— Сколько?

— Говорят, две сотни.

По прикованным ко мне взглядам все стало очевидно.

— Из-за моей статьи?

— И радиопередачи, — сказал Эван и махнул на телевизор: — Смотрела сегодня утром пресс-конференцию?

— С мэром?

— И полицией Провиденса.

Я никак не ожидала, что подобную пресс-конференцию устроят всего через сутки после выхода статьи. Боже, дай мне сил и мужества не сбежать из города.

— Я ночевала у мамы, в Вустере, — объяснила я.

— Тебя ищет Натан.

Эван указал в сторону аквариума, окруженного редакторами и помощниками.

— Ну и наделала ты шуму, — отметил он сухим тоном, что могло означать как похвалу, так и неодобрение.

Я бросила еще один взгляд на телевизор. В кадр попали три женщины с плакатами.

Написать статью, вызвавшую протест, — серьезное достижение, не правда ли? Предназначение журналистов и состоит в том, чтобы накалять общественное мнение. Жаль, что я не смотрела утреннюю пресс-конференцию.

Марси Китнер высунула голову из аквариума и оглядела редакцию. Я помахала ей рукой и получила приглашающий жест в ответ: так, значит, она меня ищет. Пока я шла к ней, все смотрели мне вслед. Когда я приблизилась вплотную, Марси практически схватила меня за руку и затащила внутрь, окинув быстрым взглядом мою синюю юбку.

— Вчера ты была на передаче «Поздняя ночь» с Леонардом.

Тон говорил сам за себя, но я не собиралась пугаться.

— Я пыталась вам дозвониться, — сказала я Дороти, которая сидела прямо напротив Натана.

— Знаю, — грустно произнесла она.

— Разве тебя никто не предупреждал, чтобы ты держалась подальше от этого сумасшедшего? — спросила Марси. — Он пытается завлечь новых журналистов.

Завлечь журналистов? Что это значит?

— Роджер сказал, не произойдет ничего страшного, если я пойду на передачу. Это только повысит продажи.

— О Боже!.. — произнес Натан, не глядя на меня, и записал что-то в блокнот.

— Реклама действительно получилась хоть куда, — признала Дороти. — Но ты должна уметь отстаивать свою позицию.

Я устала от недосыпания и никак не понимала, где могла допустить ошибку. Не отрицаю, Леонард кое-что преувеличил, однако я ведь не сказала ничего выходящего за рамки.

— Я отстаивала.

Они снова переглянулись. Я стала терять самообладание.

— Вы слушали всю передачу?

— Большую часть, — отозвалась Марси.

— А вы? — Неужели они все полагаются на мнение Марси?

— Я не включал радио, — признался Натан, — но сегодня утром мне в редакцию позвонил мэр, и я смотрел пресс-конференцию, в которой «Кроникл» обвинили в подтасовке фактов.

— С самого начала было ясно, что мэру статья не понравится, — тихо произнесла я. — Да и полиции Провиденса тоже.

— Мы не ожидали от них восторженных отзывов, — сказал Натан, — но и не предполагали, что они смогут опровергнуть каждое утверждение.

На самом деле полиция не опровергла мои слова. Но это было не важно. Они сделали достаточно заявлений, чтобы выставить меня абсолютной дилетанткой.

Основная мысль состояла в следующем: зная о пристрастии Барри Мазурски к азартным играм, детективы провели расследование этой версии как мотива преступления и нашли ее ложной. Конкретные доказательства заказного убийства отсутствовали, да и осведомители подтвердили, что Барри Мазурски выплатил все долги.

На пресс-конференции мэра появилась даже Надин Мазурски, которая заявила, будто муж уладил все проблемы при поддержке Общества анонимных игроков.

— Не могу поверить, что «Кроникл» раскопала это грязное белье и представила на всеобщее обозрение.

По словам Марси, Надин даже уронила слезу.

Билли взял микрофон и объяснил, что написанное им частное письмо не имеет никакого отношения к предстоящему референдуму. В прокуратуре с осторожностью отнеслись к обнародованию информации по делу из-за возможной причастности патрульных к аварии. Ни мэр, ни начальник полиции, ни Орден полицейского братства не хотят разглашать детали до шестого ноября, когда будет готов внутренний отчет, который должен снять с полицейских обвинение в превышении скорости, повлекшей за собой трагедию.

Интуитивно я понимала, что это ложь.

— Если такова истинная причина, то почему полиция не призналась во всем сразу? Сказали бы, что не дадут никаких интервью до окончания рассмотрения дела о преследовании.

— Ты об этом хоть спрашивала? — поинтересовалась Марси.

— Да, — ответила я. — И сержант Холсторм заявил, что полицейский патруль будет с легкостью оправдан, потому что есть свидетели, а у потерпевшего в крови обнаружен алкоголь.

— Очевидно, у начальника полиции на это другой взгляд, — отметил Натан.

— Надо же, оглашение внутреннего отчета назначено именно на шестое ноября, на день референдума? Не странное ли совпадение?

Все молчали.

— И если так, почему мэр не сказал мне об этом вчера вечером?

— А он говорит, что так и сказал.

— Вранье! — Я покраснела. — Я дважды просила его назвать дату. Он отказался.

Судя по выражению лица Натана, он мне не верил.

Такая несправедливость меня потрясла.

— Уверяю вас, они лгут. Собственный сын Мазурски признался, что отцу вплоть до сентября поступали угрозы от кредиторов. Он уверен, убийство произошло из-за долгов.

— Да?

Натан с Дороти переглянулись.

— Что?

— А мать утверждает, что Дрю психически неуравновешен, — отметила Дороти.

Психически неуравновешен? И что это значит? Он параноидный шизофреник?

— Но ему же это не приснилось? Я сама видела Барри со сломанной рукой четыре месяца назад. И еще один источник сообщил, что Мазурски не мог отделаться от ростовщиков.

— Тот же самый, что поведал тебе о присвоении им общественных денег? — спросил Натан. Он не смотрел на меня, читал воскресную газету, где я написала, что Барри вернул деньги ростовщикам, позаимствовав семьдесят пять тысяч долларов из благотворительного фонда. — Из приюта для бездомных ветеранов?

— Верно, — сказала я.

Дороти качала головой.

— Ты проверяла эту информацию через других членов организации?

— У меня есть фотокопии протоколов, — заявила я, и по моему телу прошла дрожь.

Я потратила неделю на подтверждение болезненного пристрастия Барри Мазурски, звонила в полицию три-четыре раза, дважды просматривала статистику по преступности и легализации казино и дала мэру возможность все объяснить. Но я не связалась ни с кем из приюта для бездомных ветеранов, чтобы обсудить исчезновение денег. Ведь Леонард присутствовал на всех собраниях! Я сочла фотокопии, совпадение дат, сообщение в новостях о смещении Мазурски с должности казначея как раз через месяц после происшествия достаточными доказательствами. В горле защекотало, когда я попыталась произнести ответ. Не могла же я упомянуть члена организации, не назвав его имени! Я так увлеклась сбором данных по азартным играм и медлительности полицейских, что сочла кражу — неподтвержденную кражу! — незначительной деталью.

Мне не нужно было видеть, как нахмурилась Дороти из-за затянувшегося молчания, какое разочарование отразилось у нее на лице. И так понятно, что я потерпела крах. Незначительные детали всегда служат камнем преткновения.

— Я доверяю своему источнику, — наконец сказала я.

Все посмотрели на Натана. Как редактор, он мог потребовать от меня назвать имя осведомителя. Я затаила дыхание. Что же мне делать? Я дала Леонарду слово. К тому же в редакции все считают его пустозвоном, шоуменом, на которого никак нельзя полагаться. Стоит произнести его имя, и моей карьере конец. Мне впервые пришло в голову, что меня могут уволить.

Натан снова взглянул на мою статью, словно пытаясь принять решение. Затем посмотрел на Дороти, которая не отвела взгляда. Она держалась уверенно. Выражение ее лица говорило: «Приходится доверять своим сотрудникам». Натан перевел глаза на Марси, та пожала плечами. А ведь Марси способна разорвать кого угодно. Возможно, Натан это тоже понимал и не стал брать в расчет ее поведение. Он перевел взгляд на блокнот, и мне стало ясно, что роковой вопрос не будет задан.