Его вокодер рычит из темноты:

– В те времена они видели, что за нашей спиной поддержка всего мира. Знали, что нам помогли их выследить. Подозревали за нами какую-то наземную инфраструктуру. По меньшей мере, они знали, что стоит нам свистнуть, как они окажутся мишенью для любого, кто знает широту-долготу и располагает самонаводящейся торпедой.

На ее экране возникает большой светящийся акулий плавник – из морского ложа торчит массивный каменный зубец. Лабин ненадолго скрывается по ту сторону.

– А теперь мы сами по себе – продолжает он, вернувшись к ней. – Связей с сушей не осталось. Может, наши все погибли. Может, перешли на другую сторону. Ты хоть помнишь, когда нам в последний раз давали смену?

Она вспоминает – с трудом. Всякому, кто подстроен под гидрокожу, здесь уютнее, чем в компании сухопутников, но в самом начале несколько рифтеров ушли наверх. Давно, когда еще оставалась надежда переломить ситуацию.

А с тех пор – никого. Любоваться концом света, рискуя собственной шкурой – не лучший вариант отпуска на берегу.

– Мы теперь так же напуганы, как корпы, – жужжит Лабин. – И так же отрезаны от всех, а их около тысячи человек. Нас при последней перекличке набралось пятьдесят восемь.

– Не меньше семидесяти.

– Отуземившиеся не в счет. Для боя годны пятьдесят восемь, и не больше сорока при необходимости выдержат неделю в полном тяготении. А сколько таких, у кого возникнут проблемы с подчинением?

– У нас есть ты, – говорит Кларк. Лабин, профессиональный охотник-убийца, недавно освобожденный от любых уз, кроме самодисциплины.

«Не какой-нибудь там водопроводчик», – размышляет она.

– Так слушай меня. Я начинаю думать, что нам придется действовать на опережение.

Несколько минут они плывут в молчании.

– Они – не враги, Кен, – заговаривает наконец Кларк. – Не все – враги, там есть дети, они ни в чем не виноваты…

– Не в том дело.

Откуда-то издалека доносится звук обвала.

– Кен, – жужжит она так тихо, что не уверена, расслышит ли он.

– Да?

– Ты на это надеешься, да?

У него так много лет не возникало повода для убийства. А когда-то Кен Лабин сделал карьеру на поиске подобных поводов. Он разворачивается и уходит от нее в сторону.

Спереди словно бы разгорается рассвет – то есть проблемы.

– Там еще кто-то должен быть? – спрашивает Кларк. Освещение должно включиться при их приближении, но они с Лабином еще слишком далеко.

– Только мы, – жужжит Лабин.

Зарево резкое, отчетливое. Расходится в стороны, словно подвешенный в пустоте фальшивый восход. Два-три черных разрыва обозначают преграды на переднем плане.

– Стоп, – приказывает Лабин. Их «кальмары» опускаются рядом с обвалившимся утесом, слабо высвечивая его неровные грани.

Кен изучает схемы на приборной доске. Отраженный свет тонкой полоской очерчивает его профиль.

Он разворачивает «кальмара» вправо.

– Сюда. Держись у дна.

Они подбираются ближе к свечению, обходя его справа. Зарево разрастается, становится резче, обозначая невероятное: озеро на дне океана. Свет исходит из его глубины – Кларк вспоминает ночные плавательные бассейны, подсвеченные подводными фонариками. Странные медлительные волны, тяжелый подарок с какой-то планеты с пониженной гравитацией, разбиваются шариками брызг о ближний берег. Озеро простирается за смутные пределы видимости линз. Оно всегда представлялось Кларк галлюцинацией, хотя приземленная истина ей прекрасно известна: это просто соленая лужа, слои воды, минерализованной до такой плотности, что она лежит под океаном, как океан лежит под небом. Для того, кому нужна маскировка, лучшего не придумаешь. Галоклины отражают любые лучи и импульсы: радарам и сонарам все здесь представляется мягкой густой грязью.

Тихий короткий вскрик электроники. На миг Кларк мерещится капелька светящейся крови на приборной панели. Она фокусирует взгляд. Ничего такого.

– Ты не…

– Да. – Лабин возится с управлением. – Сюда.

Он направляется ближе к берегу Невозможного озера. Кларк за ним. На этот раз она видит точно: яркая красная точка, лазерным прицелом играющая среди схем на экране. При каждой вспышке «кальмар» вскрикивает. Трупный датчик. Где-то впереди у рифтера остановилось сердце.

Теперь они плывут над озером, рядом с дальним берегом. Снизу на Лабина с его скакуном накатывает зеленоватое сияние. Перенасыщенные солью шарики воды медленно разбиваются о днище «кальмара». Разнообразная интерференция странно изменяет поднимающийся снизу свет. Вроде как заглядываешь в освещенные радием глубины лагуны, где захоронены ядерные отходы. Далеко внизу светят ряды маленьких как точки солнышек – там первые разведчики разместили фонари. Твердый грунт под ними скрыт расстоянием и дифракцией.

Сигнал смерти уверенно оформился в пузырек метрах в сорока впереди. Рубиновая капелька на экране бьется, как сердце. «Кальмар» блеет ей в такт.

– Вот он, – говорит Кларк. Горизонт здесь нелепо вывернут: вверху темнота, внизу молочный свет. Темное пятнышко висит в размытой полосе между ними – кажется, будто оно прилипло к поверхности линзы. Кларк прибавляет газу.

– Погоди, – жужжит Лабин. Она оглядывается через плечо.

– Волны, – говорит Лабин.

Здесь они меньше, чем были у берега – оно и понятно, для них нет опоры, которая вытолкнула бы гребни над уровнем поверхности. Волны рябят неравномерными толчками, а не обычным ровным ритмом, и Кларк теперь замечает, что они расходятся от…

Дерьмо!

Она уже достаточно приблизилась, чтобы различить руки и ноги – тонкие прутики, судорожно шлепающие по поверхности озера. Можно подумать, будто этот рифтер – неумелый пловец, захлебывается и тонет.

– Он живой, – жужжит она. Сигнал смерти пульсирует, опровергая ее слова.

– Нет, – откликается Лабин.

Остается не больше пятнадцати метров, когда загадка взмывает над озером в облаке ошметков плоти. Кларк с опозданием замечает за ними большое темное пятно. Слишком поздно понимает, что перед ней: прерванная трапеза. И создание, которому помешали есть, направляется прямо к ней.

«Не может б…»

Она уворачивается, но недостаточно проворно. В чудовищную пасть «кальмар» помещается с запасом. Полдюжины зубов длиной с палец крошатся о корпус, словно хрупкая керамика. «Кальмар» дергается у нее в руках, острый кусок металла втыкается в бедро с тысячекилограммовой хищной инерцией. Под коленом что-то лопается, боль разрывает икру. Шесть лет прошло. Она забыла приемы.

А Лабин не забыл. Она слышит шум его «кальмара», переведенного на полный газ. Сворачивается в клубок, запоздало сдергивает с ноги газовую дубинку, слышит хриплый кашель гидравлики. В следующий миг на нее наваливается чешуйчатая туша, загоняет под кипящую поверхность озера.

Кругом светится тяжелая вода. Вращается призрачный мир. Она встряхивает головой, фокусируя зрение. Над ней что-то бьется, волнует отражающую поверхность Невозможного озера. Должно быть, Лабин протаранил чудовище своим «кальмаром». Наверняка удар повредил обеим сторонам: вот и «кальмар» штопором вторгается в ее поле зрения – неуправляемый, без седока. Лабин завис лицом к противнику, превосходящему его вдвое, причем половина размера приходится на пасть. Кларк плохо различает их – слишком взбаламучена вода.

Тут она замечает, что медленно падает вверх. Ноги сами собой начинают работать как ножницы – икра вопит, словно ее раздирают изнутри. Кларк тоже вопит – вопль вырывается скрежетом разорванного железного листа. От нарастающей боли перед глазами проносится мушиный рой. Она поднимается из озера в тот самый миг, когда чудовище разевает пасть и…

«Мать твою!»

…и челюсти с невероятной быстротой расходятся до самого основания, а затем резко захлопываются, и Лабина больше нет, словно и вообще не было, только смазанный образ остался на память о предыдущем мгновении. И тогда Кларк совершает, пожалуй, самый глупый поступок в своей жизни.

Она бросается в атаку.