводить работу до конца, чтобы выставить напоказ освободившиеся веретена. Широкие затупленные концы веретен с ножных прялок украшались особенно искусной резьбой.