Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

6

– Фашисты, товарищ лейтенант! – прокричал Лобода.

Голос его прозвучал в блокгаузе неестественно громко: снаряды и мины не взрывались, слышна отдаленная пулеметная пальба. Скворцов приник к амбразуре. Так и есть. В кустарнике и на лугу перед железнодорожной насыпью – серо-зеленые цепи.

– По местам! – скомандовал Скворцов. – Подпустить поближе и стрелять по моей команде!

Рваный дым от горящей сосны прикрыл амбразуру, когда же дымовая кисея приподнялась, раздернулась, немцы будто выросли, укрупнились. Идут убыстренным шагом, кое-кто и бежит…

Зубы стиснул так, что ныли желваки. Рукоятки «максима» стиснул так, что суставы пальцев немели: сам встал к пулемету, командир-станкач обиженно сопел над ухом. И вдруг, ни с того ни с сего, Скворцов подумал о том глупом, маленьком, живом мышонке, что глазел на него сегодня ночью, – что с мышонком, видать, погиб, маленький и глупый. А немцев отсюда, с бугра, сверху вниз, резануть очень сподручно, устроим огневой мешок: подпустим поближе и ударим из блокгаузов слева и справа. Выдержали бы нервишки у Брегвадзе, не открыл бы огонь раньше срока. Скворцов решил: открою огонь, когда немецкие цепи достигнут рубежа, – три пенька в линию, метрах в ста. Но Брегвадзе упредил-таки, не хватило выдержки: из амбразур правофлангового блокгауза, из соседних окопов вырвались вспышки выстрелов, передняя цепь остановилась – кто упал, кто, стоя, стрелял из автомата. И Скворцов скомандовал:

– По захватчикам – огонь!

И выпустил длинную очередь, поведя пулеметным рыльцем справа налево, выкашивая цепь. Повел слева направо. Лента ползла, гильзы сыпались под ноги. Пулемет выплевывал очередь за очередью, заставляя Скворцова трястись вместе с собой. Первая цепь – валились замертво, залегли за пеньками, отползли назад. Вторая цепь – бежали к траншее, к траншее, – Скворцов взял их на мушку. Немцы будто непроизвольно пробежали еще сколько-то и повернули вспять. Скворцов проводил их веерной очередью до кустарника и прекратил огонь. «Максим» уже не трясся, а Скворцова продолжало трясти, как в ознобе. Он приказал себе: не психуй. В блокгаузе и траншее стреляли, Скворцов крикнул:

– Товарищи, прекратить огонь из автоматов! Не достигает цели! Экономить боеприпасы!

Он выбрался в траншею. Сквозь клубы дыма пробивалось солнце, освещало горевшую заставу и село, взрытый воронками луг, на котором бугорки – трупы немцев. Их немало: вон труп, вон, вон. Скворцов убил, по его приказу убили. Он отвечает за это. А кто ответит за убитых пограничников? Скворцов вспомнил, как сперва спокойно, а затем обрадованно отнесся он к сообщению Варанова; охрана моста уничтожила до тридцати автоматчиков. Тридцать человек из живых стали мертвыми, и еще сколько потом стало? И сколько станет? Й кто ответит за все – если это не война, а провокация? Да нет же, Игорь Скворцов, это война, так что не волнуйся, не ты будешь отвечать за убитых немцев.

Высунувшись из траншеи, Скворцов смотрел туда, куда отошли фашисты. В кустарнике – автоматчики, автомашины и пушки. На понтонах технику переправили? Или по мосту? Там еще стрельба; видимо, мост в наших руках. Стреляют и у правофлангового блокгауза и у тыльного. Значит, немцы окружают заставу. Что ж, будем драться и окруженные. Ему на мгновение увиделось: по коридору перекатываются валы чадного, едкого дыма, в дежурке обнимает аппарат связист с залитым кровью лбом, дежурный по заставе ничком на полу, тоже весь в крови, оба мертвые. На мгновение услышалось, как раненый стонал тогда в блокгаузе: «Не бросайте меня…» Вот о ком и о чем надо думать лейтенанту Скворцову. О своих людях, об их жизнях и смертях.

– Товарищ лейтенант! Возьмите, пожалуйста, бинокль!

Ефрейтор Макашин. Вежливый, как всегда, на щеке ссадина. За бинокль – спасибо, пригодится. В перекрестии делений Скворцов увидел: в кустах немцы роют окопы, разворачивают пушки, устанавливают минометы. На железнодорожной насыпи безлюдно, через нее ползет дым от моста, дымом – вперемешку с туманом – затянут и берег. За Бугом, не смолкая, гудят танки. А в небе гудят самолеты: звено за звеном, эскадрилья за эскадрильей на восток проходят «юнкерсы», в нашем тылу – далекие взрывы.

– Бомбят Владимир-Волынский? – спросил Макашин.

– Похоже, – сказал Скворцов и опустил бинокль. Что будут делать фашисты, получив по морде? Пока окапываются, а дальше? Как там с соседними заставами, с комендатурой, с отрядом? Никакой связи, отрезаны.

Снаряд прошуршал над головой, рванул за блокгаузом. И следом снаряды начали густо падать вблизи. Грохот, удары воздушных волн, свист осколков, вонь взрывчатки и гари. Скворцов пригнулся. В блокгауз не пошел, отсюда наблюдать за полем боя лучше. А если прямое попадание? Ячейку то мелко трясло, то грубо толкало. С бруствера, со стенок осыпалась земля. Пыль скрипела на зубах, от дыма щипало глаза и першило в горле. Скворцов откашливался, отхаркивался, но першило еще больше. Вежливый, воспитанный Макашин стоял рядом с ним в ячейке, вжимался в стену, чтобы не стеснить начальника заставы. Скворцов прокричал ему:

– Пойду по окопам, проведаю ребят!

Макашин сделал движение, чтобы идти за ним. Скворцов отрицательно помахал рукой:

– Оставайся здесь!

Пригнувшись, он шел по извилистой траншее, заглядывал в стрелковые ячейки и на пулеметные площадки, хлопал пограничников по плечам и спинам, кричал им, что все, мол, в порядке, застава будет держаться до подмоги, что – пойдут немцы в атаку – стрелять хладнокровно, на выбор, патроны зря не жечь, и шагал дальше. Миновал тыльный блокгауз, заходить не стал. Добрался до правофлангового, заглянул – и назад к своему. Все-таки там его командный пункт, а что прошелся по обороне – хорошо, пусть бойцы видят: начальник заставы с ними. И еще – глянул на позиции: блокгаузы целы, траншея и ячейки кое-где обрушены, завалены, при случае нужно расчистить.

Артобстрел продолжался. Сначала немцы стреляли из-за реки – по площади, а теперь, переправив пушки на понтонах и подтянув их к заставе, били прицельно – по полусгоревшей, развороченной казарме, складам, конюшне, командирскому домику. Нащупают блокгаузы – ударят по ним прямой наводкой. Ну, это еще посмотрим. Пока пушку выкатывают на прямую наводку, наши снайперы могут перестрелять расчет. Приближаясь к ячейке Макашина, Скворцов почуял неладное: бруствер был у нее сметен. Скворцов прибавил шагу, вышел из-за уступа траншеи и остолбенел. Ячейка была разрушена снарядом, завалена землей. Макашин тоже был завален, торчали голова да плечо. Скворцов руками начал разгребать землю и остановился: вылезшие из орбит глаза Макашина глядели на него не видя, мученическая гримаса исказила лицо, на шее – рваная рана, там, где сонная артерия. Комки земли были в волосах Макашина, за шиворотом, в складках гимнастерки, и все это – сырое от крови. Скворцов поднялся с колен, сдернул с себя фуражку.

20
{"b":"25184","o":1}