Много времени не понадобилось, чтобы размотать остатки его веревки, предназначенной для лазанья по горам, и сделать петлю из нее. Горящими глазами человек в яме посмотрел вверх. Видел ли он или понимал, каким образом придет к нему спасение, — этого Форс не знал. Он привязал конец веревки к стреле и пустил ее через ветку, которая висела ближе всего к западне.

Одного мгновения хватило, чтобы привязать один конец веревки к дереву. Потом, держа другой в руке, Форс осторожно спустился через край ямы, тормозя локтями, когда скользнул вниз к грязным кольям. Черные мухи облепили его отвратительным облаком, и ему пришлось отмахиваться от них, когда он протянул руку к пленнику ямы. Пояс туго обхватывал его талию, и Форс привязал к нему веревку.

Выбраться из ямы оказалось сложнее: ее создатели старались как можно сильнее затруднить эту операцию. Но обвал на одном конце ямы давал кое–какую опору, и Форс, хотя и с трудом, но выбрался наверх. Было ясно, что тот, кто выкопал эту яму, уже давно не посещал ее, и Форс оставил Луру сторожить.

Это была очень противная работа, но только таким образом мог он спасти жизнь попавшему в беду человеку. Он отвязал конец веревки от дерева и намотал его на запястье. Без зова подошла Лура и схватила в зубы свисающий кончик веревки. Они вместе рванули изо всех сил, в ответ раздался пронзительный вопль обезумевшего от боли человека. Но Форс продолжал тянуть за веревку, как и Лура, с каждым шагом отступая все дальше и дальше.

Вот из черного отверстия показалась откинутая голова и окровавленные плечи незнакомца. Когда он перевалился через край, Форс закрепил веревку и поспешил назад, чтобы оттащить безвольное тело подальше от края дьявольской ловушки. Руки его стали скользкими от крови прежде, чем ему удалось высвободить потерявшего сознание человека. Но и нести его он не мог — не позволяла больная нога, вдобавок ко всему, незнакомец весил на сорок фунтов 5Ольше Форса: сейчас, когда он лежал на земле, освещенный лучами солнца, Форс узнал в нем темнокожего охотника с острова. Но его огромное тело было беспомощным, а лицо — зеленовато–белого оттенка под коричневой пигментацией. Хорошо хоть, что кровь не текла из раны — по крайней мере артерия не была задета. Форс должен был доставить незнакомца в музей, где он осмотрит эту ужасную рану. —

В кустах раздался какой–то треск. Форс бросился к луку, лежавшему там, где он его выронил. Но это оказалась Лура, пригнавшая кобылу. Запах крови заставил кобылу закатить глаза и повернуть назад, но Форс не мог терпеть сейчас никаких глупостей, и Лура была того же мнения. Она подошла к лошади и несколько раз тихо зарычала. Лошадь замерла на месте, покрывшись потом, с побелевшими от страха глазами. Но она не встала на дыбы, когда Форсу каким–то образом удалось перекинуть своего пациента через ее спину.

Когда они снова оказались в укрытии музея, он вздохнул облегченно и уложил незнакомца на ковер. Тот снова открыл карие глаза, и в этот раз в их темных глубинах зажегся свет разума. Охотник оказался совсем молодым. Это стало ясно теперь, когда он выглядел таким беспомощным. Он ненамного был старше самого Форса — несмотря на свою огромную фигуру с широкими могучими плечами. Он лежал, со спокойной терпеливостью наблюдая, как Форс приготавливает мазь после разведения костра, но ничего не сказал, даже когда горец начал обрабатывать его рану грубыми хирургическими приемами.

Кол рассек кожу плеча, образовав глубокую борозду, но, как с облегчением понял Форс, не сломав костей. Если не начнется заражение, то незнакомец выздоровеет.

То, как Форс обращался в этим раненым телом, наверное, доставляло незнакомцу мучительную боль, но он не Издал ни звука, хотя, когда Форс наконец закончил, то увидел капельки крови, выступившие на нижней губе его Пациента. Незнакомец здоровой рукой махнул в сторону сумки, висевшей на его поясе, и Форс расстегнул ее. Порывшись в ней, незнакомец достал небольшой мешочек из белой ткани и сунул его в руку своего спасителя, показывая большим пальцем на кружку с водой, которой Форс пользовался во время своих хирургических действий. В мешочке оказался грубый коричневый порошок. Форс налил в кружку свежей воды, добавил в нее немного порошка и помешал все, после чего поставил кружку на огонь. Его пациент кивнул и слабо улыбнулся. Затем он указательным пальцем ткнул себя в грудь и сказал:

— Арскейн.

— Форс, — назвал себя горец, после чего указал на кошку и добавил:

— Лура.

Арскейн кивнул и произнес какую–то фразу глубоким, почти раскатистым голосом, в котором звучали барабанные нотки. Некоторые из этих слов… да, верно, они напоминали его родную речь. Хотя акцент был другой — в нем звучало слияние определенных звуков. Горец в свою очередь произнес:

— Я — Форс из клана Пумы с Дымящихся гор… — Он попытался жестами передать значение своих слов.

Однако Арскейн вздохнул. Его лицо осунулось от усталости, а глаза закрылись утомленно. Было ясно, что он не способен был сейчас связно говорить. Форс оперся подбородком на ладони и уставился на огонь. Похоже, планы придется менять коренным образом. Он не может уйти и оставить Арскейна одного, когда он не способен защитить самого себя. И этот здоровяк, возможно, сможет путешествовать лишь через несколько дней. Нужно будет подумать обо всем этом.

Вода закипела, и от кружки исходил ароматный запах — незнакомый ему, но соблазнительный. Он понюхал пар, когда вода стала коричневого цвета. Когда же жидкость стала совсем темной, он рискнул снять кружку с огня и налил жидкость в кастрюльку, чтобы остудить ее. Арскейн шевельнулся и повернул голову. Он улыбнулся при виде пара, поднимавшегося от воды, и жестом показал, что когда жидкость настоится, он выпьет ее.

Так значит, это какое–то лекарство, известное его народу. Форс подождал, потом осторожно прикоснулся к жидкости кончиком пальца, после чего приподнял темную голову незнакомца, поднеся к его разбитым губам кастрюльку. Арскейн выпил половину жидкости, прежде чем знаком показал, что достаточно. Он махнул Форсу, чтобы тот тоже попробовал ее, но одного глотка горького настоя оказалось достаточным, чтобы удовлетворить любопытство горда — Вкус у настоя был гораздо хуже, чем его запах.

Всю оставшуюся часть дня Форс занимался различными делами. Он охотился вместе с Лурой и принес в музей лучшие части оленя, на которого они неожиданно наткнулись у края озера, а также несколько перепелов, поднятых Дурой из травы. Кроме того, он притащил много хвороста, добавив его к куче дров. Еще Форс нарвал ягод с колючих кустов. И когда, наконец, разлегся рядом с огнем, вытянув вперед ноющую ногу, на него навалилась такая усталость, что ему показалось, что у него не осталось сил даже пошевелиться. Но теперь провизии было запасено у них на несколько дней вперед. Кобыла все пыталась вырваться на лужайку, и поэтому он закрыл ее на ночь в одном из длинных коридоров.

Арскейн очнулся от лихорадочного сна вечером и стал наблюдать за тем, как Форс разделывает птиц, собираясь их сварить. Он поел немного, отказавшись от большей части предложенного Форсом. Горец встревожился. Может быть, на острие кольев в ловушке был яд? А у него не было ничего, что могло бы нейтрализовать его. Он еще раз подогрел горький коричневый настой и помог Арскейну выпить его. Если в этой гадости есть что–то целебное, то здоровяк нуждался в ней.

Когда стемнело, пациент Форса снова уснул, а его лекарь склонился над костром, хотя вечер был теплым. Мысли его были заняты этой ловушкой на человека. Да, правильно, все свидетельствовало, что тот, кто создал ее, не посещал ее длительное время. Угодивший в западню олень был мертв уже несколько дней, и там был еще один скелет, обглоданный насекомыми и птицами, на противоположном конце ямы. Но кто–то или что–то затратило много труда, чтобы соорудить ее; и для создания этой ловушки требовался мозг, столь же изворотливый и хитрый, сколь и Жестокий. Форс не слышал, чтобы кто–нибудь из степняков использовал подобный искусный метод охоты, и, разумеется, это было не по вкусу жителям Эйри. Да и Арскейну он не был известен, иначе бы он не стал жертвой ловушки. Значит, выходит, ее создали другие — не жители равнин, гор и не соплеменники Арскейна — другие, бродившие по собственному почину по этому городу. И в таких городах спокойно проживать могут только… Зверолюди!