– При огневом контакте, товарищ командир отряда, мой взвод уложил с десяток карателей. Они, бисовы дети, подобрались метров на сорок. Из траншеи наблюдатели углядели: посередь трупов один шевелится. Санитары к нему еще не подобрались, а мои ребята подобрались. Унтер-офицер, пораненный, помирал, но показал: действует карательный батальон, подтягивают артиллерию, в резерве еще рота, ее подбрасывают на машинах. Наблюдатели углядели: из машин выгружаются автоматчики, пулеметчики. Поэтому командир роты послал меня к вам. Предупредить: новые атаки могут оказаться сильней…

«Предупреждает, – подумал Скворцов. – Но решение принимать буду я. Точнее: решение я уже принял».

– Ну, а с унтером что? – спросил Емельянов.

– Помер, бисов сын, – сказал Стецько.

Скворцов сказал:

– Наверное, скоро будет атака. Отобьем ее и будем выходить из окружения. Сигнал для отхода – три красных ракеты… Так, комиссар?

– Так, – сказал Емельянов.

Новожилов ничего не сказал. С решением Скворцова не согласен, но выполнять его будет неукоснительно, таков уж начштаба. Все произошло, как и предполагал Скворцов: снова была артподготовка, за ней – атака автоматчиков. Снарядов и мин немцы положили побольше, чем прежде, и натиск автоматчиков был покруче. Кое-где они вклинились в оборону, захватили отдельные участки первой траншеи; однако вглубь их не пропустили. Не пропустили… Еще одна такая атака, и каратели прорвут оборону. Силы их превосходящие, нужно трезво оценивать обстановку. Воняло порохом, горел кустарник, стлался дым, с южной стороны не смолкала перестрелка, где-то слева, совсем поблизости, лаяли и рычали овчарки. Не дожидаясь донесений от всех рот и взводов, Скворцов выпустил три ракеты, – дымно-красные дуги повисли над командным пунктом и первой линией траншей, как бы связав их.

– Пошли! – скомандовал Скворцов и поспешно зашагал по траншее, за ним Емельянов, Новожилов и связные. Дошагали до изгиба, вылезли из траншеи, тропой мимо воронок, ям и луж побежали к кустам и молоденькому ельнику. В ельничке к ним примкнули разведчики, а потом и вся группа у поворота на Гнилые топи примкнула к первой роте. Рота двигалась ускоренным шагом, гуськом. Командир, пропустив свое подразделение, доложил Скворцову:

– В заслоне ручной пулемет и два гранатометчика.

Этот ручной пулемет слышали – бил и бил короткими очередями, словно прощаясь с отходившими. Нет, прощаться не надо. Прикрыв отход, надо самим оторваться от противника и уйти. Сумеют ли? И другие пулеметы прикрытия были слышны Скворцову. Справа, за багульником, промелькнула коновязь и брошенная землянка с распахнутой настежь дверью, как с раскрытым в крике ртом. Потом потрескивание сучьев сменилось чавканьем болотной жижи, но автоматы трещали по-прежнему, пули свистели. Каратели шли по пятам. Надо оторваться, шире шаг! Впереди, сбоку и сзади Скворцова, обгоняя или отставая, шагали партизаны, и он, знавший каждого в лицо, не каждого находил в цепочке. Подумал с горечью: «Поредела рота». Поредела: некоторых тащили на плащ-палатках, вели под руки. Раненые. А убитые? Был категорический приказ по отряду: убитых партизан немедля хоронить или же уносить с собой, ни в коем случае не оставлять на поругание врагу. Убитых не несут, значит, захоронили– хотя бы и наспех. В овражке, поросшем тальниками, Скворцов остановился. Сердце колотилось, пот стекал со лба. Утерся. Осмотрелся. Отсюда, через заросли, и дальше, по осоке, по камышам, – путь на Гнилые топи. Стрельба не прекращалась, за оврагом ухнули гранатные разрывы. К Скворцову подошли Емельянов и Новожилов, чуть позже со второй ротой прибежал запыхавшийся, потный Павло Лобода. В тальниках скопилось много народу, надо рассасываться.

– Роты поживей проводите через топи, – сказал Скворцов. – Начальник штаба возглавит. Так?

– Есть, товарищ командир! – Новожилов невозмутимо почтителен, но Скворцову понятно, как дается это Эдуарду: предпочел бы остаться в овраге, с прикрытием.

– Новожилов, возьмешь с собой часть разведчиков. Остальные вместе со взводом Стецько будут у оврага прикрывать отход. Мы с комиссаром будем здесь.

– Я тоже останусь с разведчиками здесь. – В голосе Лободы не просьба, а утверждение;

– Останешься, – сказал Скворцов. – Заляжем вон там, на холмике, за елками.

Один за другим партизаны исчезали в тальниках, с холма было видно, как за ними смыкались ветки. Живей бы, шире бы шаг! Каратели вот-вот появятся. С холма, из-под елей, овражек просматривался из края в край; группа Скворцова расположилась полукругом, позиция неплохая. В тальниках взорвались гранаты, там замелькали немцы с собаками. С холма открыли огонь. Скворцов нажимал на спуск автомата, улавливая его нетерпеливую дрожь. Порядок? Будто кто-то щелчком сбил с него шапку. Он поднял ее со мха, повертел: дырочка у самого верха. Пробита. Пулей. Сантиметром ниже – и в башку бы. Вот тебе и огневой контакт! Он нахлобучил шапку, приладил автомат на локте и выпустил очередь.