— И я тоже, — говорит леди Чаттерджи. — Меня и на сегодня приглашали вместе с остальными попечителями Технического колледжа, но я сказала, что сегодня не могу, так что тоже буду на втором вечере.
— Значит, поедем вместе? Отлично. Ну а пока, сэр, скажите, заметили вы, что здесь совсем не осталось англичан?
— Все поехали к Роджеру?
— О нет. Из тех ваших соотечественников, что были здесь нынче вечером, там будут только мистер и миссис Григсон и ее приятельница. Григсоны — высшая категория. Остальные англичане, которых вы видели, — низшая. Роджер окрестил их «десятниками». Он, говорят, и «Джимкхану» прозвал «Клуб Десятника». Один из этих «десятников» как раз и вылил ночные горшки в бассейн. После чего какому-то его приятелю взбрело в голову устроить небольшое «дивали» — пародию на наш праздник огней, и они достали свечей, прилепили их на дно ночных горшков, зажгли и пустили плавать. Кое-кто из бывших при этом членов-индийцев заявил протест секретарю, а один из них, помоложе и покрепче, заявил протест непосредственно джентльменам, придумавшим себе такое веселое развлечение на наш счет. Но те пригрозили бросить его самого в бассейн, притом в выражениях, которые я не могу повторить. Я, ни в чем не повинный свидетель, расценил всю ситуацию как в высшей степени любопытную. Это был образчик английских клубных забав, о которых многие из нас слышали из вторых и третьих рук, а мне еще невольно вспомнились студенческие шалости в колледже. Однако данное безобразие не было студенческой шалостью. Ну да, они были пьяны, но не забудьте — in vino veritas[15]. Просто у них тормоза не работали. Простите, Лили, я вижу, вам эта тема неприятна. Давайте пригласим сюда полковника Варму с женой?
Полковник — длинноногий, гибкий мужчина, а его жена — изящная, гибкая женщина, и индийскую одежду она, похоже, носит скорее ради театрального эффекта, чем для удобства или из принципа. Прикрывается миссис Варма и тонкой скорлупкой почти мужской жесткости, некогда отличавшей внешность английских военных жен. Какой трепет она, должно быть, вселяет в нежное сердце каждого новоиспеченного офицерика! Ум у нее острый и ранить может так же больно, как парадная сабля ее мужа. Сегодня он, положим, в штатском. Они собираются в кино, на десятичасовой сеанс, — в английское кино «Эрос», а не в индийский «Маджестик». Разговор заходит о Париже, потому что фильм — из парижской жизни. Сюжет, говорят, ерундовый, но операторская работа интересная, а потом муж и жена встают, прощаются. Пора по домам, и Лили уходит напудрить нос.
— Пока ее нет, — говорит мистер Шринивасан, — я могу вам кое-что показать. — И ведет гостя в зал с черно-белым полом, где в стене, между двух буйволовых голов, есть дверь красного дерева с медной ручкой. Как буйволы, так и дверь снабжены надписями. Первого буйвола преподнес клубу майор У. А. Тиррел-Смит в 1915 году, второго — мистер Брайан Ллойд в 1925-м. А на эмалированной дощечке на двери всего одно слово: «Секретарь». Мистер Шринивасан стучит и, не услышав ответа, отворяет дверь, включает свет. В небольшой комнате со стареньким шведским бюро царит запустенье. — Как первый секретарь-индиец клуба «Джимкхана», каковую должность я исполнял с 1947 по 1950 год, — говорит мистер Шринивасан, — я, надо полагать, имею право входить сюда без спроса, — и подходит к шкафу, в котором целая полка ветхих книг отмечает различные стадии в административной истории клуба. Среди них несколько томов, переплетенных как конторские книги, на корешках золотом вытиснено «Члены клуба», а пониже, черным, — две даты.
— Вот это может вас заинтересовать, — говорит он и достает том с пометой 1939–1945.
Страницы разлинованы голубым по горизонтали и красным по вертикали, чтобы разграничить столбцы, где значатся дата, имя члена клуба и имя его гостя.
— Вам могут попасться здесь имена членов-индийцев, — поясняет мистер Шринивасан. — Их немного, и все это, конечно, были офицеры на службе у короля-императора. Эти господа являлись сюда только поиграть в теннис. Когда офицеры этой категории стали появляться в Майапуре, комитет оказался в довольно-таки затруднительном положении. Офицеры здешнего гарнизона всегда могли стать членами клуба. Им даже вменялось в обязанность платить членские взносы, независимо от того, бывали они в клубе или нет. И не пустить их сюда, если это были индийцы, было нельзя, это значило бы оскорбить мундир английского короля. В 30-х годах поговаривали о том, чтобы основать еще один клуб, а «Джимкхану» сохранить только для старших офицеров, тогда сюда, вероятно, не удостоился бы попасть ни один индиец. Но на это не нашлось денег. И офицеры-индийцы сами разрешили эту проблему — ограничили свои посещения клуба теннисными кортами. Они не купались в бассейне, в бар заходили редко, не обедали здесь никогда. С той и с другой стороны находились соответствующие оправдания. Индиец мог притвориться трезвенником — так стоит ли ему приходить в клуб, раз он не может полностью участвовать в клубной жизни? Англичане принимали такую отговорку как вежливый, чисто джентльменский способ не упоминать впрямую, что жалованье индийские офицеры получают меньше, чем англичане в том же чине, а потому и не пытаются с ними тягаться. Если индийский офицер был женат, все выглядело еще проще. Англичане всегда исходили из предпосылки, что индианки терпеть не могут появляться в смешанном обществе, и женатый офицер-индиец появлялся здесь еще реже, чем холостые: ему, видите ли, интереснее сидеть дома с женой.
И право же, это не причиняло особого беспокойства ни той ни другой стороне. Индиец, добиваясь офицерского звания, знал, на что идет. Обычно ему было достаточно сознавать, что забаллотировать его по национальному признаку здесь не могут, англичанам же было достаточно знать, что даже если он появится в «Джимкхане», то долго там не засидится. Ну и конечно, если бы возникли отдельные трения, можно было не сомневаться, что какой-нибудь английский генерал живо все уладит. Лишь когда началась война и гарнизон пополнился не только новыми офицерами-индийцами, но и англичанами — офицерами лишь на время войны — только тогда комитету пришлось собраться и выработать официальное правило. И тут, понимаете, решение подсказал трезвый анализ сложившейся обстановки. Во-первых, приток офицеров превышал физические возможности клуба. Во-вторых, новые офицеры не только имели временное звание, но и сами являлись как бы временными, в том смысле, что их в любой день могли перевести в другое место. И среди них, конечно, были люди, в гражданской жизни занимавшиеся самыми разнообразными профессиями, вплоть до таких, что они, как бы это сказать, могли помешать им чувствовать себя в здешней атмосфере свободно. Так что комитет впервые был вынужден подумать о том, как закрыть доступ в клуб не только индийцам, но и кое-кому из собственных соотечественников. Мы, не претендовавшие на членство, из-за кулис наблюдали их колебания с величайшим интересом. Правило, выработанное комитетом, являло собой великолепный чисто английский компромисс. Сводилось оно к следующему; на то время, пока длится война, будут приняты особые меры, чтобы открыть двери клуба для максимально возможного числа офицеров. С этой целью обязательная уплата членских взносов отменяется для всех, кроме кадровых офицеров, и вводятся два новых типа клубного членства. Временным офицерам предлагалось на выбор либо «специальное членство», предполагавшее уплату членских взносов и рассчитанное, конечно, на привлечение людей воспитанных, умеющих себя вести, либо «временное привилегированное членство», которое давало временным привилегированным членам право пользоваться клубом лишь в определенные дни недели и могло быть аннулировано без предупреждения. Этот последний пункт как будто отражал понимание комитетом временного характера пребывания офицера в городе в связи с военным временем. На самом же деле он давал возможность закрыть доступ в клуб любому офицеру этой категории, уронившему себя недостойным поведением. Привилегированный временный член должен был платить по счетам наличными, кредит ему не открывали. Кроме того, с него взимали сбор за пользование рестораном и так называемый сбор на поддержание клуба — за пользование бассейном и теннисными кортами. Ему разрешалось приводить только одного, «апробированного» гостя с уплатой дополнительного ресторанного сбора. «Апробированный» официально означало санкционированный комитетом, но фактически означало также — одобренный непосредственным начальником данного офицера, а тот, конечно же, разъяснял своим юным балбесам подчиненным, надевшим мундир только в виду чрезвычайного положения, каких именно гостей можно приводить в клуб. Официально это служило гарантией от появления в клубе неподобающего типа женщин. Неофициально это означало запрет приводить индианок и англо-индианок, а также индийцев и англо-индийцев, если только предполагаемый гость сам не был офицером на службе Его Величества. И стоимость одного вечера в клубе была повышена до такого уровня, что чаще одного раза в месяц офицер военного времени не мог позволить себе такое удовольствие, если только не имел средств помимо жалованья. То был период, когда процветал отель Смита. Процветал и военный ресторан, и, разумеется, Майапурский индийский клуб. Китайский ресторан у европейского базара нажил состояние, в кино «Эрос» надо было покупать билеты за два-три дня. Что касается старого «Джимкханы» — что ж, кое-какие неприятные эпизоды он пережил, но в общем сумел сохранить атмосферу и социальной, и национальной исключительности.
