Вертолет опустился в центре лагеря, вызвав бурю негодования у целой своры собак. Дягилев бросился открывать дверцу, я пошел за ним, а Березкин остался на месте, загораживая своей массивной фигурой дорогу к хроноскопу. Пилот и штурман, летавшие с нами в Долину Четырех Крестов, уже знали эту его манеру и, проходя мимо, только улыбнулись. Но Дягилев, как радушный хозяин, постарался вытащить моего друга из вертолета. У него ничего не получилось: оказалось, что Березкину немедленно, сию же минуту необходимо осмотреть хроноскоп. Я незаметно дернул Дягилева за куртку и поманил за собой. Сообразив, в чем дело, он первым выскочил из вертолета. Я спустился следом и, к своему величайшему удивлению, очутился в объятиях Рогачева, своего давнего знакомца еще по комсомольской работе в университете.

— Прилетел, старик! — говорил Рогачев, радостно хлопая меня по плечам. Молодец, одобряю. Ребята сомневались, а я говорю-не подведет! Нашенской закалки товарищ.

— А ты? Ты как тут очутился?

— Я очутился! — Рогачев расхохотался. — Я-голова над всеми отрядами… Но ты порадовал меня, старик! Прошу ко мне — располагайся!

Березкин присоединился к нам часа через полтора- о приближении его к палатке возвестил дружный лай собак, — и мы втроем отлично провели вечер за кружками разбавленного водою спирта, вспоминая студенческие годы, наши казавшиеся такими важными заботы, всякие споры-разговоры…

Утром мы отправились осматривать храм коссов- «земляных людей» древних легенд.

— Я не буду мешать вам, старики, — сказал на прощанье Рогачев. Отчетность у меня. Орлы введут вас в курс… — он кивнул на Дягилева и Павлика.

Вход в подземелье археологи тщательно заделали, чтобы туда не проникал теплый дневной воздух и не подтаивали стенки. Его открыли при нас. Я увидел черное угловатое отверстие, из которого несло сырым холодом.

— Подтаивать начинает, — озабоченно сказал Дягилев.

Он зажег фонарь и ловко спрыгнул в подземелье. Я последовал его примеру. Мрак в подземелье был настолько густой, что сильный луч фонаря тонул в нем, не доходя до противоположной стены; впрочем, это могло объясняться размерами подземелья. Я оглянулся. Свет, проникавший через входное отверстие, смешивался с мраком, становился серым и терялся в двух шагах от входа. Дягилев направил луч фонаря на наружную стенку.

— Часть ее искусственная, — пояснил он. — Коссы тщательно замуровали вход в подземелье, а мы вскроем его, разрушим перемычку. Подземелье пострадает, потому что подтает мерзлота, но мы успеем все изучить.

Дягилев вновь направил фонарь в глубь подземелья:

— Смотрите.

Луч света вырвал из темноты гигантскую уродливую голову. Непрошеные мурашки пробежали у меня по спине. А луч медленно полз вниз. Голова исчезла во мраке, но зато теперь я видел плотное туловище со сложенными на животе руками.

— Идол, — сказал Дягилев.

Свет фонаря скользнул на пол, и в луче его неожиданно засеребрилась лежащая фигура.

— Собака. Их тут две. Мы вылезли из подземелья.

— Начинайте, — сказал Дягилев своим помощникам. — Сносите перемычку.

Часа через три на месте узкого отверстия уже зиял широкий вход, и впервые за несколько столетий дневной свет залил все подземелье. Оно имело в длину около четырнадцати метров, в ширину — около шести, а в высоту достигало трех с половиной; стены, пол, потолок-все было тщательно выровнено, все выступы сбиты; лишь в двух местах мы обнаружили натеки, но они наверняка возникли позднее, уже после того, как коссы замуровали подземелье.

Идол стоял посередине храма. Голова идола почти упиралась в потолок, и, следовательно, в высоту он достигал по крайней мере трех метров при размахе в плечах полтора метра. Он был вырублен сидящим на скрещенных ногах, в позе, принятой для изображения святых у многих азиатских народов. Лицо у идола было широкоскулым, с тяжелым массивным подбородком, опущенным на грудь, — глаза прорезаны косо, как у людей монголоидной расы. Смотрел идол прямо на север, в сторону моря. У ног его лежали две собаки размером с некрупного медведя, но не вырубленные» из мерзлого грунта, как сам идол, а настоящие. Иней покрывал их настолько густым слоем, что они казались сказочными. Под струями теплого воздуха иней начал сворачиваться, таять, и вскоре красивые серебряные псы превратились в трупы самых обыкновенных северных собак. Собаки эти были убиты коссами и уложены так, словно дремали у ног своего повелителя идола.

Тщательнейший осмотр подземного храма позволил нам сделать еще одну находку-небольшой каменный топор, насаженный на деревянную рукоятку.

Все археологи, изучавшие и снимавшие на кинопленку, своеобразный подземный храм, были в приподнятом настроении, оживленно делились своими впечатлениями, а мы с Березкиным с каждой минутой становились все мрачнее' и мрачнее. «Конечно, интересно присутствовать при научном открытии, — думалось нам, — но при чем тут хроноскоп и при чем тут хроноскопия?» Нам казалось, что Дягилев напрасно пригласил нас сюда, зря надеялся на нашу помощь, и поэтому чувствовали мы себя неловко.

Дягилев подбежал ко мне и крепко стиснул мою руку.

— Вот, — сказал он, — теперь никто не посмеет отрицать, что «земляные люди» существовали. Другие племена, наверное, уже не раз находили храмы с идолами.

— На вашу долю выпало высшее счастье — предугадать научное открытие, ответил я Дягилеву. — А теперь вы узнали, почему коссов называли «земляными людьми» и почему считали их гигантами — легенды спутали самих коссов с их трехметровыми идолами.

— Да, но очень многого я еще не знаю, — перебил меня Дягилев. — Я не знаю, откуда пришли коссы и куда ушли. Я догадываюсь, что двигались они с юга на север, пока путь им не преградил Ледовитый океан. Но что заставляло их переселяться в суровые, неудобные для жизни места? Борьба с другими племенами? С какими? И почему они все время отступали, они-умевшие вырубать подземные храмы в мерзлой породе и трехметровых идолов? Я не знаю, какая судьба постигла коссов: перебили их предки чукчей и юкагиров или бежали они еще дальше на север и нашли гибель во льдах? Я не имею понятия о внешнем виде коссов, о их быте…

— Не все сразу, — сказал я. — Вы на правильном пути и когда-нибудь раскроете тайну коссов до конца.

— Но хроноскоп? Разве он не сделает это немедленно?

Я хотел объяснить Дягилеву, что на хроноскоп мало надежды, но заметил, что Березкин бежит к вертолету, отмахиваясь каменным топором от наседавших собак.

— Одну минутку, сейчас узнаю, в чем дело, — сказал я Дягилеву, хотя сразу же понял, что Березкин решил рискнуть и подвергнуть топор хроноскопии.

Когда я влез в вертолет, Березкин уже колдовал у хроноскопа, что-то бормоча себе под нос.

— Закрой дверь, — потребовал он. — И никого не впускай.

Экран засветился не сразу, но когда он все-таки засветился, мы увидели невысокого тощего человечка, постукивающего топориком по бесформенной бурой массе.

Для нас в этом уже не было ничего неожиданного: фигура человека была предусмотрена заданием, а его физические данные хроноскоп определил, очевидно, по характеру деформаций на каменном топоре.

С разрешения Березкина я пригласил Дягилева, и мы повторили задание.

— Вот и все, что пока удалось увидеть, — сказал я. — Нет подходящих объектов для хроноскопии. Дягилев не обратил внимания на мои слова.

— Вырубают идола, — определил он. — Очень интересно, Значит, посередине подземелья они оставляли столб, а потом трудились над ним.

Березкин выключил хроноскоп.

— Зачем вы? — удивился Дягилев.

— И без хроноскопа об этом можно догадаться, — сухо ответил Березкин. — Да, оставляли столб и вырубали идола.

Березкин ушел и вскоре вернулся с пилотом. Вертолет поднялся в воздух и опустился у входа в подземный храм.

— Подвергнем хроноскопии плиты, которыми был заделан вход, — сказал Березкин.

На этот раз к хроноскопу были допущены все члены отряда, и даже Рогачев, забросив отчетность, пришел к подземелью.