Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она тем временем бормотала и сладко вздыхала, и заметила между делом, что он явно преклоняется перед женщинами, и как это приятно после грубиянов, которым только бы воткнуть, и она, мол, даже не знает, достойна ли такого преклонения. Дежарден мысленно похлопал себя по плечу. Он не спрашивал о происхождении крошечных шрамов у нее на спине, о предательских розовых полосках от применения анаболиков направленного действия. Как видно, Аврора находила, куда потратить прокачанное здоровье. Может быть, только недавно избавилась от отношений, в которых была жертвой. Может, он был ее спасителем.

Тем лучше. Он вообразил себя одним из прошлых партнеров: тех, что избивали ее.

– Да ну на хрен, – сказала она на четвертом часу. – Просто врежь мне.

Он застыл в ужасе, гадая, что его выдало: язык тела или телепатия, или это просто удачная догадка.

– Что?

– Ты такой нежный, – сказала ему Аврора. – Давай играть погрубее.

– Ты не… – Ему пришлось подавить изумленный смешок. – Ты о чем вообще?

– Ты что так опешил? – улыбнулась она. – Неужели ни разу женщину не лупил?

«Это ведь были намеки, – понял он. – Она жаловалась». А он, Ахилл Дежарден, непревзойденный вычислитель закономерностей, мастер по выхватыванию сигнала из шума помех, ничегошеньки не заметил.

– Удушение меня заводит, – продолжила она. – Что это твой ремень лежит без дела?..

Все было, как в его мечтах, за которые он себя ненавидел. Словно ожили его самые постыдные фантазии. Это было превосходно. «Ах ты, сука, ты этого хотела, да? Вот как раз от меня и получишь».

Только не получила. Ахилл Дежарден вдруг обмяк, как доллар.

– Ты серьезно? – спросил он в надежде, что она не заметит, и понимая, что уже заметила. – То есть… ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно?

– Да Ахилл у нас герой! – Она насмешливо покосилась на него. – Опыта маловато, да?

– Хорошо, – сказал он, невольно оправдываясь. – Только…

– Это же просто игра, детка. Ничего радикального. Я же не прошу меня убивать.

«Очень жаль».

Впрочем, мысленная бравада не одурачила его ни на миг. Ахилл Дежарден, тайный садист, вдруг до смерти перепугался.

– Ты про игры? – сказал он. – Шелковые веревки, стоп-слова и все такое?

Она покачала головой.

– Я, – терпеливо объяснила она, – хочу, чтобы у меня кровь текла. Хочу боли. Я хочу, чтобы ты сделал мне больно, любовничек.

«Да что со мной? – гадал он. – Я же именно о такой всегда мечтал. Какая счастливая случайность!»

И миг спустя подумал: «Если это случайность».

Он, что ни говори, находился на переломе судьбы. Шли проверки его прошлого, проводилась оценка рисков. Где-то под ковром система решала, можно ли доверить Дежардену ежедневно определять судьбы миллионов. Конечно, его тайна уже была им известна: механики заглянули ему в голову и наверняка заметили отсутствующую или поврежденную проводку. Возможно, это проверка: способен ли он контролировать себя. Возможно, Трип работает не так надежно, как ему внушали, и особенно подлые нейроны его подтачивают, а изначальная порочность представляет собой потенциальную ловушку… Или все намного проще. Может, они просто не рискнут вкладывать в раскрутку героя, чьи неконтролируемые склонности публика может счесть… неприятными.

Аврора скривила губы и обнажила спину.

– Давай, детка, поработай со мной.

Она была блеском в глазах всех его прежних партнерш, той мигающей искоркой, которая словно говорила: «Поберегись, ты, поганый извращенец. Малейшая оплошность, и с тобой покончено!». Она была шестилетней Пенни, обещающей никому не говорить, несмотря на кровь и переломы. Она была отцом, стоящим в темном дверном проеме с непроницаемым взглядом, словно говорившим: «Мне про тебя кое-что известно, сын, и ты никогда не узнаешь, что это».

– Рори, – осторожно заговорил Дежарден, – ты насчет этого ни к кому не обращалась?

– Все время обращаюсь. – Она улыбалась, но в голосе зазвенело напряжение.

– Нет, я хотел сказать… понимаешь…

– К специалистам. – Улыбка пропала. – К какому-нибудь мозгоправу, который за мои же денежки скажет мне, что я сама себя не понимаю, что все это просто заниженная самооценка и что мой отец насиловал меня в доречевой период. – Она потянулась за одеждой. – Нет, Ахилл, не обращалась. Я предпочитаю проводить время с теми, кто меня принимает как есть, а не с тупыми мудаками, которые пытаются превратить меня во что-нибудь другое. – Она натянула трусики. – Наверно, на официальных приемах такие больше не попадаются.

– Ты могла бы остаться, – попытался он.

– Просто это было так неожиданно, – попытался он.

– Понимаешь, в этом есть какое-то неуважение, – попытался он.

Аврора вздохнула.

– Детка, если бы ты меня уважал, то признал бы за мной право самой решать, что мне нравится.

– Но мне нравишься ты сама, – ляпнул он, низвергаясь в пламени и дыме. – Как же мне делать тебе больно, если…

– Эй, ты думаешь, мне нравилось все, что я для тебя делала?

Она оставила его стоять с обвисшим пенисом, пятьюдесятью минутами до конца аренды кабинки и убийственным, унизительным сознанием, что он навсегда в ловушке собственного притворства.

«Я никогда не дам этому воли, – понял он. – Как бы мне ни хотелось, кто бы меня ни просил, как бы это ни было безопасно. Я никогда не буду уверен, что где-нибудь не прячется шпион, что это не ловушка. Я всю жизнь буду скрываться, потому что открыться страшно до ужаса».

Отец мог бы гордиться. Сын вырос добрым католиком.

Но Ахилл Дежарден знал толк в искусстве приспособления. Выходя из кабинки – пристыженный и одинокий, – он уже начал восстанавливать защитные барьеры. Возможно, оно и к лучшему. Как-никак, от биологии никуда не денешься: секс – это насилие, причем буквально, до уровня нейронов. Трах или драка – работают одни и те же синапсы, тот же стимул причинять насилие и подчинять. Каким бы нежным ты ни был внешне, как бы ни притворялся. Даже если ты действуешь исключительно с согласия партнера, все равно это не более чем насилие над сдавшейся жертвой.

«Если я делаю все это, а любви не имею, то я – медь звенящая»[9],– подумал он.

Он сознавал это основами мозга, глубинами своего «оно». Садизм записан в строении тела, а секс… секс мало того, что насилие, он – сплошное неуважение. И кому нужно обращаться так с другим человеческим существом в середине двадцать первого века? Никто не вправе так поступать, тем более – чудовища с неисправными выключателями. У него дома имелся сенсориум, позволявший воплотить любое плотское желание, предоставляя ему виртуальных жертв в таком высоком разрешении, что получалось одурачить даже его.

Были и другие преимущества. Не понадобятся больше сложные ритуалы ухаживания, в которых он вечно путался. Не придется опасаться инфекций и неуклюже выставлять анализы чем-то вроде предварительных ласк. И не будет больше этого жестокого блеска в глазах жертвы, которая, может быть, догадалась.

Он во всем разобрался. Черт, он нашел новый смысл жизни.

Отныне и впредь Ахилл Дежарден будет цивилизованным человеком. Он обратит свои порочные страсти на машину, а не на живую плоть – и тем самым спасет себя от целой прорвы неловкостей. С Авророй все обернулось к лучшему – он чуть не попался, но вовремя вывернулся. Вот уж у кого точно все провода в голове перепутаны. Центры боли и удовольствия – все вперемешку.

Лучше не связываться с такими психами.

Пожарные учения

Она просыпается где-то в море.

Непонятно, что привело ее в себя – вспоминается мягкий толчок, словно кто-то осторожно будил ее, – но сейчас она совершенно одна. Того и добивалась. Могла бы заснуть где-нибудь в трейлерном парке, но ей нужно было одиночество. Потому она проплыла мимо «Атлантиды», мимо пузырей и генераторов, мимо хребтов и расщелин, когтивших округу. Наконец добралась сюда, к отдаленному уступу из пемзы и полиметаллических руд, и уснула с открытыми глазами.

вернуться

9

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13:1).

21
{"b":"250054","o":1}