От неожиданности оба на секунду замерли неподвижно.

Молния погасла.

Лось прыгнул вперед и сшибся с нарушителем.

Враг был гораздо больше и сильнее его. Лось чувствовал, как левой рукой нарушитель тянулся к его горлу, Он изо всех сил ударил противника в грудь, и оба, ломая кусты, покатились по земле. Они вязли в намокшем мху, раздирали одежду о корни деревьев.

Лось чувствовал на своей щеке горячее дыхание, он слышал, как человек скрипнул зубами. Ему показалось, что победа за ним. Но враг достал его горло.

Лось начал задыхаться.

Он крикнул. Ему казалось, что крик должен быть очень громким. Но короткое слово «стой!» прозвучало как сдавленный хрип.

Лось терял сознание.

Все-таки он успел ударить нарушителя кулаком по голове. Удар пришелся в висок.

Враг откатился в сторону и вскочил на ноги.

Лось лежал неподвижно.

Небо слегка просветлело, и огромный смутный силуэт нарушителя показался Лосю странно знакомым.

Нарушитель пятился к лесу, держа в вытянутой руке револьвер.

Он не хотел стрелять. Боялся, что где-нибудь близко пограничники. Выстрел поднял бы тревогу.

Кроме того, он был уверен в своей силе: пограничник, полузадушенный, хрипел, вдавленный в мох.

Потом Лось сам удивлялся той быстроте, с какой удалось ему выхватить маузер, вскинуть руку и нацелиться в нарушителя.

Последним усилием воли он напряг все мышцы, затаил дыхание.

Как пулемет, маузер выбросил десять пуль и щелкнул, пустой.

Нарушитель упал, не вскрикнув.

Лось поднялся и, шатаясь как пьяный, подошел к врагу.

Десять пуль пробили его навылет от левого плеча наискось до пояса, но он был еще жив.

Лось нагнулся над ним.

Страшное лицо было смертельно бледно. Левый вытекший глаз был сощурен, будто человек целился.

Конный пограничник прискакал утром в штаб отряда. Он привез начальнику два рапорта от коменданта Лося.

В первом комендант доносил, что при попытке перейти границу убит нарушитель, «оказавшийся неким Миркиным». Во втором рапорте Лось просил начальника отряда командировать его в военную школу.

Ибрагим-бек и пятьсот лучших его джигитов скакали по пескам к посту № 9.

На северо-запад от границы, в пустыне, рыли каналы, плотиной перегораживали реку. Огромное строительство подходило к концу. Скоро по сложной системе каналов, канав и арыков потечет вода. Пустыня тогда оживет, зацветет хлопком, зазеленеет травами. Напоенная земля принесет стране обильные урожаи, богатство и счастье.

Басмачи хотели проникнуть на северо-запад от границы, взорвать плотину, разрушить каналы и перебить строителей.

Ибрагим-бек ехал впереди отряда. За его спиной — полтысячи превосходных английских винтовок. В зеленой чалме — он видел Мекку — скорчился на высоком седле Ибрагим-бек. Он торопил своего коня. Тяжелая разукрашенная плеть часто секла лоснящиеся белые бока коня.

Неслись по рыхлым пескам лошади. Пестрели халаты. Мохнатые шапки низко надвинуты на глаза басмачей. В пыли тускло блестело оружие.

Ибрагим-бек знал, что главная его сила — быстрота.

Вихрем налететь, сжечь, уничтожить, убить и так же быстро исчезнуть в пустыне, чтобы красные не успели бросить на него свои полки.

Именем Ибрагим-бека пугали детей. Страшная слава Ибрагим-бека облетела кишлаки и селения.

Ибрагим-бек, враг своей страны, человек без родины, человек, которому только злоба и месть остались на свете, — недешево продаст красным свою жизнь. Кровью и огнем рассчитается он за отнятое богатство.

Больших стараний стоило собрать и снарядить отряд. Последние остатки денег пришлось затратить на отчаянное предприятие. И все-таки, если бы не поддержка могущественных друзей с Запада, если бы не их ружья, к Ибрагим-беку пришло бы не больше ста джигитов.

Ибрагим-бек знал, какого героического труда стоила перестройка плотины.

Пусть поможет аллах, и счастливым будет день, когда плотина взлетит на воздух.

Только когда солнце спустилось к горизонту, Ибрагим-бек остановил коня. Джигиты помогли ему слезть на землю и расстелили перед ним молитвенный коврик. Тяжело опустился Ибрагим-бек на колени и начал молиться. Лучи красного солнца окрасили его бронзовое лицо. Полтысячи джигитов молились за спиной Ибрагим-бека. Одновременно они сгибали и разгибали спины. Кони фыркали и тихо позвякивали сбруей.

На посту № 9 десять красноармейцев, начальник поста и начальник отряда со своим шофером. Всего тринадцать человек.

Начальник отряда приехал утром. Высокого роста, худой и сгорбленный, с лицом, сожженным солнцем, он был неразговорчив и мрачен. Его мучила малярия. Страшные скачки температуры, ледяной озноб после смертельного жара. То он расстегивал ворот гимнастерки, и пот сплошной пеленой покрывал тело, то зябко кутался в мохнатую бурку, а зубы лихорадочно стучали.

Начальник отряда сам обошел весь участок.

Басмачи идут к посту № 9. Другого им нет пути. Широкая, быстрая река переходима только у поста № 9, где узкий ручей, соединяясь с главным руслом, нанес песок и камни. Река здесь делает поворот, течение немного медленнее, и глубина меньше.

От поста до этого места не больше трех километров, но, пока начальник отряда дошел до брода, ему приходилось раз десять присаживаться на камнях. Какие-то мутные круги и пятна танцевали перед глазами, кружились в надоедливом ритме. Монотонный звон стоял в ушах. Начальник стискивал зубы, мелкие песчинки скрипели на зубах. Загорелая кожа натягивалась на острых скулах. Очень хотелось лечь, укрыться буркой до самого подбородка и зажмурить глаза. Казалось, будто если лежать совсем не двигаясь, утихнет пляска пятен перед глазами, смолкнет звон в ушах. Но начальник подымался и, правда, слегка пошатываясь, упрямо шел по участку.

На пост № 9 должен был прибыть из города кавалерийский отряд. По плану давно уже отряд должен был быть здесь. Но разве можно точно рассчитывать в этих проклятых местах.

А на посту № 9 одиннадцать человек, да еще шофер… Двенадцать… Да он сам — начальник. Всего тринадцать бойцов. Плохое число тринадцать. Мальчишка кочевник, который прискакал на загнанной лошади и донес пограничникам о басмачах, говорил, что сам Ибрагим-бек едет впереди банды.

Если бы не опаздывал отряд! Летя ночью на машине к посту № 9, начальник продумал план во всех деталях. Двумя эскадронами еще днем перейти реку и, отойдя к юго-востоку, закрыть Ибрагим-беку отступление; остальным укрыться за сопками у брода; дать возможность половине басмачей перейти реку, и тогда ударить в лоб, сбросить Ибрагим-бека обратно, двумя эскадронами зажать его с тыла — и кончено.

Но вся стратегия ничему не может помочь. Лошади не могут мчаться со скоростью автомобиля. Отряда нет. Уже солнце низко опустилось к горизонту. Через какие-нибудь три часа стемнеет, и Ибрагим-бек перейдет реку.

Начальник вернулся на пост. Он прошел в комнату начальника поста. Через тонкую перегородку слышен неистовый охриплый голос: «Алло! Алло! Отряд…» и звон полевого телефона. Уже пять часов безуспешно пытались связаться с городом.

Начальник поста встал навстречу.

— Разрешите доложить, товарищ начальник отряда, — сказал он, — с городом наладить связь не удалось, очевидно перерезан провод. Отряд не прибыл. Какие будут ваши приказания?

«Итак, Ибрагим-бек, против тебя тринадцать человек».

— Приказываю участок поста № 9 защищать.

Начальник расставил засады. Весь свой гарнизон он разделил на шесть «отрядов», по два человека в каждом, и разместил на сопках.

Ночь, черная безлунная южная ночь распростерлась над пустыней. Начальник погасил лампу и в совершенном мраке вышел из дома. Приступ малярии прошел. Начальник слушал тишину пустыни. А темнота сгущалась все больше и больше. Казалось, уже не может быть темнее, но проходило несколько секунд — и темные силуэты сопок становились еще более черными, и черное небо обнимало землю.