Контрразведка МАД не всегда была готова к этому. Невозможно рассматривать собственную работу изолированно от других. Сотрудничество с ведомством по защите конституции и с партнерскими иностранными спецслужбами является обязательным и, конечно же, поддерживается сегодня в мировом масштабе в особых условиях террористической угрозы. В области контрразведки за время моей работы благодаря тесному и доверительному сотрудничеству с американскими и французскими спецслужбами, а также с австрийскими коллегами было проведено несколько успешных операций. Мои поездки во Францию, в Австрию, Италию и США способствовали информационному обмену. Наряду с Австрией мы, естественно, плодотворно сотрудничали со Швейцарией, с Люксембургом, Швецией, Англией и Израилем.

Кроме этого, контрразведка, конечно, использует всю имеющую отношение к ее работе информацию из БНД, из судебных органов и от уполномоченных по безопасности бундесвера в соединениях и гарнизонах. Особенно интенсивным было сотрудничество с БНД. Это сотрудничество было в высшей степени тесным и успешным, естественно, в то время, когда ответственные посты в руководстве БНД занимали генералы. Мы знали друг друга еще по совместной службе в бундесвере, некоторые личные связи установились еще во времена вермахта, что, разумеется, существенно способствовало нашей кооперации. Те данные, которые, например, получала МАД от солдат после их поездок в ГДР, я, разумеется, незамедлительно направлял в БНД. И наоборот, президент БНД в срочном порядке информировал меня об особых происшествиях. И это было вполне закономерно. Критика такого положения вещей сегодня явно не служит интересам безопасности государства. Общеизвестно, что деятельность спецслужб и в прошлом, и в настоящем постоянно подвергается критической оценке, и публицисты ищут формальных признаков каких–либо нарушений. Основываясь на своем опыте, могу позволить себе констатировать следующее: в нашей разведке и контрразведке работают высококвалифицированные люди.

                                                                       На переговорах с шефом итальянских спецслужб (слева автор)

По случаю смены последнего военного президента БНД, которая произошла в мою бытность шефом МАД, я устроил ужин в Бад—Годесберге. Это было традицией еще со времен Рейнхарда Гелена (1902–1979), первого президента БНД (1956–1968). Мне, как старейшему шефу контрразведки, надлежало произнести хвалебную речь в адрес президента. Казалось логичным, что я должен был стать его преемником, поскольку других подходящих кандидатов не было. И я считал себя готовым для этого, особенно после того, как один знакомый депутат бундестага дал мне информацию о том, что между депутатами были соответствующие разговоры. Однако канцлер Гельмут Коль хотел, как мне было доверительно сказано, принять политическое решение. А уж профессиональные навыки придут сами собой, так считал канцлер. Конечно, Клаус Кинкель был безукоризненной личностью, и не могло быть возражений против того, что выбор пал на него. И вот меня в качестве гостя пригласили в Пуллах на мероприятие по случаю вступления Кинкеля в должность руководителя БНД, кстати, бывшего шефа немецкой контрразведки на такое мероприятие больше уже не приглашали. Преемники Кинкеля упразднили эту традицию. Это стало новой чертой боннской политики. Если раньше это считалось доброй традицией — по особым случаям приглашать предыдущих руководителей ведомства, то преемники Клауса Кинкеля сочли эту традицию ненужной. В своей вступительной речи президент Кинкель обозначил новые акценты своей стратегии: не конфликт между Востоком и Западом имеет сегодня приоритетное значение, а конфликт между Севером и Югом. И в этой сфере сегодня находится наш, немецкий, интерес — такое мнение высказал президент. Было очевидно, что Клаус Кинкель, да простит он мне это мое суждение, не обладал особыми знаниями, необходимыми для такого специфического задания, как руководство внешней разведкой, имея при этом, несомненно, большой политический опыт. Мои знания тогдашнего главного противника охватывали период с военных лет, к тому же я знал русский язык, который шесть лет учил в школе в Хоэнштайне в Восточной Пруссии и в котором практиковался при любой возможности во время моего пребывания в России с 1943 по 1949  г., что позволило мне глубоко проникнуть в русскую душу и русский менталитет.

                                                            …и с представителями французского военного ведомства (автор в центре)

Для руководителя такой службы это было бы большим преимуществом. Однако я ни в коем случае не хочу конфликтовать с канцлером, хочу лишь показать, как канцлер Гельмут Коль тогда в Бонне проводил свою очень своеобразную кадровую политику. Он принимал решения, исходя из партийных и политических интересов. Тогда ему показалось целесообразным предложить этот особенный пост СвДПГ в качестве подарка, теснее связывающего коалиционные партии.

Как уже отмечалось, его решение не причинило мне особых страданий, но понять такое решение канцлера я не мог. После этого мы еще раз случайно встретились в лифте в Бонне. Один присутствовавший при этом депутат посчитал, что должен представить меня, однако канцлер прервал его жестом руки. «Конечно, я знаю генерала Комоссу», — сказал он. Он, вероятно, помнил нашу короткую беседу в бундестаге, когда я хотел информировать руководителя фракции ХДС/ХСС о ситуации в области обеспечения безопасности, такой доклад я до этого уже сделал Герберту Венеру и Францу Йозефу Штраусу. Но в отличие от Венера и Штрауса Гельмут Коль после краткого дружеского приветствия доверительно направил меня к Филиппу Йеннингеру. Вероятно, у депутата д-ра Коля не было времени выслушать доклад шефа военной контрразведки или его просто не интересовали эта сфера деятельности и результаты работы МАД.

Я не намереваюсь здесь критиковать тогдашнего депутата, а позднее канцлера. Для Германии он многое сделал удачно,кое–что — менее удачно. Но главное, он слишком долго хотел оставаться на этом посту. Когда я думаю о Гельмуте Коле, невольно возникает сравнение с Конрадом Аденауэром. Однако мне не хотелось бы их сравнивать, поскольку воспоминания о Конраде Аденауэре связаны с воспоминаниями о моем тесте, д-ре Артуре Рупперте, который, будучи главным редактором «Гельзенкирхенер цайтунг» и издателем партийной газеты ХДС в Рурской области, находился в тесном контакте с рейнским отделением партии. В ходе коммунальных выборов в Эссене на одном из больших митингов я обеспечивал личную безопасность Конрада Аденауэра. Конечно, мне не довелось увидеть Аденауэра «без пиджака», но я почувствовал в нем человека исторической значимости. На его тонких губах не было ни тени лживой улыбки, он не пытался дешевыми приемами сорвать аплодисменты, он не пытался понравиться, не хотел блистать, он хотел жить и работать на благо нашей страны, до тех пор пока Господь давал ему на это силы.

Клаус Кинкель (СвДПГ), с 1979 по 1982  г. президент БНД, считал, что интерес немцев в первую очередь должен быть ориентирован не на конфликт Восток — Запад, а на конфликт Север — Юг. Фото 1978  г.

В деятельности этой личности также можно искать ошибки, но отыскать их можно немного. Одна из немногих его ошибок состояла в том, что он слишком долго верил в то, что он незаменим для Германии. Позднее то же самое произошло с Хайде Симонис и Герхардом Шрёдером, да и с некоторыми другими ведущими политиками, которых, однако, нельзя сравнивать с Конрадом Аденауэром… Однако хочу вернуться к теме — к работе МАД по обеспечению противодействия шпионажу. Это, в сущности, могла бы быть хорошая тема для диссертации. Жаль, что, когда я после 1985  г. при поддержке профессора Лотара Боссле получил место преподавателя в университете Вюрцбурга, я не сделал соответствующей заявки. Боннское налоговое ведомство сделало практически невозможной мою преподавательскую деятельность. Так как с самого начала я отказался от оплаты за преподавательскую деятельность, моя работа не была признана в качестве позиции для снижения «налогооблагаемой базы». В результате я должен был из своего кармана оплачивать все возникающие в этой связи расходы, в том числе немалые затраты на железнодорожные билеты из Бонна в Вюрцбург дважды в неделю, а также оплату гостиницы, когда в результате моих лекций и семинаров со студентами я задерживался и в этом возникала необходимость. Ректор университета выдал мне письменное подтверждение, что после завершения испытательного срока мне будет выплачена компенсация моих затрат. Однако я был вынужден капитулировать после того, как налоговое ведомство настояло на том, что я не имею права отказываться от оплаты моей преподавательской деятельности. Таким образом, после четырех семестров я прекратил преподавание. Тогда мне следовало бы не только читать своим студентам лекции по Иммануилу Канту, но и предложить им интенсивный курс лекций по теме «противодействие шпионажу», что было бы, как я уже отмечал, в духе великого философа и уважаемого мной моего восточнопрусского земляка, полет мыслей которого распространялся за пределы Европы и который предвидел даже образование сегодняшней ООН. Хочу еще раз напомнить его тезис о «службах дьявола, без которых тем не менее нельзя обойтись».