Несколько старше, чем вышеупомянутые игры, были Флоралии – ludi Florales, которые праздновались в мае с необузданной веселостью и народными шутками. Кроме этих игр, были еще некоторые другие – или меньшего значения, или частного характера (как ludi funebres, похоронные игры), или же более познего происхождения (как ludi victoriae Caesaris, ludi Augustales – в честь побед Цезаря, в честь Августа). Ludi publici были сначала также праздниками по какому-нибудь случаю и учреждались по обещанию (ludi votivi); потом они сделались постоянными, ежегодно повторяющимися праздниками и были включены в календарь.

Здесь, после других игр, всего более кстати будет сказать о ludi Saeculares, или Terentini; поскольку они проводились лишь раз в столетие, то, естественно, не могли быть включены в календарь. В этих играх этрусские понятия и обычаи слились с древнеримскими. О происхождении ludi Terentini так рассказывает древняя сказка. Один сабинский крестьянин, по имени Валезий, в Теренте (самой нижней части Марсова поля, campus Martium, на берегу Тибра) получил исцеление для своих детей и, найдя на глубине двадцати футов под землей алтарь Dis и Прозерпины, принес этим богам жертву, furvae hostiae. Из этого можно вывести, что терентинское служение имело свое происхождение в частных sacra рода Valeria и относилось к подземным богам, от которых ожидали исцелений; с этим культом были соединены ludi Saeculares. Понятие saeculum определяется продолжительностью жизни одного поколения, считая от основания города до дня смерти наиболее долго живших из родившихся тогда; с этого времени счет начинался снова и таким же образом продолжался далее. По особым знакам, находившимся в этрусских книгах, боги давали возможность узнавать конец одного saeculum и начало другого. Когда и как оба эти воззрения встретились в Риме и когда возникли ludi Saeculares и Terentini, остается нам неизвестным. Первое исторически достоверное празднование их было в 249 г. до н.э., следующее в 146 г., а знаменитейшее при Августе, в 17 г. до н.э. При императорах этот праздник встречается много раз: так, он упоминается при Клавдии, Домициане, Антонине Пии и т.д., потому что saeculum исчислялось различно и в половине saeculum тоже учреждались игры. При этом праздновали не только терентинским подземным богам, но также Юпитеру с Юноной, Аполлону и Диане. Так как это были иностранные обряды, то они находились под надзором X-viri (а при Августе уже XV-viri).

Этрусское святилище

Прежде об играх в Риме извещал герольд: "quos пес spectasset quisquam пес spactaturus esset" (чтобы кто-нибудь не увидал того, чего ему видеть не следовало). За несколько дней до праздника XV-viri делали на Капитолии и в храме Аполлона Палатинского воскурения – suffimenta (возжигали факелы, серу, асфальт) и устраняли рабов от участия в празднике. Тогда же в храме Дианы на Авентине народ получал пшеницу, ячмень и бобы. Собственно праздник продолжался три дня и три ночи. На празднике приносились жертвы разным богам, устраивались игры и пелись на этот особенный случай сочиненные стихотворения, carmen saeculare, вроде горациевских, сохранившихся до нашего времени.

На сказания об основании Рима надо смотреть не как на индогерманские природные мифы, попытки чего делались еще в новейшее время; их интерес заключается в том, что они отражают в себе "древние факты римского культа и римской истории" (Преллер). Легко доказать, что прагматическая связь, которую проводят между разными элементами сказания писатели, подобные Ливию и Дионисию Галикарнасскому, неустойчива и что критика не могла переработать этот псевдоисторический образ в исторический; но в сказаниях, безусловно, есть указания на этнические связи, о которых история ничего не знает, на политические отношения из первобытного времени и на сакральные обычаи, о происхождении которых они рассказывают. Сказания эти создавались в течение веков, и распутать тот клубок, который образовался ко времени Дионисия и Виргилия – одна из самых неразрешимых задач исторического исследования; поэтому остается удовлетвориться тем, чтобы, следуя по пути, проложенному Швеглером, возможно отчетливей распределить материал и как возможно дальше проследить историческое развитие отдельных частей, из которых посредством искусственной комбинации создалось целое.

Среди этих сказаний наиболее важны рассказы о Геркулесе, Ромуле и Энее. Соединение этих первоначально не связанных трех имен и трех циклов сказаний произошло довольно рано. Самою самостоятельной была сага о Геркулесе, которую, однако, Дионисий и Виргилий вплели в историю происхождения Рима, причем искусственная генеалогия возвела Геркулеса в отцы Латина, в родоначальники Фабиев и т.д. Древнее предание говорит, что Геркулес после того, как убил исполина Гериона и угнал его быков, пришел в Италию и остановился у царя Эвандра на горе Палатинской; в это время в пещере Авентинской горы жил разбойник Какус. Этот Какус украл у Геркулеса быков и, чтобы навести на ложный след, ввел их в свою пещеру задом, таща за хвост, но их рев обнаружил похищение. Геркулес убил разбойника, воздвиг жертвенник Юпитеру-Inventor (Создателю), с торжеством возвратился к Эвандру, одарил и угостил римлян и научил их вновь учрежденному культу у великого алтаря, ara maxima. М. Бреаль в борьбе между Геркулесом и Какусом доказал существование природного мифа, который в разных формах и на разных ступенях развития встречается и у других индогерманских народов. Этот миф был также известен и в Италии, хотя чуждые имена и скрыли за собою туземные. За добрым Эвандром и злым Какусом, вероятно, скрывались италийские образы; имя Геркулеса также не есть первоначальное: это только италийская форма греческого Геракла, который в рассказе занял место национального Юпитера Recaranus’a. Таким образом, известный нам рассказ о Геркулесе и Какусе представляет собою индогерманский миф в италийской форме, преобразованный на греческий лад. Но для римлян эта история, очевидно, имела другое значение; для них главное дело заключалось в древнем культе у ara maxima, которому служили фамилии Potitii и Pinarii. В древности чаще, а в более позднее время только один раз в году, или по особенным поводам, там совершалось жертвоприношение и устраивался жертвенный обед, причем салии пели победу бога и представляли ее в пантомимах. Установление древнего архаического культа у этого алтаря возводилось к самому богу; но при этом рассказе для римлян главным делом был ритуал, а не природный миф.

Римский саркофаг с изображением битвы римлян против германцев и кельтов

Основание города на Палатине приписывалось Ромулу. Сага говорит, что девственная дочь албанского царя (весталка) Рея Сильвия, вследствие насилия, совершенного над ней богом Марсом, родила двоих близнецов: Ромула и Рема, которых у подножия Палатина под руминальской смоковницей вскормила волчица, а позже их воспитала пастушеская чета, Фавстул и Акка Ларенция. Вместе с пастухами, с которыми они выросли, близнецы на Палатинской горе заложили город, будущее господство которого было предсказано Ромулу благоприятными ауспициями. Наконец, Ромул убил своего брата, который перепрыгнул через низкую еще стену города, что было предупреждающим примером для всякого, кто впоследствии осмелился бы святотатственно нарушить границы города. В этом предании историческое значение имеет то, что древний город был основан на Палатине латинянами. Правда, близнецы были в связи с албанскими царями, но основание Рима первоначально не приписывалось ни албанским колонистам, ни троянским переселенцам. Чрез Албу сага о Ромуле соединилась с сагой об Энее, и мать в ней иногда называется Ilia. В начале этой связи не было, потому что ядро в саге о Ромуле было туземным; напротив, Эней всегда оставался пришельцем. Но значение можно исчерпать, лишь разложив его на отдельные составные части. Для многих из них (божественное и девственное происхождение, пара близнецов, выставление на реку, жизнь у пастухов, братоубийство, значение животного, в данном случае волчицы, при основании города) общее изучение поэтических преданий дает интересные параллели. Легенда о Ромуле имела преимущественно этиологическое значение, т. к. посредством ее и священное значение Луперкала на Палатине, как равно и всей территории города, и происхождение различных обрядов возводились к самому основателю. Ромул был сын Марса и весталки; мать лар воспитала его (многие считали Ромула и Рема за lares praestites, ларов-покровителей старого города); он основал город не без ауспиций. Как при Луперкалиях, так и при Палилиях праздновались его память и основание города. Легенда о Ромуле отражает не только эти древние обычаи, но, как удачно высказал фон Ранке, все римское предание о времени царей представляет смешение древних воспоминаний с политическими взглядами; именно по ней Ромул является основателем гражданской власти, а Нума – понтификата. В Нуме сабинский элемент присоединился к латинскому; первый был, впрочем, представлен еще Титом Тацием, который, как предполагалось, поселился рядом с Ромулом и правил вместе с ним. Этот сабинский элемент постольку повлиял на сагу о Ромуле, поскольку последний после своей смерти был отождествлен с богом Квирином и, как таковой, сделался предметом поклонения. Сага об исчезновении Ромула во время грозы или даже о восшествии его на небо к своему отцу Марсу – не первоначального происхождения; такого рода прославляющие сказания указывают на греческий образец.