Сегодня я очень холоден. Погода хмурая. Мне немного нездоровится.

Ничто не может помешать безумию.

Как честный человек, который терпеть не может преувеличений, я сознаюсь, что не знаю, что делать».

Бонапарт сделал министра Петиэ губернатором Ломбардии. Одним из сотрудников Петиэ был назначен Анри Бейль. Работа, ему порученная, как нельзя более соответствовала его темпераменту. Верхом и в коляске он разъезжал по Ломбардии. Имея полную возможность широко войти в соприкосновение со всей массой североитальянского населения, он использовал эту возможность со свойственной ему страстью и талантом.

Но что привлекало юношу? Он был полон молодого задора, который лучше всего выразился в надписи, вырезанной на одном из лавровых деревьев на острове Isola bella: «битва». Он вступал в бой с жизнью и с каждым шагом чувствовал горделивое и пьянящее счастье победителя. Он носил в себе ту могучую силу жизнедеятельности, которая впоследствии, с наступлением краха военно-политической карьеры, сделала его одним из самых богатых по впечатлениям реалистических писателей мира.

Италия, охваченная широким национальным движением, и в особенности Милан, формировали характер Бейля. Если в годы отроческих чтений ум Бейля воспитывался на материалистах и свободолюбцах Франции, то теперь он свой вкус воспитывал и изощрял на замечательных образцах классической итальянской литературы — Данте, Петрарке, Ариосто, Тассо, на греко-римских классиках — на Вергилии, Гомере, Горации, Таците, великих трагиках Эллады.

А бесценные сокровища искусства итальянского Возрождения! Неслыханным возрождением мира гениев казалась Бейлю вся Италия, и ей, этой прекрасной стране, протянули руки революционные когорты республиканской Франции! И душу Бейля переполняет уверенность в величии завтрашнего дня; чудо сулит каждый поворот больших североитальянских дорог, старинные крепостные стены, чудные дворцы, благоухающие долины и прекрасные реки Ломбардии. И надо всем царит вера в блестящего полководца, который, по словам Марсиаля Дарю, в Париже указал на маленькую деревеньку в долине между речками и сказал: «Вот при этой деревушке Маренго я разобью австрийцев». И когда действительно 14 июня 1800 года это решение полководца было выполнено с безукоризненной точностью, как могло не загореться сердце впечатлительного юноши!

В Италии он проходил школу военной деловитости. Он был участником организационной работы наполеоновских штабов, и, как ни старался затушевать значительность своей работы легкомысленными самохарактеристиками, все же историку приходится констатировать педагогическое значение этих первых соприкосновений с бонапартовской армией.

Прежде всего Бейль столкнулся с разнообразнейшими характерами наполеоновского офицерства. Наполеон еще не был императором. В войсках оставалось много волонтеров и героев эпохи Конвента и ранних битв за освобождение Франции от интервентов. Это были грубые весельчаки, атеисты, рубаки — «сабреташи», как их называли. Они не стеснялись ни в женских монастырях, ни в миланских салонах. С грубоватым смехом и песнями переходили эти люди

с одной артиллерийской позиции на другую, из одной таверны в другую, из одного публичного дома в другой. Бейль был вместе с ними. Он в достаточной мере распустился, приобретая вместе с военными навыками военно-холостяцкие замашки. На первых порах ему пришлось познакомиться с кабинетом случайного врача. Но упоение рано пробудившейся чувственностью вскоре перестало увлекать Бейля. Он очень быстро отделался от болезни и болезненных увлечений и стал записывать в дневники свои впечатления и наблюдения, не выделяя себя из числа объектов своего беспощадного анализа. И он отмечал насмешливые и скептические фразы «стариков» из армии Брюна. Они шептали, что не так уж благополучно все, что карьера зарвавшегося генерала может оборваться внезапным поражением и что судьба Франции поставлена на карту.

В штабах первого консула было рискованно говорить о старинных пергаментах дворянских грамот. Аристократия, служившая у Наполеона, была скромна и вела себя тихо. Иное дело генералы от революции. Они воровали в интендантствах, скупали старинную мебель, загромождали обозы награбленным имуществом. Они уже мечтали о титулах, наподобие старых вояк королевской Франции, и заблаговременно перенимали черты дворянской роскоши, бытовые особенности маркизов, графов и герцогов. Лишенные подлинного вкуса, они по-купечески сорили деньгами, чтобы показать свой блеск. В то время когда лорды Англии считали возможным одевать в мишуру и позументы своих выездных лакеев и форейторов, а сами носили скромное платье, молодые наполеоновские генералы не знали, на какое место нацепить еще золотой галун или бриллиантовый аграф. С галунами и позументами, в широкой шляпе, разодетый как петух, разъезжал на коне Иоахим Мюрат, сын трактирщика, герой наполеоновских походов 1796 года, прямой помощник Наполеона при разгоне Совета пятисот. В год появления Бейля в Милане он только что женился на сестре Наполеона.

Молодые энергичные поставщики типа Уврара, организатора Парижского банка, наживали колоссальные барыши на итальянских походах: они бессовестно обворовывали солдат, поставляя негодную обувь, белье, обмундирование.

Таковы были трезвые наблюдения и записи Бейля.

23 сентября 1800 года, томясь от скуки в канцелярии Петиэ и поняв всю премудрость составления приказов и реляций, Бейль вступил в 6-й драгунский полк, был сделан вскоре вахмистром, как отличный стрелок, наездник и человек, уже освоивший военное дело. В конце следующего месяца он был представлен к эполетам и в чине младшего офицера отправился в Романенго, в часть, стоящую между Брешией и Кремоной. Нечеткость тогдашнего табельного расписания позволяла молодому карьеристу сделаться, не будучи штаб-офицером, адъютантом дивизионного генерала Мишо, командовавшего Резервной армией. С генералом Мишо он перешел Минчио 24 декабря 1800 года и стал в резерве в Мозембано. Затем он принял самое деятельное участие в тридцатидневной кампании, решившей участь Северной Италии и закончившейся Люневилльским миром 9 февраля 1801 года.

В своих записках и письмах Бейль себя называет повесой и «roué» (распутник). Но мы имеем свидетельства его двоюродного брата Дарю и генерала Мишо. Начиная с 12 января 1801 года, как накануне, так и в самые дни битвы при Кастель-Франко, Бейль в течение многих часов подряд не выходил из сферы огня противника, под огнем хладнокровно и спокойно выполнял все даваемые ему поручения и непосредственно участвовал в атаках[14]. В нем была та хладнокровная, ясная, деловитая четкость военного администратора, которая впоследствии сделала из него одного из самых серьезных интендантов Великой армии.

9 февраля 1801 года Австрия отказалась от Бельгии, признала за Францией левый берег Рейна, а в Италии отказалась от всяких притязаний на земли по правую сторону По и реки Адидже, где волею Бонапарта возникла Цизальпинская республика.

Новое расписание табели о рангах не позволяло занимать должность дивизионного адъютанта офицерам ниже чина лейтенанта. И Бейль получил предписание отправиться в городок Савильяно, к своему 6-му драгунскому полку. Таким образом, то, что могло иметь место в боевой обстановке, делавшей Бейля военным героем, стало невозможно в те дни, когда полки перешли на резервное положение и наступил мир. Началась скучная казарменная жизнь.

Вскоре война прекратилась и на других фронтах, и очередной тур наполеоновских войн кончился

26 марта 1802 года Амьенским договором. Начался расцвет бонапартовского консульства. Но скромному подпоручику мир ничего не сулил.

В третий день X года по революционному календарю Франции, то есть 20 сентября 1802 года, Бейль, не уведомив никого из семьи Дарю, подал в отставку, игнорируя неизбежный гнев своих родных[15].