– Давай кожу.

Кляйн их слышит.

– Постойте, вам не давали допуска… я хочу сказать…

Сначала глаза. Верхняя часть костюма легко обволакивает туловище. Рукава и перчатки прилипают к телу дружелюбными тенями. Она опирается на Лабина, чтобы дотянуться до бедер – под новой кожей иголки колют не так сильно, а попробовав заново опереться на ногу, она удерживается на ней добрых десять секунд. Прогресс.

– Лени, Кен, вы куда собрались?

На этот раз голос Седжер. Кляйн вызвал подмогу.

– Решили заглянуть в гости, – отвечает Лабин.

– Вы хорошо все продумали? – сдержанно спрашивает Седжер. – При всем уважении…

– А есть причины воздержаться? – невинно интересуется Лабин.

– У Лени но…

– Не считая ее ноги.

Мертвая тишина.

– Вы уже проверили образцы, – замечает Лабин.

– Не в полной мере. Анализы делаются быстро, но не мгновенно.

– И? Есть что-нибудь?

– Если вы заразились, мистер Лабин, это произошло всего несколько часов назад. Уровень инфекции в крови еще не поддается определению.

– Значит, нет, – заключает Лабин. – А наши костюмы?

Седжер молчит.

– Значит, они нас защитили, – подытоживает Лабин. – На этот раз.

– Я же сказала, мы не закончили…

– Я думал, что Бетагемот сюда добраться не может, – говорит Лабин.

Седжер опять затихает.

– Я тоже так думала, – отзывается она наконец.

Кларк вполуприпрыжку двигается к шлюзу. Лабин подает ей руку.

– Мы выходим, – говорит он.

Полдюжины аналитиков сгрудились у пультов на дальнем конце грота связи, перебирая симуляции и подгоняя параметры в упрямой надежде, что их виртуальный мир имеет некоторое отношение к реальному. Патриция Роуэн, стоя позади, разглядывает что-то на одном из экранов. За вторым в одиночку работает Джеренис Седжер.

Она оборачивается, видит рифтеров и, чуть повысив голос, издает предупредительный сигнал, замаскированный под приветствие.

– Кен, Лени!

Все оборачиваются. Парочка малоопытных пятится на шаг-другой.

Роуэн первая берет себя в руки. Ее блестящие ртутью глаза непроницаемы.

– Ты бы поберегла ногу, Лени. Вот… – Она подкатывает от ближайшего пульта свободный стул. Лени с благодарностью опускается на него.

Никто не суетится. Здешние корпы умеют следовать за лидером, хотя и не всем это по нраву.

– Джерри говорит, ты увернулась от пули, – продолжает Роуэн.

– Насколько нам известно, – уточняет Седжер. – На данный момент.

– То есть пуля все-таки была, – отмечает Лабин.

Седжер смотрит на Роуэн. Роуэн смотрит на Лабина. Большинство стараются кого не смотреть ни на кого.

Наконец Седжер пожимает плечами.

– D-цистеин и d-цистин – в наличии. Пиранозильная РНК – тоже. Фосфолипидов и ДНК нет. Внутриклеточная АТФ выше нормы. Не говоря о том, что при РЭМ-микроскопии инфицированных клеток просто видно, как там все кишит этими малявками. – Она переводит дыхание. – Если это не Бетагемот, то его злой брат-двойник.

– Дрянь, – вырывается у одного аналитика. – Опять!

Через миг Кларк понимает, что ругательство относится не к словам Седжер, а к чему-то на экране. Подавшись вперед, она видит изображение за плечами корпов – объемную модель Атлантического бассейна. Светящиеся инверсионные следы вьются по глубине многоголовыми змеями, разделяясь и сходясь над континентальными шельфами и хребтами. Течения, водовороты и глубоководная циркуляция – внутренние реки океана – отмечены разными оттенками красного и зеленого. А поверх изображения скупой итог:

– Ослабь немножко Лабрадорское течение, – предлагает один из аналитиков.

– Еще немного, и его просто не будет, – возражает другой.

– Откуда нам знать, может, его уже и нет.

– Когда Гольфстрим…

– Ну ты попробуй, а?

Атлантика гаснет и перезагружается.

Роуэн, отвернувшись от своих, находит взглядом Седжер.

– А если они ни к чему не придут?

– Возможно, он был здесь с самого начала. А мы его просто не заметили. – Седжер, словно не доверяя собственной версии, мотает головой. – Мы ведь немножко спешили.

– Спешили, но не настолько. Прежде чем выбрать участок, мы проверили каждый источник на тысячу километров отсюда, разве не так?

– Кто-то проверял, да, – устало говорит Седжер.

– Я видела результаты. Они убедительны. – Роуэн, кажется, беспокоит не столько появление Бетагемота, сколько мысль, что разведка дала сбой. – И с тех пор ни один отчет ничего не показывал… – Спохватившись, она перебивает сама себя: – Ведь не показывал, Лени?

– Нет, – говорит Кларк, – ничего не было.

– Ну вот. Пять лет весь район был чист. Насколько нам известно, чисто было на всем глубоководье Атлантики. И долго ли Бетагемот может выжить в холодной морской воде?

– Неделю-другую, – подсказывает Седжер. – Максимум месяц.

– А сколько времени потребовалось бы, чтобы его донесли сюда глубоководные течения?

– Десятки лет, если не века, – вздыхает Седжер. – Все это известно, Пат. Очевидно, что-то изменилось.

– Спасибо, Джерри, просветила. И что бы это могло быть?

– Господи, чего ты от меня хочешь? Я тебе не океанограф. – Седжер вяло машет рукой в сторону аналитиков. – Их спрашивай. Джейсон прогоняет эту модель уже…

Джейсон обрушивает на экран поток непристойностей. Экран в ответ огрызается:

Роуэн, прикрыв глаза, начинает заново:

– Ну а в эвфотической зоне[6] он способен выжить? Там ведь теплее, даже зимой. Может, наши рекогносцировщики подхватили его наверху и занесли сюда?

– Тогда бы он и проявился здесь, а не над Невозможным озером.

– Да он вообще нигде не должен был прояв…

– А если это рыбы? – перебивает вдруг Лабин.

Роуэн оборачивается к нему.

– Что?

– Внутри организма-хозяина Бетагемот может существовать неограниченно долго, так? Меньше осмотический стресс. Потому-то, в общем, он и заражал рыб. Может, его к нам подвезли?

– Глубоководные рыбы не рассеиваются по океану, – возражает Седжер, – а просто околачиваются возле источников.

– А личинки в планктоне?

– Все равно не сходится. Не с такими расстояниями.

– Не в обиду тебе, – произносит Лабин, – но ты медик. Может, спросим настоящего специалиста?

Это, конечно, шпилька. Когда корпы составляли список допущенных на ковчег, ихтиологи даже не рассматривались. Но Седжер лишь качает головой:

– Они бы сказали то же самое.

– Откуда тебе знать? – с неожиданным любопытством интересуется Роуэн.

– Оттуда, что Бетагемот большую часть земной истории был заперт в немногочисленных горячих источниках. Если он способен распространяться с планктоном, зачем было так долго ждать? Он бы захватил весь мир сотни миллионов лет назад.

В Патриции Роуэн что-то меняется. Кларк не вполне улавливает, в чем дело. Может, сама поза. Или ее линзы вспыхнули ярче, словно интеллект, блестящий в глазах, перешел на скоростной режим.

– Пат? – окликает ее Кларк.

Но Седжер вдруг как ошпаренная срывается со стула, повинуясь прозвучавшему в наушниках сигналу. Прикасается к запястнику, подключая его к сети.

– Выхожу. Задержи их. – И оборачивается к Лабину с Кларк. – Если действительно хотите помочь, давайте со мной.

– В чем дело? – спрашивает Лабин.

Седжер уже на середине пещеры.

– Опять идиоты, не способные ничему научиться. Вот-вот убьют вашего друга.

По всей «Атлантиде» встречаются линии – четырехсантиметровые бороздки, словно кто-то равномерно прошелся по всему корпусу цепной пилой. С обеих сторон они обозначены предупредительной разметкой с диагональными полосками, и если посмотреть вверх, чуть отступив от них, то видно, зачем: в каждом проеме расположены опускные переборки, готовые упасть ножом гильотины в случае пробоины. Эти границы очень удобно использовать в качестве линий на песке, разделяющих противников. Таких, например, как полдюжины корпов, замерших перед пограничной чертой – у них хватает ума или трусости не лезть вперед. И как Ханнук Йегер, беспокойно приплясывающий по ту сторону полосатой ленты, не подпуская их к лазарету ближе чем, на пятнадцать метров.