— С мэром?

Он поднял глаза и улыбнулся, словно его ничуть не встревожила неприятная встреча. Как же!

Седеющий певец направлялся к нашему столу. Я неодобрительно покачала головой.

— Да, с мэром. С Барри Мазурски. С историей мафии на Атвелс-авеню.

— Билли Лопрести делает вид, будто ему до фонаря все, что я говорю на шоу, — тихо произнес Леонард. — Будто его только забавляет моя кампания против азартных игр, а сам я — недостойный оппонент.

Послушать Леонарда, так оскорбление — часть политической игры, и думать об этом не стоит. Но я ему не верила. В его глазах пропала уверенность, вряд ли он действительно счел выходку мэра профессиональной провокацией, уколом одного радиозавсегдатая другому.

Подошел официант, и Леонард переключился на него. Он долго делал заказ, тщательно выбирал закуски, перешел на итальянский, говоря о телятине, и задал официанту полдюжины вопросов о вине, прежде чем остановиться на кьянти.

— Мне любопытно, — сказала я, когда официант ушел, — как ты меня вычислил. После того интервью на благотворительной акции для бездомных ветеранов?

— Я работаю на радио, прислушиваюсь к голосам. Они мне многое говорят. Твой ни с чьим не спутаешь.

Очевидно, это лесть. Он был холост, точнее, разведен — корреспондентка с телевидения оставила его вместе с радиостанцией и упорхнула навстречу более крупным перспективам, — и создавалось впечатление, что за мной ухаживают.

— Так зачем ты меня нашел? Из-за истории с Мазурски?

— Потому что сделал непростительную оплошность, — объяснил Леонард. — Прими мои извинения за то, что я назвал твое имя в эфире.

Раскаяние звучало на удивление искренне, и я чуть не поверила ему, но ведь не все так просто. Леонард не был похож на Криса Техиана, который затащил меня в постель с корыстными целями. И все же радиоведущие не выслеживают своих слушателей без веской причины.

— И еще поставил мелодию для тупых, — напомнила я.

— И за это прости.

Леонард снова улыбнулся. Не так широко. Не так профессионально. Просто естественно.

— Так что тебе от меня нужно?

Он приставил палец к губам, поскольку к нам подошел официант с закусками. Леонард сказал, что мне следует попробовать оливки, и положил в тарелку лучшие кусочки окорока. Я молча наколола вилкой лист цикория, с нетерпением дожидаясь, когда уйдет официант.

Наконец тот исчез, и Леонард снизил свой глубокий баритон до шепота:

— У меня есть помощник, который помогает делать шоу, но мне нужен человек, который выполнял бы работу, связанную с поиском информации в разных местах. Журналист.

— Разве на радиостанции нет собственных журналистов? — спросила я, зная ответ наперед: они все освещают новости, обсуждают острые вопросы, но не ведут расследований.

— Прошлой осенью мы уволили двух журналистов, — сказал Леонард. — Они не могли найти времени даже прочесть заголовки статей в «Кроникл».

Я глотнула вина, не почувствовав вкуса.

— Почему я? Ты наверняка знаешь много журналистов.

— Не настолько хорошо, как тебя. Мы ведь общались каждый день на протяжении двух или трех месяцев. Я знаю твои взгляды, образ мышления. Ты ведь не думаешь, что если разговор происходит по радио, то это уже не считается?

Вопрос звучал отнюдь не риторически: Леонард смотрел мне в глаза с забавным выражением неуверенности и ждал ответа.

Меня удивил столь экспрессивный тон, и я начала извиняться:

— Ну, просто… я ведь недавно живу в Провиденсе. Я человек непроверенный.

— О! — улыбнулся он и поспешил меня успокоить: — Не говори так. Утром я читал твою статью. Ты прекрасно пишешь.

Леонард казался искренним, и я смутилась. Он словно пытался поднять мою самооценку. Не желая покупаться на лесть, я откинулась на спинку стула, устанавливая некоторую дистанцию.

— Если я что и раскопаю, это должно будет появиться в «Кроникл». Тебе какая от этого польза?

Он улыбнулся, придя в восторг от моей прямолинейности.

— Я выскажу в эфире свои сомнения по поводу хода расследования убийства на Уэйленд-сквер. Буду пользоваться поставляемой тобой информацией. А потом, когда в печати появится твоя статья, все поймут, что я прорицатель. Гений.

— Некоторые слушатели и так считают тебя гением, — отметила я. — Андре, например.

— Андре? — Его удивило, что я помню имя. — Да. Среди полуночников это так, но, судя по презрительному отношению мэра, основная аудитория не затронута. Я не хочу навсегда остаться Леонардом из «Поздней ночи», я хочу стать Леонардом «В любое время суток», получить национальную известность. А для этого мне нужно быть гением.

Такое откровение одновременно обезоружило меня и напугало. Интересно, всем ли он признается в своих амбициях? И часто ли говорит о себе в третьем лице?

— Не понимаю, какой в этом деле толк от убийства Барри.

— Оно связано с азартными играми…

— Что? — прервала я.

Он поднял руку, чтобы я дослушала до конца.

— Поверь, это действительно так. Наш мэр сделает все возможное, чтобы сохранить это в тайне до завершения референдума. Ему нужно, чтобы казино узаконили, он вполне может рассчитывать на полицию Провиденса. Расследование затормозят.

Я вспомнила сержанта Холсторма, его нежелание отвечать на вопросы. А потом еще Мэтт предупредил, что я не должна ничего писать.

— А как же генеральная прокуратура? Мэр не может на них повлиять, он не вправе указывать прокурору штата…

— Нет, однако тамошние обвинители перегружены. Они работают над массой дел и вынуждены полагаться на полицию в плане информации. Прокуратура не станет усердствовать, поскольку ей нет дела до референдума.

Я молча переваривала услышанное.

— Помимо Айерса из лотерейного бизнеса и пары церковных организаций, никто меня не поддерживает. И как ты, должно быть, догадалась, я в данном вопросе не отступлю. Я поставил на карту карьеру.

Леонарда поглотило собственное эго. Какое счастье, что я никогда не рвалась делать карьеру на радио! И все же информация иногда просачивается самым причудливым образом. Если смерть Барри действительно связана с азартными играми и мэр пытается скрыть это из-за референдума, у меня получится воистину сенсационная история. Возможно, она откроет мне дорогу в следственную команду.

— Объясни мне, какое отношение смерть Барри имеет к азартным играм, — попросила я.

— Для начала ты должна дать мне гарантию неразглашения моей личности.

«Как ты моей?» — чуть не вырвалось у меня. Журналистам часто приходится давать подобные обещания, скрывая источники информации, — все они ставят такое условие, не только Леонард. Я кивнула в знак согласия, Леонард наклонился вперед и заставил меня пожать ему руку, закрепив сделку.

Этого момента он ждал долго. Рассчитывал на него, вероятно, с тех пор, как выболтал мое имя в эфире. Леонард отпустил мою руку и откинулся на спинку стула, чтобы начать повествование.

— Знаешь, я являюсь членом попечительского совета приюта для бездомных ветеранов. Барри Мазурски был там казначеем.

Я кивнула, сопоставив этот факт с базой данных.

— Около двух с половиной лет назад, сразу после большой благотворительной кампании, таинственным образом исчезли семьдесят пять тысяч долларов.

Барри присвоил деньги приюта для бездомных? Я чуть не подавилась и с трудом переварила информацию.

— Нигде нет ссылок на то, что Барри совершил подобную кражу, — наконец сказала я.

— Был вызван обвинитель из генеральной прокуратуры, однако до суда дело так и не дошло. Один из членов организации прослышал, что Барри — заядлый игрок, и провел собственную проверку отчетности. Мы дали Барри возможность вернуть деньги в течение месяца. Они появились уже на следующей неделе. Никаких обвинений выдвинуто не было.

Я вдруг вспомнила выражение лица Мазурски, когда импульсивно сделала выбор в пользу проигрышных лотерейных билетов. Слабохарактерная личность, которая быстро подсаживается на что угодно, встретила свою копию. Неудивительно, что он мне так нравился.