— Вы спрашиваете, для чего? Странно… — Она замолчала. На лице ее читалась напряженная борьба мыслей.

Так мы дошли до небольшой полянки, пересеченной поваленным деревом. Тропка, обогнув это дерево, убегала дальше в лес. Мэри внезапно остановилась.

— Что же вы? Идемте, — взял я ее за руку.

— Дальше нельзя, — четко сказала она.

— Опять запрет! Хоть сегодня, хоть один раз нарушьте строгие правила, навязанные вам профессором.

— Нельзя, — повторила она, голос ее стал монотонным. Она словно впадала в забытье. Внезапно словно вспышка отразилась на ее лице, глаза расширились, стали неподвижными.

— Иду! Иду! — почти крикнула она, обращаясь неизвестно к кому, и, круто повернувшись, быстро пошла обратно. Споткнувшись о пенек, засыпанный снегом, она чуть не упала. Я хотел поддержать ее, но она отстранилась, продолжая идти.

— Не надо, Джон. Идемте скорей!

Мы сравнительно быстро добрались до поселка.

— Мэри, — говорил я, едва поспевая за ней, — ну хорошо, сегодня будь по-вашему… Но ведь это не последняя наша прогулка?

— Не последняя.

Странная все-таки девушка… И отношения ее с этим Кэви… Но, черт возьми, все будет по-моему, я уверен!

Сегодня утром вернулся профессор. Он не в духе. На лице хмурая гримаса. Взяв с собой целый ворох бумаг, чертежей, он на весь день закрылся в кабинете. Все ходят притихшие, в том числе и Мэри. Под вечер вызвал меня и стал допрашивать о работе.

— Как ваши успехи? — спросил он, ядовито улыбаясь и в то же время внимательно глядя мне в лицо. Что он разумеет — мои исследования? Мои отношения к Мэри? Последнее, безусловно, от него не тайна. Ну и что же, он не волен мне указывать! Или он имеет на Мэри какие-то особые права? Или, быть может, этот тип Стокс угождает ему во имя каких-то обоюдных планов, а Кэви пользуется этим?

Профессор словно угадал мои мысли.

— Я спрашиваю о результатах ваших вычислений за истекшие два дня, — подчеркнул он.

Я стал терпеливо докладывать ему обо всем, что сделал, положив перед ним тетрадь с записями.

— Так, так… — говорил он, слушая меня и в то же время пробегая глазами по строкам и формулам, — а это что, вывод? Хорошо.

Когда я закончил и поднял глаза на профессора, мне показалось, что он думает о чем-то своем и поддерживает меня для вида. Взгляд его ушел внутрь, а лицо, оставаясь внешне неподвижным, в то же время удивительно быстро меняло выражение. Вновь чуть заметная усмешка скользнула по губам и потонула глубоко в зрачках.

— Неплохо, — сказал он, закрывая тетрадь и передавая мне, — желаю успеха. — И нельзя было понять, на что он намекает или на работу, или… Впрочем, я стал мнительным. Когда я вышел от Кэви, то вздохнул с облегчением.

Мэри не выходила из лаборатории. Как легкая тень, перелетала она от одного пульта к другому. Ее тонкие пальцы чуть касались кнопок, мгновенно убегая в сторону.

Я забыл сказать о весьма существенном: у профессора два кабинета — первый для приемов, совещаний, бесед; второй, расположенный за первым, — для каких-то специальных занятий. Никто из нас не имеет туда доступа, за исключением Мэри. О да, профессор оказывает ей особое доверие! Может быть, он играет на этом?

Я мало сказал о Кэмперах. Хорошие люди! Правда, по службе я не много имею с ними дела, но каждый раз, когда я за чем-нибудь захожу к ним, меня охватывает большим человеческим теплом, душевностью… (дальше десять строк зачеркнуто)… во всяком случае это так. Но я не решаюсь заговорить с Кэмпером на эту тему, а надо бы…

Сегодня я узнал многое. Изложу все последовательно…

В первую половину дня я поработал весьма успешно. Профессор доволен мной, хотя даже в его похвалах я чувствую тень недоброжелательности. Уговорил Мэри после работы совершить небольшую прогулку (она имеет обыкновение часами сидеть у себя дома) — согласилась. Она словно просыпается от долгого летаргического сна. В ее голосе, движениях, взглядах — во всем, во всем ее облике чувствуется это весеннее пробуждение. Милая Мэри! Я спасу тебя для жизни и счастья!

Но сегодня она меня очень испугала и огорчила. Старик (так я часто про себя называю Кэви), видимо, угнетает ее. Мы гуляли по дорожкам нашего научного поселка. Я говорил обо всем, за исключением работы, расспрашивал ее о прочитанных книгах, шутил. Она отвечала охотно и на губах ее все чаще и чаще играла улыбка.

— Мне хорошо с вами, Джон, — очень хорошо!..

Мне показалось, что за углом дома мелькнула человеческая тень. Мэри смотрела на меня большими, немного удивленными глазами.

— Джон, — заговорила она срывающимся голосом, — я не могу понять, Джон, в чем здесь секрет, в чем дело? Я не могу понять, что со мной произошло? — Мэри явно не находила слов. На ее лице отражалось огромное напряжение мысли. — Джон, — продолжала она все более и более возбужденно, — объясните же мне, в чем дело? Джон, — голос ее стал каким-то резким.

— Что со мной? Что? Объясните! — Голос Мэри поднялся до крика и звенел, широко раскрытые глаза блестели.

— Ну!.. Вычисляете?! Молчите?! Ошиблись… Профессор Кэви прав… Он всегда прав… Расчет верный!

Я почувствовал, как страх сжимает мое сердце.

— Мэри, вам плохо, успокойтесь!

— Ха! — выкрикнула Мэри. — Плохо? Хорошо! Отлично! — Она качнулась и навзничь упала на снег.

Я бросился к ней, но чья-то сильная рука оттолкнула меня. Обернувшись, я увидел профессора. В его глазах сверкала злоба.

— Уйдите, — прошипел он, поднимая девушку на руки.

Метнув на меня еще раз свой злобный взгляд, он исчез со своей ношей в дверях дома. Да, таким я его не видел никогда. Я стоял, ошеломленный. Наконец придя в себя, я уныло побрел домой.

Кэви делает вид, что между нами ничего не произошло — он нарочито любезен, но я-то знаю что у него на душе. Соперник. У меня есть соперник. Нет уважаемый профессор, вы слишком самонадеянны!.. Вы думаете, что ваш авторитет, влияние на окружающих обеспечат вам победу? Ошибаетесь! Как я его ненавижу! Едва переношу его присутствие, и он это видит, но опытный лицемер нисколько не смущается. Что делать? Наговорить дерзостей? Уехать? А Мэри? Что будет с ней? Нет, я не способен оставить ее здесь одну, даже на время. Нужно искать другой выход. Может быть, написать Стоксу? Но ведь я его совершенно не знаю… Не будет ли от этого хуже? Нет, такой вариант отпадает. Что же тогда? Бежать. Уговорить Мэри. Трудно, особенно трудно, если учесть своеобразный характер Мэри, ее слепую зависимость от воли профессора, и в то же время — единственный выход. Решено! Я буду осторожен. Я буду так же лицемерен, как профессор. С сегодняшнего дня нужно рассчитать каждый свой шаг, исключить всякое подозрение со стороны Кэви. Он хитер, но иного выхода нет.

Я разыгрываю взятую на себя роль. Никогда еще не приходилось так лицемерить! Вот уже неделя, как я не встречался с Мэри в интимной обстановке.

Она, видимо, чувствует себя неловко после случившегося. Но я ни о чем не вспоминаю, так лучше. Да, нелегкая задача! Главное, не с кем посоветоваться, не у кого искать поддержки. Кэмпер? Нужно будет зайти к нему… Он единственный внушает доверие.

Сегодня после работы зашел к Кэмперу. Чистосердечно признался старику во всех своих сомнениях. Он слушал с грустной задумчивостью, тихо постукивая сухими ревматическими пальцами по краю стола.

— Эх, мистер Джон, — сказал он, — не знаю, как отвечать… Как убедить вас оставить это дело. Ведь вы меня не послушаетесь… Нет, не послушаетесь! Вижу по вашему возбужденному состоянию, что вы не в силах изменить свой план. И все же, дорогой мистер Джон, мой долг старого человека, который годится вам в отцы, предостеречь. Не обольщайтесь, что вам удастся обмануть профессора. Вы слишком мало знаете его… Это очень умный, опытный противник… Он привык читать по чужому лицу, как по книге…