Незнакомая машина остановилась около двора рыжей Ларки Барбулячки, и четверо мужчин в пальто и меховых шапках пошли в дом. Юрчик прижался к забору и с любопытством посмотрел им вслед. Ишь, какая важная! Люди какие-то к ним приехали… Хотел побежать в степь, показать рыжей Ларке язык и сказать, что пока она, дурная, за хряком гоняется, в их хате гости, но гостинцев Ларке не перепадет, потому что нужно было около хаты гостей поджидать, а не по степи гасать. Хотел побежать, да больно машина чудная. Юрчик засунул руки в карманы добротной дубленки и заходил вокруг авто. Все рассматривал.

Татьянка не побежала на хряка смотреть, потому что как спровадила Ларку в школу, а маленьких Надюшу да Любаню в ясли, Степке стало хуже. Казалось, немец нарочно, чтобы досадить Татьянке, покинул реальность, погрузился в свой удивительный мир и оттуда, из неведомого и далекого, звал кого-то сухими горячими губами.

– И тут тебе не сладко, и там, верно, не лучше, – констатировала ехидно, наблюдая, как болезненно сжимаются мужнины уста, как слеза катится по небритой щеке, а брови высекают все новые и новые морщины.

Татьянка даже хотела бежать к фельдшеру или просить в хозяйстве машину, чтоб отвезти мужа к докторам, да вспомнила, от чьей руки тает Степка, и передумала.

– Все равно не даст, – сказала, меряя своим аршином всех вокруг. – Как будет, так и будет. Не я его туда…

Вспомнила, кто мужа в Марусину хату направил. Испугалась. Вот сейчас… сейчас дверь откроется, войдут строгие милиционеры и арестуют Татьянку за то, что сознательно мужа на погибель отправила. «Пусть бы, может, уже и помер, – зыркнула на Степку. – А то раздуют… Одними разговорами не обойдется!»

Только подумала – тук-тук в двери. У библиотекарши и ноги отнялись. Все! Прощай, мама! Открыла – и язык словно присох: стоят перед ней люди серьезные и хмурые, шапки меховые на затылки посдвигали, Татьянку глазами едят.

– Тут проживает гражданин Барбуляк Степан Григорьевич? – обратился к ней один из них официально.

Головой кивнула.

– Где он в настоящее время? Нам с ним поговорить нужно.

Рукой в комнату показала. Серьезные дядьки Татьянку позади оставили и по-хозяйски ввалились в хату. Библиотекарша опомнилась, за дядьками побежала, а они уже во все дырки заглядывают, из шкафа все напрочь выбросили, полки пооткрывали, в Ларкиных тетрадях роются, под диваном что-то ищут.

– Болеет он… Или как это… Побитый весь…

– Знаем, что побитый, – отвечают. Барбуляковы вещи бросили, вокруг Степки собрались, как родственники скорбные вокруг гроба. Переглянулись, один рукой на дверь показал, остальные кивнули и стали Степку на одеяло перекладывать.

Татьянка испугалась еще сильнее.

– Да что же это? Куда это вы его? Он же совсем негодящий!

– Точно, тетка, – сказал ей один. – Негодящий!

– Да куда вы его? – к стене стала, руки к груди прижала.

– Вам сообщат, – ответил тот, что остальным приказы отдавал.

– Так его лечить нужно…

– Заодно и вылечим, – сказал. – От всех болячек!

– А где? Где? Я б, может, передачку какую ему собрала… Проведала…

Начальнику, верно, Татьянкины нюни надоели. Он вынул из кармана красную книжечку и ткнул в горбатый нос:

– Мы из областного управления комитета государственной безопасности. И посещения в нашей конторе не предусмотрены. Мы сами проведываем… кого нужно. А вам, Татьяна Тарасовна, советуем сохранять покой и держать рот на замке до тех пор, пока мы вас не вызовем, – Татьянку взглядом смерил. – Если будет такая необходимость. Вам все понятно?

Татьянка замерла, а серьезные дядьки уже понесли немца из хаты. «Ногами вперед», – только и мелькнуло в Татьянкиной голове. На ватных ногах дошла до двери, вышла – Степку уже засунули в машину, стоявшую у двора. «Такая же, как “скорая помощь”, только болотная», – откуда-то взялась в Татьянкиной голове несвоевременная мысль.

Юрчик увидел, как Барбулячкиного отца вынесли на одеяле и положили в машину, и аж глаза вытаращил. Вот это да! Тут такое… А рыжая Ларка за хряком гоняется. Оглянулся на бабину хату – нет бабы во дворе. И хорошо! Пока баба Ганя из хаты на Юрчика глянет, он сто раз успеет к ставку сбегать, потому что один мальчик только что по улице бежал и кричал, что хряка на ставок загнали.

Юрчик усмехнулся хитро и побежал к ставкам.

За Ракитным в степи рядом с лесополосой еще во времена царя Гороха люди вырыли два глубоких ставка, и, верно, правильное место нашли, потому что со временем ставки не обмелели, не поросли камышом, не превратились в болота, отчего ракитнянцы пришли к выводу, что ставки поддерживают свою силу подземными родниками. Один ставок – поменьше – был за километр от Ракитного в степи. Второй – побольше и поглубже – сразу за селом. На этот большой став и загнала ракитнянская толпа Тарасова хряка с дверцей от Нечаева «Запорожца» на шее.

Юрчик добежал до ставка, стал на берегу и рассмеялся. Цирк да и только! Стоит на льду посреди ставка хряк. Копыта разъезжаются, он ими перебирает, аж визжит, а копыта не слушаются, скользят. Хряк от той беды головой крутит, а на шее дверца красная болтается. А с другого берега дядьки ракитнянские хряка пугают, чтоб он, выходит, к берегу направлялся. Но хряк – ни в какую!

Тут видит Юрчик – немного в стороне от него с берега на лед рыжая Ларка вышла и пошла к хряку.

– Иди, иди, мой маленький! Иди, иди, моя ласточка… – хряка уговаривает.

– Ларка! Ла-а-арка! – закричал Юрчик.

Ларка оглянулась, махнула Юрчику рукой, мол, да не мешай ты мне! И дальше. К хряку идет, а он внучку хозяйскую признал и отступает потихоньку к берегу, где уже дядьки с веревками наготове.

– Вот глупая! – рассердился Юрчик, ступил на лед и пошел за Ларкой.

До испуганного и обессилевшего хряка оставалось метров тридцать, когда лед под Ларкой – кряк – как испуганная утка. Девчушка охнуть не успела – провалилась в темную воду и в последний миг уцепилась ручонками за край обломанного льда.

Юрчик остановился и растерянно оглянулся. Дядьки на другом берегу приставляли руки к глазам, чтоб разглядеть, что происходит на льду, и, хоть перед ними дергался хряк, вдруг засуетились, кто-то один уже обвязывался веревкой…

Юрчик глянул на тонкие Ларкины ручки, только их и можно было увидеть среди проломанного льда, упал на лед и пополз к девочке. Ухватил Ларку за руки, потянул на себя.

– Быстрей, быстрей, – шептал. Ларка вцепилась в Юрчика.

– Пуговицу расстегни, – прохрипела дрожащими синими губами.

Юрчик совсем не понимал, чего хочет от него глупая рыжая Ларка, которая вечно встрянет в какую-нибудь историю, но протянул руку и с трудом расстегнул у шеи большую, как дуля, пуговицу грубого Ларкиного пальто. Ларка выскользнула из пальто и, как обезьяна, вскарабкалась на лед из полыньи. Выбралась и на четвереньках – от полыньи. На метр-два, не больше, отползла. Упала на лед, скрутилась. Синяя. Трясется.

Юрчик встал. Сердце колотится. Мокрые руки дрожат. Со страхом отошел от полыньи, в которой плавало Ларкино пальто, насупил брови серьезно, как отец-председатель, подумал миг, скинул теплую дубленку и осторожно пошел к девочке.

– Вот точно простужусь из-за этой глупой Ларки, – бормотал серьезно.

До нее оставалось не больше метра, когда лед под Юрчиком провалился тихо, без единого звука, словно в страшном немом сне. Ларка заморгала глазенками и увидела темную воду небольшой, аккуратной, словно кто-то нарочно вырубил, полыньи, на краю которой лежала добротная дубленка Юрчика. В полынье равнодушно плескалась вода. Казалось, лед не провалился под мальчиком, а кто-то хищный, безжалостный и всемогущий пробил его изнутри, чтобы схватить Юрчика и мгновенно бесследно исчезнуть с ним в темной бездне, словно в результате неимоверно удачной фантастической операции.

Тарас Петрович видел, как тонкий лед провалился под внучкой. Слышал, как засуетились ракитнянцы, обвязывая длинной веревкой щуплого Серегу по прозвищу Ровер. Качнулся: кругом шла голова. Стукнул в нее кулаком – чтобы не кружилась!