— Ведется расследование, мисс Савино, — сказал Джейкоби. — Вы особенно не возбуждайтесь, не из-за чего…

— А ваши собаки? — перебила я лейтенанта. — Они не лаяли вчера вечером, около половины одиннадцатого?

— Они словно взбесились, когда подъехали пожарные машины, но до этого вели себя тихо.

— Вам не показалось необычным, что Малоуны не включили сигнализацию?

— А они, по-моему, даже входную дверь не запирали.

И это были последние слова Савино. Она впустила собачью стаю в дом и плотно закрыла дверь, оставив нас на крыльце. Было слышно, как пальцы замков и засовы вошли в свои пазы.

Спустя четыре часа и еще десяток опрошенных мы с Джейкоби знали, что Малоуны регулярно ходили в церковь, пользовались всеобщей любовью, отличались щедростью, дружелюбием и прекрасно ладили между собой. Никто не брался предположить, кто мог их так ненавидеть. Малоуны были идеальной парой. Так кто же убил их и почему?

Джейкоби ворчал, что уже все ноги оттоптал, когда у меня зазвонил сотовый. Это оказался Конклин, звонивший из машины.

— Я кое-что почитал про пирамиду на долларовой купюре. Там дело связано с масонами, тайным обществом, возникшим в самом начале восемнадцатого века. Масонами были Джордж Вашингтон, Бенджамин Франклин, большинство отцов-основателей…

— Понятно, понятно. И что, Берт Малоун тоже был масоном?

— Келли говорит, ничего подобного. Она сейчас рядом со мной, Линдси. Мы едем к дому ее родителей.

Мы затормозили у бровки, как раз когда подъехал Конклин. Не успел он остановиться, как дверца с пассажирской стороны распахнулась, оттуда выскочила молодая женщина и бросилась бегом через газон к тому, что осталось от дома Малоунов.

Конклин кричал ей вслед, но она не остановилась, лишь обернулась на секунду. В свете фар я хорошо ее рассмотрела: стройная и гибкая как плеть молодая женщина лет тридцати, в крохотной юбке, колготках и коричневой кожаной курточке. Толстая медно-рыжая коса спускалась ниже талии. Выбившиеся пряди ореолом окружали ее лицо. В свете фар рыжеватый ореол казался нимбом.

У Келли Малоун было лицо Мадонны.

Конклин побежал, чтобы ее перехватить, и, когда подошли мы с Джейкоби, он уже открыл замок на входной двери, навешенный пожарными. При тусклом свете, сочившемся через провалившуюся крышу, мы провели Келли Малоун по обгорелому остову ее родного гнезда. Экскурсия получилась тягостная. Конклин не отходил от Келли, которая плакала и повторяла:

— О Боже, о Боже, Ричи, ведь их все любили, у них не было врагов! Я просто не могу поверить!

Келли не вошла в библиотеку, где приняли смерть ее отец и мать, а сразу направилась на второй этаж в дымном конусе света, падавшего на почерневшую лестницу. Конклин был рядом с Келли, когда она перешагнула порог того, что осталось от спальни родителей. Потолок оказался продырявлен баграми. Сажа и вода безнадежно испортили мебель, ковры, фотографии на стенах.

Келли подняла с пола свадебный снимок родителей и вытерла его рукавом. Стекло осталось целым, но по краям виднелись разводы от проникшей под рамку воды.

— Ведь фото можно восстановить? — В ее голосе слышались слезы.

— Конечно, конечно, можно, — поспешил успокоить женщину Конклин.

Он показал Келли открытый сейф в шкафу и спросил, не знает ли она, что здесь хранили ее родители.

— У мамы были старинные украшения, от бабушки остались. Кажется, в страховой компании должен быть список.

Джейкоби спросил:

— Мисс Малоун, кто мог иметь зуб против ваших родителей?

— Я сюда двенадцать лет не приезжала, — горько сказала она. — В принципе папа был склонен давить авторитетом в своем автосалоне, но при появлении серьезных угроз мама бы со мной поделилась. Ты уверен, что это не был несчастный случай? — Она умоляюще посмотрела на моего напарника.

— Боюсь, что нет, Келли. Это поджог.

Конклин обнял рыдающую женщину и прижал к себе.

Ее горе тронуло меня до глубины души, однако я обязана была спросить:

— Келли, кто больше всего выигрывает от смерти ваших родителей в материальном плане?

Молодая женщина отшатнулась словно от удара.

— Я! — крикнула она. — Я и мой брат! Вы нас раскусили! Я наняла киллера убить родителей и поджечь дом, чтобы унаследовать деньги!

— Келли, мне крайне неловко, что я так неудачно выразилась. Я не имела в виду, что вы причастны к этой трагедии.

Но после моих слов Келли Малоун говорила только с Конклином.

Стоя внизу с Джейкоби, я услышала, как Рич спрашивает у Келли о латинской цитате, написанной на титульном листе книги.

— Латынь? Впервые слышу. Ни мама, ни папа никогда не писали на латыни.

Ястреб держал таракана под перевернутым стаканом на рабочем столе. Это был Blatta orientalis, восточный таракан около дюйма длиной, глянцево-черный, какие обычно попадаются в роскошных домах Пало-Альто.

Таракан был обыкновенный, но для Ястреба особенный.

— А ты молодец, Мачо, — сказал Ястреб таракану. — Конечно, для таракана это не жизнь, но ты умеешь держать удар.

Голубь лежал на кровати Ястреба, читая описание учебного проекта: трехмерный факс, перекочевавший из стартрековской технологии типа «телепортируй меня, Скотти» в реальный мир. Принцип работы был следующий: аппарат сканирует объект в точке А, а лазерный луч вырезает идентичную копию из определенного материала в точке Z. Голубь знал это наизусть: видел демонстрацию работы факса — и сейчас просто убивал время, ожидая, пока ленивый Ястреб оторвет от стула задницу.

— Чего ты тянешь с диалогом? — проворчал Голубь. — Чем болтать с тараканом, напиши лучше диалог до того, как придут твои родители.

— Чем тебе не нравится Мачо? — спросил Ястреб. — Он питается воздухом и своим жировым слоем уже шестнадцать дней. Правда, Мачо? Кроме шуток, Голубь, это достойно восхищения.

— Не, брателло, все-таки ты двинутый.

— Ты упускаешь из виду благородство эксперимента, — невозмутимо продолжил Ястреб. — Под этим стаканом потомок насекомых, которые жили на Земле с самого первого в истории пердежа. Мачо живет святым духом, и если протянет еще четыре дня, я его отпущу. Такой у нас с ним договор. Я уже подумываю, чем его наградить. Мачо! — Ястреб нагнулся к пленнику и постучал по стакану. Усики таракана задрожали и повернулись в направлении звука. — Пожалуй, будет тебе шоколадное печенье, чувак.

Голубь вскочил с кровати, в два шага подошел к столу, перегнулся через Ястреба, поднял стакан и кулаком грохнул по таракану, размазав его по пластмассовой столешнице. Одна из ножек Мачо рефлекторно дернулась.

— Эй, ты что? Зачем ты это сделал? Ты…

— Арс лонга, вита бревис, парень. Жизнь коротка, искусство вечно. Либо ты вытрясешь из головы своих тараканов и напишешь диалог к этой гребаной главе, либо я пошел отсюда.

Мы с Конклином весь день проверяли ломбарды в надежде, что где-нибудь всплывут драгоценности Патрисии Малоун. Тогда у нас появилась бы ниточка. Последней в нашем списке значилась «Бочка сокровищ», сомнительное заведение, притулившееся на Мишн-стрит между двумя барами.

Не знаю, слышал ли хозяин звяканье колокольчика над дверью, но он заметил наше с Конклином отражение в одном из десятков зеркал на стенах и вышел в зальчик. Эрни Купер — так звали продавца — вызывал в памяти огромных амбалов времен войны во Вьетнаме: он заполнял собой весь ломбард. Седые волосы Купер забирал в длинный хвост, в нагрудном кармане носил айпод. Из ушей свисали провода наушников, а под пиджаком бугрился пистолет.

Пока Конклин показывал Куперу фотографии старинных драгоценностей Патрисии Малоун, которые мы взяли в страховой компании, я разглядывала бесчисленные призовые кубки, гитары, устаревшие компьютеры и чучело обезьяны с торчащей из спины лампой на подставке для комнатных растений. В одной из четырех витрин рядом с обручальными кольцами, часами, военными медалями и низкопробными золотыми цепями красовалась коллекция свиных зародышей.