– Ребенок! Клянусь мадонной, как замечательно! Ручаюсь, сэр Николас раздувается от гордости не хуже королевских павлинов.

– Он не знает, и ты не должна пока говорить ему!

– Не говорить ему? – Мэдлин нахмурилась. – Но ты должна сказать. Не думаешь же ты, что он будет недоволен? Любой мужчина обрадуется!

– Если не считать такой мелочи, что я не сказала ему раньше, – ответила Элис. – Я боялась, что он не позволит мне приехать ко двору. И он все еще может запретить мне участвовать в рождественских праздниках, решив, что я могу навредить ребенку.

– Мужчины, – вздохнула Мэдлин. – Они думают, что знают все. Ладно, я не скажу ему, но все же будь осторожнее. Может быть, ты откроешься его матери, когда она приедет. Мне кажется, она очень добрая и не из тех, кто поднимает шум по пустякам.

– Я не могу сказать ей раньше Николаса, – твердо заявила Элис.

Однако вопрос о беременности Элис даже не возникал, потому что ко времени приезда его семьи уже начались рождественские торжества. Дом в Куиншите, где поселилась семья, ни Николас, ни Элис не смогли пока посетить, поскольку за ними все еще сохранялись апартаменты во дворце. Зато члены семьи посещали почти все пиршества и развлечения в Вестминстере. Король наслаждался Рождеством и в первый раз не скупился на расходы. К двенадцатому дню Рождества Элис, не понаслышке знакомая с расходами на ведение хозяйства, уверяла, что он потратил целое состояние.

На пиру в День Богоявления одних только блюд со сладостями на ломящихся столах стояло не меньше шестидесяти. Элис и Мэдлин попытались сосчитать все перемены блюд, но скоро, увлекшись едой и разговорами с друзьями и родственниками, потеряли счет. Богослужение в церкви сопровождала восхитительная музыка, с флейтами и трубами, а после службы стали показывать живые картины. Актеры наперебой старались превзойти друг друга в изображении сцен из Писания о рождении Христа.

После представлений развлечения продолжили танцы в главном зале. Глава рождественских увеселений пародировал многих присутствовавших знатных лордов. Выступали и менестрели, бродячие жонглеры и акробаты, дрессированная собака и даже человек с тремя ястребами, обученными летать высоко над толпой, а потом бросаться вниз и пролетать через украшенные лентами золотые кольца, которые держал в руках их хозяин.

Присутствовал и принц Артур, завернутый в алый бархат и лежащий в позолоченной колыбели с балдахином, стоящей на помосте рядом с креслом его матери. Принца охраняли его собственная стража и оруженосцы, готовые покачать колыбель, если он плакал. И Элис, любовавшаяся элегантным пурпурным бархатным платьем королевы с накидкой из горностая и соболей и тем, как огни зала искрятся на ее золотой короне и драгоценностях, наблюдала за ней, когда она склонилась над своим сыном и протянула тонкую руку, чтобы поправить его одеяло. Выражение слепой преданности на лице Элизабет положило конец всем мыслям Элис о ее братьях. Совершенно ясно, что она не обрадуется, если король узнает, что принц Йорк жив. Судя по ее преданному взгляду на своего малыша, она будет бороться гораздо сильнее за то, чтобы увидеть на английском престоле его, чем одного из своих братьев.

– Могу я иметь удовольствие пригласить вас на танец, леди Мерион?

Элис резко обернулась на знакомый голос и оказалась лицом к лицу с Генрихом Тюдором. Она уже заметила раньше, что он больше не сидит на помосте рядом с королевой, но никак не ожидала увидеть его перед собой – стройного, высокого, элегантно одетого и улыбающегося. Веселые искорки сверкали в его бледных голубых глазах. Он ждал ее ответа.

Оглушенная и немало смущенная тем, какой поворот приняли ее мысли, она сделала реверанс, лелея только одну надежду – продержаться ближайшие несколько минут и не сказать чего-нибудь глупого или неблагоразумного. Они танцевали величественный неторопливый танец, и скоро она обнаружила, что непринужденно болтает с ним, отвечая на его улыбки и шутки. Еще до того как закончилась музыка, она, всерьез довольная собой, видела, что ее настроение отражается на лицах окружающих. Весь двор казался доволен и счастлив, наслаждаясь сердечным теплом Рождества и радуясь присутствию принца Артура, в котором многие видели надежду на мирное будущее.

Элис наблюдала, как Мэдлин танцует с Николасом, а Джонет улыбается Хью Гауэру. Даже Йен Макдугал шел в паре с танцовщицей на проволоке из труппы менестрелей. Только Гуилим не улыбался. Он не слишком уютно чувствовал себя среди блестящих придворных и стоял в стороне, наблюдая за своим братом и смеющейся Мэдлин с насмешливым и загадочным блеском в глазах.

Когда музыка закончилась, Элис увидела, что Элизабет спустилась с помоста и теперь направляется к ним под руку с графом Линкольном. Королева улыбалась в ответ на слова графа, и стоявший рядом с Элис король усмехнулся. Она удивленно посмотрела на него.

– Уверен, Линкольн пытается отбить у меня жену. Мне придется решительно поговорить с ним, – сказал король.

Элис подхватила:

– Он не хотел ничего дурного, ваше величество. Он просто…

– Не волнуйтесь так, мадам, – с кривой улыбкой ответил Генрих. – Я шучу. Граф имеет способность никогда не говорить и не делать ничего, за что его можно порицать. Я прекрасно знаю, что мне нечего бояться – по крайней мере там, где дело касается моей жены.

Что-то в его голосе заставило Элис внимательнее взглянуть на него, но по выражению его лица она ничего не поняла.

Почувствовав прикосновение к своей руке Николаса, она оглянулась.

– Я пришел за своей женой, если вы простите меня, ваше величество. Становится поздно, а она, пожалуй, слишком много развлекалась. С вашего позволения мы бы хотели удалиться.

Веселые искорки снова появились в глазах короля.

– Я позволю вам делать вид, что вы беспокоитесь о здоровье такой цветущей дамы, сэр, потому что пришло время для удовольствий, и поэтому я охотно даю вам разрешение удалиться и… утешить ее.

Элис еще никогда не слышала, чтобы король отпускал пикантные замечания, и ей оставалось только поклониться, не подавая виду, что она поняла значение его слов. Но она почувствовала напряжение в голосе Николаса, и поэтому не удивилась, что, едва дождавшись, когда король отвернется, он схватил ее за руку и повел к лестнице. Однако по дороге он не сказал ничего, потому что замок все еще бодрствовал и все залы наполняли веселящиеся гости.

Оказавшись в спальне, Николас кивнул горничной, вскочившей с табурета в углу, и обратился к Элис:

– Джонет тоже скоро будет здесь, чтобы помочь вам снять наряды и приготовиться ко сну, но я хочу поговорить с вами до того, как вы уснете.

– Вы не останетесь? – в замешательстве спросила она.

– Я скоро вернусь.

По его интонации она поняла, что лучше не расспрашивать, и стояла, задумчиво глядя на закрывшуюся дверь, гадая, что могло так рассердить сэра Николаса. Горничная помогла ей снять украшения с головы, но, несмотря на слова Николаса, прошло довольно много времени, пока появилась Джонет. Элис собиралась поддразнить ее насчет танцев с Хью, но проглотила все слова, увидев, что Джонет просто вот-вот лопнет от новостей.

Отпустив горничную, Элис потребовала от Джонет сообщить, что случилось.

– Что-то явно вывело Николаса из себя.

– Это все наш Дэйви, госпожа! – Глаза Джонет светились от счастья. – Он подошел ко мне в зале, весь такой дерзкий, и при всех обнял. Он даже поклонился болвану Хью Гауэру, и вы не поверите, бесстыдник имел наглость попросить у Дэйви разрешения жениться на мне. Как гром среди ясного неба! Сказал, что не знает, когда представится другая возможность поговорить с ним.

Элис улыбнулась:

– И что ответил Дэйви?

– Этот сумасброд сказал, что с радостью дает согласие, но до весны не сможет приехать на свадьбу.

– А что ответила ты?

– Ни слова. Меня так ошарашили, что я не знала, куда деваться. Они решили, что дело улажено, а потом Хью поцеловал меня, а я не могла ничего сказать. А Дэйви только смеялся да…