Кто-то из сидящих за тем столом повел рассказ о неком горожанине из Безье, который вдруг обнаружил, что его жена – еретичка.

Я прислушался.

Рассказ был длинным и донельзя запутанным. Горожанин постоянно следил за своей женой. Всячески ее проверял. Очень внимательно следил за приметами, которые сопровождали его общение с супругой. К примеру, задает он ей какой-то вопрос, жена начинает отвечать, а в это же время вдруг под окном завоет собака. «Ага! – думает горожанин. – Неспроста это!..»

Большой эрудиции был человек. Примет знал уйму. Однако так ни разу и не спросил свою жену прямо, еретичка она или нет. Но, видимо, тому были особые причины.

Рассказчика периодически перебивали непристойными шутками (например, куда на самом деле могла бегать эта жена), но слушали с любопытством.

– …И вот тогда, значит, приходит он к своему духовнику и говорит: так, мол, и так, жена у меня еретичка…

– …и шлюха, – добавил его сосед. Компания снова заржала.

– …А духовник, значит, отводит его в сторонку и говорит: а я сам еретик. Ну, мужик думает: как же так? И крестится. А духовник ему перевернутый крест кладет. И тут чувствует, – рассказчик сделал эффектную паузу, – что в храме-то серой пахнет. И священник ухмыляется, как черт. Ну, тогда горожанин этот бежит к епископу…

Интересно: перевернутый крест – это как? «По-моему, как крест ни переворачивай, все равно крест получится», – подумал я и задумчиво сжевал еще один кусок оленины.

Два здоровенных работника вытащили из кухни бадью с водой и поволокли ее наверх. От воды поднимался пар.

Подошел Герард, встал рядом.

– Ваша милость, – сказал он. – Купель готова. Идите, покуда не остыло.

Ах вот в чем дело… Я допил вино и поднялся наверх.

Бадья занимала всю среднюю часть комнаты. Рядом стояло четыре ведра – два с холодной водой, два с горячей.

Я разделся и полез в бадью. Приятно, однако. Тепленько.

Заскрипела дверь.

– Тибо?

Но это был не Тибо. Это была Рози. С кувшинчиком в руках и лоскутом полотна, перекинутым через плечо.

Совершенно спокойно она повесила полотно на спинку кровати, а кувшинчиком зачерпнула воду из ведра. Вид мускулистого голого мужика в бадье ее ничуть не смутил. «Ну и ладно», – подумал я и милостиво позволил служаночке заняться своей головой. Купание из просто приятной процедуры превратилось в очень приятную. Нежные девичьи пальчики скользили по затылку, вискам, шее…

– Хорошие у вас волосы, господин. – Рози вылила мне на голову очередной кувшинчик. – Мягкие, как будто шелковые. И вошек совсем нет. Тут до вас рыцарь один стоял, так у него их – что мурашей в муравейнике. Ну да и волосы у него знатные были – едва до поясницы недоставали. Столько щелоку на них извели…

Мыло было смыто. Я откинул голову назад, фыркнул. Рози стояла рядом, уперши кувшинчик в бедро.

Смотрела на меня сверху вниз. Я не смог удержаться: приобнял ее бедра. Ни малейшего сопротивления. Я распутал завязки фартука.

– Залезай сюда.

– Но… платье намокнет.

– Ну так сними его.

…И в этот момент дверь снова заскрипела.

– Я тут кое с кем побеседовал и выяснил, что… – вваливаясь в комнату, начал было мой слуга.

– Тибо, – произнес я сквозь зубы. – Закрой дверь.

…Через два часа я спустился в общий зал. Настроение было – лучше не бывает. Тело пребывало в приятной расслабленности.

Напротив Тибо сидел мужчина в длинном дорожном плаще. Я подошел, сел за стол… и понял вдруг, что проголодался.

– Эй, хозяин! – позвал я. Появился месье Герард.

– Где там твой гусь?

– Сию минуту зарежем, ваша милость.

Пока ждали гуся, я поинтересовался у Тибо, чего он от меня хотел. Тибо ответил что-то неопределенное. Было ясно, что этот разговор не предназначен для посторонних ушей. Я не стал настаивать. Похоже, пока я развлекался со служанкой, Тибо тут со многими уже успел поболтать и распить по кружечке пива.

Мужик в плаще назвался Лукой. Был он смуглокож, невысокого роста, говорил громко и оживленно, а при разговоре постоянно жестикулировал. Оказалось, что месье Лука – наполовину француз, наполовину – итальянец. Работал он курьером и в трактир заглянул перекусить. Несмотря на сумерки, он не собирался останавливаться здесь на ночь. Он вез спешное сообщение в Арль и рассчитывал проехать сегодня еще два-три лье. Мы славно поболтали с Лукой, пока повара готовили гуся. В основном говорил он, а я слушал. Иногда я утвердительно кивал или разражался каким-нибудь восклицанием. Мы оба остались довольны беседой. Я – потому что хотел собрать как можно больше информации об окружающем мире, о котором почти ничего не знал, месье Лука – потому что ему, наверное, нечасто случалось находить такого терпеливого слушателя. Со словами «Да благословит вас Иисус и Пресвятая Дева Мария» он свалил из трактира.

– Душевный малый, – заметил Тибо. – Но есть в нем что-то такое… Фальшивое. Да, ваша милость?

Я пожал плечами, и мы с Тибо вплотную занялись гусем.

Гусь оказался хорош. Жирный, с хрустящей соленой корочкой, пахнущий чесноком и перцем. Мы с Тибо умолотили его минут за двадцать. Тибо блаженно откинулся к стене.

– Ну, выкладывай, что ты там выяснил? – спросил я у него.

– Да… это… – Тибо, с большим трудом заставив себя перейти от удовольствия к делу, сел прямо. – Поспрошал я тут, в общем… О святых там или подвижниках каких я и не спрашивал. Известно, какие тут подвижники… Еретики одни. Эдак еще и самого за еретика примут… Я другое вызнал. Живет тут, – Тибо старательно прятал глаза в кружку, – ведьма одна. Сильная, говорят. То ли цыганка, то ли персиянка, то ли вообще сарацинка какая-то. Может, к ней съездить? Ведьмы – они же как? Коли уж горазды порчу напускать, то и знать должны, как та порча снимается. Заплатим ей, пущай сымет, а после к священнику поедем да и сразу замолим грех. А еще лучше – прибьем стерву и дом ее подпалим. Вот заодно и богоугодное дело свершим.

Не очень-то мне верилось, что ведьма сможет помочь. Но в святых подвижников верилось еще меньше. А третьего варианта не наблюдалось. Посему я спорить не стал и решил довериться верному слуге. А там видно будет…

Следующим утром Тибо поднял меня засветло. Я кое-как продрал глаза, влез в штаны, не переставая зевать, натянул сапоги. Отправился вслед за Тибо во внутренний дворик. Мы дружно отлили у забора, потом, вытянув из колодца ведро воды, умылись. Тибо протянул мне деревянную кубышку и кисточку с толстыми щетинками.

– Что это еще такое?

Тибо горько вздохнул и покачал головой. Все, мол, объяснять приходится… Радовало хотя бы то, что он уже не впадал в ступор от каждого моего вопроса.

Мой слуга взял вторую кисточку, намочил ее в ведре и опустил в кубышку. Далее кисточку с налипшим на нее белым порошком он запихал себе за щеку и завращал там.

«А, зубная щетка!» – догадался я.

Взяв свою кисточку, я проделал с ней те же манипуляции. На вкус белый порошок оказался обыкновенной содой.

Уделив таким образом положенное время личной гигиене, мы вернулись в дом. Там нас с добрейшей улыбкой на лице уже поджидал хозяин.

– Сколько? – прямо спросил мой слуга.

– Полторы серебряные марки.

– Ты что, сдурел? – взвился Тибо. – Мы что, у тебя месяц жили?

– Помилуйте, господа! Лучшие кушанья и вина – полмарки, чистые простыни, лучшая комната для вас, конюшня и корм для лошадей – полмарки, помывка… гмм… полмарки…

– Помывка – полмарки?! – заорал Тибо. – Да у тебя что, вообще мозги набекрень съехали?!

– Тибо, – сказал я, – заплати ему.

Тибо, посмотрев на меня, поджал губы и полез в кошель.

– Конюшня… – ворчал он. – Это ты свой навес, что ли, конюшней называешь?

– Когда начался дождь, – с достоинством произнес трактирщик, – мы лошадей ваших из-под навеса увели. В конюшню.

– А почему не раньше?

– А что ж им зазря между четырех стен париться? Лето ведь жаркое. И накормили мы их, и напоили, и вычистили – все как вы велели…