Ризабек выхватил револьвер и выстрелил в воздух. Джигиты окружили его.
— Все вы слышали, что сказал этот человек? — кричал Ризабек. — Все поняли, что значат слова этого человека? Сзади идут на нас кзыл-аскеры, и нам нет пути назад. Спереди — граница, спереди — путь, спереди — кучка кзыл-аскеров. Стыдно нам, джигиты! От стыда я не могу смотреть вам в глаза. Аллах велик, аллах с нами, а против нас десяток неверных, и мы не можем справиться с ними. Что ж, джигиты, будем ждать здесь, пока подойдут кзыл-аскеры по руслу реки? Будем ждать, пока нас окружат со всех сторон? Или вы рассчитываете на пощаду? Их там десять человек, джигиты. Аллах велик!
Ризабеку подвели коня.
13
Кузнецова разбудил телефонный звонок. Кузнецов сразу проснулся, сел на кровати и взял трубку.
— Да, — сказал он негромко, чтобы не разбудить жену.
— Товарищ начальник, говорит дежурный. Срочное радио от Петрова, товарищ начальник. От Коршунова получено известие. Прочесть текст телеграммы?
— Нет. Машину пришлите.
— Слушаюсь, товарищ начальник.
Через десять минут Кузнецов ехал по пустым улицам спящего города. Он сидел рядом с шофером. «Фиат» ехал быстро. Кузнецов нагнулся, чтобы заслониться от ветра, раскурил трубку и откинулся на кожаные подушки. Минуту ни о чем не думал. Ничего — кроме вкуса табака и ощущения скорости и прохладного ветра. Потом отчетливо вспомнились нахмуренное лицо Шурки Коршунова и его сдержанная манера разговаривать. Шурка всегда нравился Кузнецову. Что с ним? И сразу тревога охватила Кузнецова.
— Скорее.
— Слушаюсь, товарищ начальник.
Машина заревела, и ветер ударил в смотровое стекло.
В здании Управления было тихо, в коридорах тускло горели дежурные лампочки. Он быстро прошел в свой кабинет, выбил пепел из трубки, снова набил и закурил. В телеграмме Петрова было следующее:
Получил известие Коршунова тчк Ризабек открыл приближение первого отряда тчк Коршунов пытается спуститься ущелье раньше ухода Ризабека границу тчк случае успеха зпт вся банда против первого отряда тчк Коршунов опасается исход боя зпт возможность задержать Ризабека до прихода моего отряда зпт отряда Степанова тчк получив известие Коршунова Черной долине зпт форсированно иду ущелье Трех овец тчк прошу ваших указаний тчк Петров
Кузнецов прочел телеграмму и долго молчал. Дежурный терпеливо ждал, стоя у стола.
— Пошлите мою машину домой к Алексееву, — сказал Кузнецов.
Дежурный повернулся и вышел. Кузнецов снял трубку с телефона, назвал номер и сказал телефонистке, чтобы звонила, пока не ответят. Телефон трещал долго. Кузнецов переложил трубку в левую руку и, прижимая локтем блокнот, написал телеграмму Петрову:
Идти Ризабека как можно скорее тчк полагаю Коршунов остановит банду тчк необходимо выручить первый отряд захватить Ризабека тчк Кузнецов
Заспанный голос сердито сказал в трубку:
— Ну, слушаю…
— Дмитрий Анатольевич, говорит Кузнецов.
— Да, товарищ начальник.
— Ты проснулся?
— Да, да. В чем дело?
— Моя машина едет к тебе. Нужно будет тебе приехать сюда, в Управление.
— Но…
— Машина будет у тебя минут через пять, так что поспеши.
— Андрей Александрович…
Кузнецов, не слушая, повесил трубку. Он написал телеграмму Степанову, начальнику второго отряда, идущего к ущелью Трех овец, вызвал дежурного, отправил телеграммы, достал карту, разложил ее на столе, встал и начал ходить по кабинету. На полу лежал ковер, и шагов Кузнецова не было слышно. В тишине только звякали шпоры и тикали часы. Через десять минут в кабинет вошел Алексеев. Алексеев был маленького роста, толстый, с красным лицом. Из-за яркой красноты лица голубые глаза его казались совсем светлыми. Он был без шапки, и волосы его были растрепаны. Поверх заправленной в штаны ночной рубашки он накинул черное кожаное пальто. Он зевал, и глаза его слипались.
— Явился, товарищ начальник.
— Садись. Выпей воды.
— Да нет. Что вы. Не надо.
— Выпей, выпей. Легче будет.
Алексеев налил полный стакан и выпил залпом.
— Проснулся? — прищурился Кузнецов.
— Проснулся, конечно.
— А протрезвился?
— Да что вы, товарищ начальник! Я ведь не очень, так сказать…
— Ладно. Слушать можешь?
Алексеев нахмурился. Круглое лицо его все сморщилось в мелких сосредоточенных складках.
— Слушаю, товарищ начальник.
Кузнецов подошел к карте.
— Вот сюда мне нужно, Дмитрий Анатольевич. Учти, пожалуйста, вот этот хребет, и этот, и эти вот горы. Можно?
— С грузом, товарищ начальник?
— С грузом.
— Вот оно что… Изрядно, так сказать.
— Ну как? Можно?
— Что ж, это хозяйство, так сказать, товарищ начальник, горки. Опять-таки тут вот, изволите видеть, такое хозяйство. Конечно, хребет. Тысяч пять метриков будет, Андрей Александрович?
— Пять тысяч триста.
— Да…
Алексеев помолчал и почесал голову.
— Когда, Андрей Александрович?
— Ночью нельзя? Сейчас же?
— Ну, уж нет. Ночью я в такое хозяйство не полезу. Увольте. Вообще, Андрей Александрович, имейте в виду, что, так сказать, страшновато.
— Тогда с рассветом.
Алексеев зевнул и сладко потянулся. Он с ногами залез на кресло.
— Ну, Дмитрий Анатольевич?
— Что ж, товарищ начальник, жаль только, что я не выспался. Вчера именины жены были, знаете ли. Это такое хозяйство…
Алексеев зевнул. Кузнецов щурился, улыбаясь, и пыхтел трубкой. Алексеев встал.
— Сейчас который час-то?
Кузнецов посмотрел на часы.
— Половина четвертого.
— Ну что ж, надо вот одеться, привести хозяйство в порядок. — Зевота не давала Алексееву говорить. — В пять тридцать я буду готов, товарищ начальник.
— Я приеду в пять тридцать.
Алексеев зевнул еще раз и, пошатываясь, вышел.
14
Басмачи лезли со всех сторон. Пешие джигиты перебегали за камнями по склонам, конные скакали по дну ущелья. Еще трое пограничников было убито. Иванов был ранен в ногу. Пограничники лежали за камнями в середине ущелья, тесно прижавшись друг к другу. Только сзади, со стороны границы, не было басмачей. Единственный пулемет пограничников, захлебываясь, бил по наступавшей банде. Там, куда поворачивалось дуло пулемета, басмачи останавливались, но в это время с других сторон лезли ближе.
У пограничников оставалась последняя граната. Иванов положил ее возле себя. Он решил, когда басмачи подойдут совсем близко, этой гранатой взорвать себя и своих товарищей.
Басмачи готовились к последнему удару. Горсточка пограничников внушала им такой страх, что они подбадривали друг друга, звали аллаха и кричали. Ризабек подгонял своих джигитов. Теперь Ризабек был уверен в победе. Несколько часов тому назад он послал гонцов в стойбище, и пастухи пригнали стада к повороту ущелья, чтобы скорее можно было увести их за границу. Ризабек решил захватить пограничников в плен. Он приказал прекратить огонь. Выстрелы и крики смолкли. Пограничники тоже не стреляли. Они понимали, что наступает конец. Иванов нагнулся и поднял свою гранату.
— Прощайте, Александр Александрович, — тихо сказал он.
Коршунов, бледный, с искривленным от боли лицом, оперся на плечо одного из бойцов и встал на ноги.
— Прощайте, товарищи, — сказал он. — Мы сделали все, что могли. Прощайте.
Он тяжело дышал. Пот каплями выступил на его лице. Медленно подняв руку, он поправил свою кубанку.
— Вот, пошла банда. Жаль, Ризабек, что не я положил тебе конец. Ну, товарищи.
Басмачи с воем бежали по ущелью. Все пограничники встали рядом. Совсем близко были уже басмачи, и Иванов взялся за кольцо гранаты, когда страшный взрыв потряс воздух и земля дрогнула. Коршунов не удержался на ногах и тяжело сел на камни.
В самом центре толпы басмачей поднялся столб желтого дыма. Со склонов срывались осколки скал и, гремя, катились вниз. Эхо долго грохотало в ущелье. Оно смолкло только через несколько минут. Тогда пограничники услышали, как, перекрывая крики басмачей и приближаясь, ревел мотор. Все головы поднялись вверх.
