Несколько поколений спустя веретена-волчки ручной работы сделались самым распространенным свадебным подарком: считалось, что они привлекают удачу и предвещают здоровое потомство жениху с невестой. Веретена с особенно изящной резьбой заботливо передавались по наследству. В ближних странах люди, насмотревшиеся на веретена, которые их соседи начали возить с собой на счастье, приспособили собственные прялки к тому, чтобы на них тоже можно было использовать веретена с красивой резьбой, и веретена-волчки стали одной из существенных статей экспорта королевства. За его пределами никто как будто не мог научиться этому ремеслу, хотя многие пытались. Но даже в краях, где никогда не видели резного веретена-волчка, люди, если речь шла о чем-то очень дорогом для них, говорили: «Хорош, как славное веретено-волчок».
Но это все произошло много позже. Пока Тетушка отправляла в очаг острие своего веретена и проталкивала его кочергой поглубже в огонь, Катриона сняла талисман, который по-прежнему носила спрятанным под одеждой, и сжала его в ладонях. Потревоженное пламя вспыхнуло ярче, жаркий красный свет упал на талисман, тот тоже засиял, и девушка едва не выронила его, словно он вдруг превратился в цепочку углей и мог ее обжечь. Она вспомнила, как он пульсировал у нее под пальцами в день именин принцессы. С тех пор он лежал тихо. До этого момента. Огненный свет мерцал в унисон дрожи под ее пальцами, и талисман сверкал по всей длине, даже там, где на него падала тень от ее рук.
– Думаю, – проговорила Катриона медленно, – думаю, я больше не буду тебя носить.
Она подняла голову и увидела, что Тетушка смотрит на нее, по-прежнему сжимая в руке кочергу.
– Я дам тебе что-нибудь, чтобы его завернуть, – предложила та.
Катриона понимала, что она имеет в виду что-нибудь способное спрятать талисман от волшебного зрения. В нише, расположенной высоко в дымоходе, стояла небольшая железная чашка на трех коротких ножках, похожая на миниатюрный котел. Обычно в нее прятали от любопытных глаз мелкие волшебные вещицы, но сейчас она пустовала. Катриона подтащила к очагу табуретку, встала на нее и дотянулась до ниши с чашкой. Тетушка протянула ей белую тряпицу. Укладывая на нее талисман, девушка ожидала, что ткань почернеет и обуглится, но этого не произошло. Она тщательно обернула талисман тряпицей и в два витка уложила тонкий сверток внутри чашки, чтобы он лежал плоско.
– Закрыть его железом? – спросила Катриона.
Тетушка задумалась.
– Нет, – решила она, чуть помешкав. – Не думаю, что в этом доме утечка будет заметной. Пусть бедняжка дышит. Такого рода вещице будет приятнее, если она сможет приглядывать за нами.
– За Рози, – уточнила Катриона.
Местный главный священник явился и важно осведомился об именинах и посвящении Рози. Тетушка приготовилась к его визиту и держалась с ним вежливо, чего нельзя было сказать о Катрионе. Дабы избавиться наконец от неуместного потока приглушенных возражений, который служил единственным вкладом племянницы в беседу, и без того неловкую, тетя отослала ее с выдуманным поручением. Недовольство Катрионы отчасти объяснялось тем, что главный священник Двуколки был напыщенным ослом (Двуколка была слишком глухим местом, чтобы в ней был собственный епископ). Однако даже самый елейный и умудренный опытом священник, каковым главный священник Двуколки не являлся, никогда не сумел бы непринужденно общаться даже с самой кроткой и наименее деятельной профессиональной феей, каковой, в свою очередь, не являлась Тетушка.
Это было не самым простым призванием – служить священником в стране, где магия буйствовала повсеместно, раздражающая и неутолимая, а богов считали своего рода сверхфеями, – вот только вы никогда их не встречали и не видели конкретных свидетельств тому, что, по утверждениям священников, они сделали для вас. Возможно, именно из-за неистовой повседневности магии в этой стране ее уроженцы редко соглашались потратить сколь-нибудь существенное время на размышления о том, как зародился мир и для чего или почему люди – это люди, а не палочники, или какие-нибудь водоросли, или еще что-то из обычного спектра религиозных рассуждений. Дабы удержать человека от того, чтобы избить соседа и украсть у него землю, деньги или дочь, здесь долгими веками прививалась уверенность, что так поступать нехорошо, с чем столько же веков соглашалось сильное правительство. А для исступленных видений можно было противозаконно наесться рыбы.
Тетушка предполагала, что религия проникла к ним из какой-то другой, менее волшебной страны и ее миссионеры, хотя и были крепкими ребятами, всегда готовыми сокрушать неверующих, так никогда и не приспособились к своеобразным местным условиям. Поэтому, хоть им и удалось возвести своего рода неуклюжий управленческий настил, он, условно говоря, так и не обзавелся собственными стенами и крышей, взамен украсившись местными архитектурными традициями. За несколько поколений священники, благодаря определенным интригам магов, отчасти укрепились на земле, но с феями они по-прежнему вели себя словно масло и вода.
Катриона вернулась, выполнив поручение, и обнаружила, что Тетушка уже проводила гостя и теперь забавляла Рози, покачивая на цветном шнурке крошечный божий амулет, которым одарил ее священник. Рози сидела на полу и пыталась его поймать (время от времени падая).
– Феи-крестные могли бы стать неплохим шагом к перемирию между нами, – задумчиво заметила Тетушка. – Жаль, что возможный прецедент обернулся такой катастрофой.
– Он просто хочет денег! – заявила Катриона, возмущенная тем, что Тетушка согласилась на вторые (сокращенные) именины для Рози, как будто кому-то не хватило первых.
Тетушка вздохнула. Священник не был приятным собеседником, и общение с ним стоило ей головной боли.
– Да, конечно хочет, но он потратит их на покупку пищи и дров для тех, кто в них нуждается. Не беспокойся, я уже объяснила ему, что моя сестра успела посвятить Рози до того, как умерла. Повторять над ней еще раз слова никто не будет.
(Со сверхфеями стоило вести себя осторожно, на случай если их магия чем-то похожа на обычную, где повтор одного и того же заклинания дважды может привести к серьезной беде.)
– Но я не могла себе позволить чересчур упорствовать. А вдруг он попытается найти предполагаемого священника моей предполагаемой сестры, чтобы убедиться, что обряд состоялся? Священники связаны друг с другом лучше, чем малиновки.
Катриона сдалась, хотя и с явной неохотой.
Священник Туманной Глуши заслужил свое звание и некоторое невольное уважение, даже у Катрионы, ухаживая за больными и неимущими, но побаивался Тетушки, как будто религия и магия могли рикошетом отразиться друг от друга и причинить вред невинным свидетелям. Хотя он был готов исполнить свой долг для каждого из прихожан, вплоть до втирания освященных трав и масел в, возможно, воспламеняемые лбы младенцев, связанных с Тетушкой узами крови, он определенно не собирался лезть из кожи вон, уговаривая ее. После начальственного визита он испытывал слишком явное облегчение, что ему не придется проводить сам обряд, и принял обещанную плату за внесение Рози в церковные книги Туманной Глуши рукой, которая дрожала лишь самую малость.
Рози, присутствовавшая при этом соглашении, благосклонно улыбнулась ему и подергала бы священника за положенную ему косицу, если бы тот не успел ее вовремя отдернуть, предложив взамен шнурок от своего капюшона. Малышка с восторгом в него вцепилась и с каждым рывком издавала негромкий счастливый лепет.
– Она звучит как одна из ваших малиновок, – заметил священник, подумав, что этого ребенка трудно не полюбить, с кем бы он ни состоял в родстве.
– Только не тогда, когда она чего-нибудь хочет и считает, что не получила желаемого достаточно быстро, – суховато отозвалась Тетушка.
Рози росла крепкой и сильной, упрямой и любознательной и проявляла беспредельные энергию и настойчивость, означавшие, что, требуя по малости лет постоянного присмотра, она была для Тетушки и Катрионы сущим наказанием.