В юрте Исахуна сделали обыск. Ничего подозрительного не было. Но когда пограничники уже хотели уезжать, к Заксу подошла дочь старого пастуха. Задыхаясь от смущения, она сказала что-то по-киргизски.

— Что она говорит, Кутан? — крикнул Закс.

— Что он говорит? — улыбнулся Кутан. — Что может говорить молодой девочка такому хорошему парню?

Но когда девушка повторила непонятную фразу. Кутан стал серьезным и насторожился, а Исахун смертельно побледнел.

Девушка сказала, что Исахун спрятал что-то под камень за юртой. Она сама видела, как он делал это. Под камнем нашли кожаный мешочек. Винтов раскрыл его. В мешочке был белый порошок.

Исахун бросился к лошадям, но Кутан внимательно следил за ним. Он подставил ему ногу, и бай со всего размаха растянулся на земле. Кутан вскочил ему на спину и хорошенько обработал его своими увесистыми кулаками. Когда бая подняли, он плакал, клялся, что ни в чем не виноват, и признался во всем. Он показал письмо Джантая, умоляя простить его. Пленный вожак басмачей, Касым, подошел и плюнул Исахуну в лицо. Доброотрядцы смеялись.

Через несколько часов весь отряд двинулся дальше.

Кутан ехал впереди, рядом с Винтовым, а Николаенко и Закс ехали последними.

— Нет, ты пойми, — горячился Закс, — планер на буксире у самолета подымается в стратосферу. Так?

— Ну, так, — соглашался Николаенко.

— В стратосфере он отцепляется и планирует вниз. Понимаешь? Никакие звукоулавливатели и прочие штуки ничего не слышат, и вдруг над расположением противника бесшумно появляется планер, бомбы, пулемет, пике — и все готово. Здорово?

— Ну, здорово.

— А вы, Колечка, презираете планер! — торжествовал Закс.

Кутан и Винтов ехали молча.

Кутан задумался и тихо мурлыкал песенку.

— Что ты поешь, Кутан? — спросил Винтов.

Кутан улыбнулся.

— Хорошая песня, понимаешь. «Конная Буденая раскинула пути», — пропел он и сказал, помолчав: — Одна киргизская девушка пела.

Пришла зима.

Горные козлы спускались ниже к долинам, и волки нападали на их стада, темными ночами подкрадываясь по снегу. Барсы мерзли в пещерах, охотники слышали голодное мяуканье и рычанье недалеко от костров мирных становищ.

Начался декабрь, месяц метелей, бурь и снежных заносов.

Через перевалы прошел караван. Вьюки были полны товарами. Самые высокогорные аулы ждали к себе кооператоров. Караван дошел до большой равнины у выхода из ущелья Кую-Кап. Всего товаров было на пять тысяч рублей.

Вместе с караваном широко распространялось известие о небывалом празднике в Караколе. Двадцатого декабря исполнилась годовщина ВЧК, двадцатого декабря пограничники устраивали байгу на площади и той для многочисленных гостей. К двадцатому декабря сотни людей съедутся на праздник. Уже двинулись киргизы из Джеты-Огузского района и с берегов Иссык-Куля, из окрестностей Токмака и села Покровского, из Ак-Булуна и Зындана, и из многих других селений, аулов и урочищ.

Ехали целыми семьями, везли с собой юрты. Всякому интересно посмотреть такой праздник, такую байгу, где скакать будут все кзыл-аскеры, состязаясь в доблести друг с другом и с любым приезжим джигитом.

Так говорили караванщики.

Пятнадцатого декабря Кутан уехал из своей юрты в ауле Ак-Булун. Как всегда, он взял с собой винтовку и попрощался с матерью.

Абдумаман и Каче встретились ему на тропинке.

— Аман, аман, — сказали они.

— Куда едете? — спросил Кутан. — На охоту?

— Большого козла хотим убить, — хитро прищурился Каче.

Абдумаман промолчал.

— Поедем вместе, — сказал Кутан.

Ночью к их костру подъехало десять джигитов. Впереди всех был кузнец Гасан-Алы.

Утром еще пятнадцать джигитов присоединились к ним. Все ехали на охоту.

В полдень на дне глубокого ущелья, возле пещеры, джигиты встретились с кзыл-аскерами. Комендант верхом на своем гнедом Ваське стоял впереди.

Кутан ударил плетью коня и коротким галопом погнал к коменданту. Остановившись против него, он взял под козырек. Лицо его было серьезно и торжественно.

— Добровольный отряд прибыл по твоему приказу товарищ комендант, сказал он.

— Здравствуй, Кутан, — ответил Андрей Андреевич. — Аман, товарищи джигиты.

— Здравствуй, — хором ответили доброотрядцы.

Кзыл-аскеры сели на лошадей, и все двинулись.

Кутан ехал впереди и показывал дорогу. Шли по неизвестным тропинкам, сокращая путь и торопясь. Шли весь остаток дня и только поздней ночью остановились для ночлега.

Лежа у костра, Кутан кивнул на Каче и подмигнул Заксу.

— Видишь, Яша, этот джигит хвастал — самый большой козел убьет. Как думаешь?

Каче с невозмутимым видом подбрасывал сучья в костер. Сухие ветки с треском вспыхивали, озаряя ярким светом лица пограничников и доброотрядцев.

— При его росте, — ответил Закс, — стыдно ему будет, если самый большой козел уйдет от него.

Каче и все остальные громко захохотали.

— Тише вы! — Николаенко высунул голову из-под тулупа. — Человеку спать не даете.

— Ну, спи, спи, пожалуйста, — сказал Кутан. Он встал, отошел от костра и подошел к лошадям.

Вороной жеребец, вздыхая, положил голову ему на плечо. Кутан погладил мохнатую челку и тихо заговорил с конем. Потом, ведя коня за собой, спустился в темноте к ручью. Жеребец напился, осторожно нюхая воду и переступая ногами по скользким камням, и ушел к остальным лошадям.

Кутан еще долго сидел на камне.

Когда он вернулся к костру, доброотрядцы и Каче уже уснули. В костре догорали головешки. Один Яша Закс не спал еще. Он шевелил веткой в углях, и яркие искры взлетали на воздух.

Кутан осторожно присел на корточки.

— Яша, — шепотом позвал он. — Яша, а Яша…

Закс повернулся к нему.

— Яша, ты бывал в Москве?

— Нет, Кутан, не бывал. А что?

— Не бывал, — грустно повторил Кутан. — Но ты все-таки знаешь, какая Москва? Да?

— Конечно, знаю, — ответил Закс. — Я и читал много про Москву, и в кино видел, и фотографии…

— Тебе хорошо, — перебил Кутан, — ты читать можешь. А мне как? Как узнать про Москву?

— Что ж тебе знать нужно, чудак? — улыбнулся Закс.

— Что знать нужно? — горячо заговорил Кутан. — Все знать нужно! Понимаешь? Расскажи мне. Горы есть в Москве? Высокие горы? Снег лежит на горах?

— Нет гор в Москве. Вовсе нет. И снег на горах не лежит.

— Совсем ровная земля? — недоверчиво переспросил Кутан. — Ты наверное знаешь?

— Конечно, наверно.

Кутан помолчал.

— Если басмачи не убьют, — снова заговорил он, — если живым останусь, как банды кончим, сразу в Москву поеду. Только б живым быть…

— Конечно, будешь жив, Кутан, — сказал Закс, — что это ты перед боем загрустил?

— Там Ленин жил, — не слушая пограничника, говорил Кутан. — Там, в Москве, Ленин жил…

Кутан замолчал и сидел неподвижно, задумавшись, и опустив голову.

Костер потух, и на востоке небо начало светлеть. Закс уснул, свернувшись калачиком, и с головой укрылся тулупом.

Кутан не спал до утра.

Утром, когда отряд выходил из ущелья. Кутан один ехал впереди. Он тихо пел, раскачиваясь в седле и полузакрыв глаза.

Лошадь взобралась на гребень перевала, и огненные лучи восходящего солнца били Кутану в глаза.

по-киргизски пел Кутан,