Рядом с Игорем работает Василий Конопатов, он у нас на должности старшего инструктора и отвечает за безопасность погружений. Уже три года, как Василий закончил вуз и очень гордится своей специальностью: может рассчитать и спроектировать любой объектив. На мой широкоугольник смотрит снисходительно. «Если откажет механизм прыгающей диафрагмы, мы его мигом починим»,— говорит он. Не каждый инженер еще и умелец, работающий за верстаком, а Василий успел доказать свое умение: починил оптику у кинокамеры, которую возьмем под воду.

Конопатов мастерит и планшет для записей под водой. Пластмассовую пластину он размечает на десять столбцов, каждый для соответствующей точки разреза. В эти графы подводный исследователь будет заносить условными значками всех увиденных обитателей морского дна на каждой станции. У него с Игорем возник спор: как лучше закодировать бычка и камбалу, что легче запомнить здесь, на берегу, и вспомнить там, под водой: кружок или треугольник? Василий бывалый подводный пловец, участник многих экспедиций нашего клуба и знает подводных обитателей и Японского и Белого морей. Мне интересен их разговор, но лучше все же узнать мнение специалиста, и я отыскиваю Андрея; втроем они еще более горячо заспорили, но все же пришли к согласию.

Мы с напарником по подводной съемке — Александром Аристарховым — колдуем над подводными фотобоксами, спроектированными для широкоформатных аппаратов. Система Александра более универсальна, она дает возможность снимать подводные объекты с близких расстояний и на удалении. Две лампы-вспышки он может передвигать и поворачивать в любых направлениях, а у меня одна лампа жестко смонтирована и прикреплена к боксу, зато вторая лампа съемная и может быть перенесена к снимаемому объекту. Я буду снимать с такой осветительной системой впервые.

Наконец настал час первого разреза. От берега на лодке заводим шнур в сторону безымянного островка, отстоящего от причала метров на двести с лишним. Два буя обозначают начало и конец разреза. Теперь все готово, и в воду идут Игорь и Василий. Оба в «мокрых» костюмах, и их блестящие черные шлемы хозяйская лайка принимает за головы тюленей — лай долго не смолкает...

По традиции проводить ребят под воду — первое рабочее погружение! — выходят все члены экспедиции. С нетерпением ждем на берегу их возвращения. Вот наконец показались черные головы над синей водой. Водолазы делятся впечатлениями и рабочей информацией. Оказывается, что мельчайший ил, поднимаемый ластами плывущего по нижнему горизонту аквалангиста, напрочь лишает возможности второго, плывущего над ним, наблюдать за разрезом. Кроме этого, выясняется, что животный и растительный мир обилен лишь у прибрежного склона. На ходу меняем тактику обследования: сосредоточиваем свои усилия на изучении прибрежной зоны; решаем, что оба пловца будут теперь плыть на одинаковом удалении от дна, осторожно, чтобы не поднимать муть. Дальнейшая работа показала, что плыть слишком высоко над проложенным шнуром тоже нерационально: ухудшается видимость, можно пропустить затаившихся в грунте придонных рыб.

За три недели пребывания на Бабьем Море наша группа сделала 46 разрезов, описав на каждом по десять станций, а это совсем немало, если учесть, что некоторые работы по просьбе Андрея повторялись.

О результатах съемки мы узнавали после многочасовых бдений в маленькой баньке, в которой устроили лабораторию. Александр весь извелся, добиваясь необходимых температурных режимов для проявления слайдов. Мы протапливали печь в бане, которая безжалостно дымила, подогревали на примусе растворы, промывали в ведрах обрабатываемые пленки, пытаясь профильтровать воду до нужной чистоты. Окунув в ведра мокрую ленту и держа ее там двумя руками, мы давали возможность полчищам комаров безнаказанно нападать на нас. Приходилось терпеть... Воду цвета кофе черпали из ямки-колодца, в котором плавали кусочки коры и листья, и Александр удивлялся, как при таких условиях мы еще получаем хоть какое-то изображение.

В основном выходили вполне приличные пленки, но на некоторых вместо снимков пустыми глазницами белели загубленные кадры, и, увы, это была не вина обработки. Нередко отказывали затворы наших дорогостоящих аппаратов, выпускаемых киевским заводом «Арсенал». И если бы это случалось только в последней поездке! Досадно и горько говорить о таких вещах, но ведь подготовка к экспедиции идет заранее, первое погружение ждешь иногда по нескольку месяцев, везешь за тридевять земель дорогой и, судя по рекламе, первоклассный фотоаппарат, а в результате — загубленные кадры! Я выговорился здесь разом, за многие годы и, к сожалению, отмечаю, что у меня не было ни одной экспедиции, в которой бы аппараты типа «Салют» не подводили.

После завершения работ на Бабьем Море мы перебазировались на морскую сторону острова Великого, к кордону Лобаниха. Здесь, в проливе Великая Салма, наши новички смогли познакомиться с настоящими морскими глубинами, живым дыханием Беломорья. Погружения в этот раз были разведочными: основные работы здесь Андрей запланировал на будущий год.

Ныряя у скал Кони, отвесно уходящих в прозрачную голубую воду, мы, ветераны, старались уступить молодым очередь при погружении, заряженный воздухом акваланг или разведанное интересное местечко. Дело в том, что с воздухом на Лобанихе у нас было туго: громоздкую компрессорную установку мы вынуждены были оставить на Городецком кордоне, а закачанные баллоны привозил Андрей на моторке.

Новички-аквалангисты не покидали подводный мир добровольно; Конопатов строго следил за временем их пребывания в воде и только удивлялся, вытаскивая каждого почти силком на поверхность: при проверке оставшегося давления в акваланге оказывалось, что у всех оно было на пределе. Мы знали, что дышать на глубине при таких параметрах еще можно, но дело это уже «тугое».

Самый активный из молодых — Юрий Карманов,— вынырнув при последнем погружении, сказал: «Наконец-то настоящее море увидел, уезжать не хочется...» И, упаковывая снаряжение, он уже строил планы следующей поездки.

Наша группа уезжала, многим ребятам надо было проходить практику — их ждали заводы и институты, а на смену нам уже готовилась приехать вторая, а за ней и третья группы аквалангистов. Андрею Телегину предстояло хлопотное и суматошное время встреч, напряженной работы и, наконец, подведение первых итогов обследования Бабьего Моря.

Остров Великий

А. Рогов

В уютном холле Дома дружбы с народами зарубежных стран, у камина, расписанного по мотивам русских сказок, группа кампучийцев внимательно слушала стоявшего ко мне спиной коренастого мужчину в голубой рубашке. Я мельком глянул в их сторону, и в этот момент. Он обернулся.

— Боря? Ты?

На лице Уч Борея появилось такое изумленное выражение, что стало понятно: его уже давно никто не называл этим русским именем.

— Володя?

Мы обнялись. Уч Борей почти не изменился с того времени, когда был в Москве на стажировке и с чьей-то легкой руки его прозвали Борей. Только в иссиня-черных волосах появилась седина.

Спутники Уч Борея, чтобы не мешать нашей встрече, деликатно отошли в сторону. Выждав некоторое время, они пошептались, и от группы отделилась худенькая кареглазая девушка. Она робко приблизилась к нам, почтительно поклонилась и затем с извиняющейся улыбкой что-то тихо сказала Уч Борею. Тот так же тихо ответил. Девушка смущенно потупила взор, опять поклонилась и вместе со всеми направилась к выходу.

— Какая славная девчушка, только слишком уж нерешительная,— заметил я.

— Нерешительная? — усмехнулся Уч Борей.— Где ты видел, чтобы «слишком уж нерешительных» награждали орденом Защиты родины.

— Так будет надежнее, так будет надежнее...— словно убеждая себя, шептал старик, и грубая веревка больно врезалась в запястья Тхи.— Теперь ноги...