В том, что касается Телфорда, я продолжаю расследование. И все новые сведения, разумеется, буду сразу же сообщать Вам.

Прошу принять мои искренние соболезнования. Жаль, что события приняли такой трагический оборот.

Жду Ваших новых указаний.

Б. Д.».

Хоук медленно опустил лист. В кабинете было очень тихо; слышалось лишь тиканье золоченых часов на каминной полке.

Несколько минут Хоук сидел, вертя в бесчувственных пальцах плотную бумагу. На улице время от времени слышались шум проезжающих экипажей и голоса припозднившихся торговцев и мастеровых, предлагавших свои услуги.

Жизнь продолжалась, стремительная и бурная. Но герцогу Хоуксворту казалось, что все замерло и земной шар перестал вращаться вокруг своей оси.

«Так значит, все и вправду кончено», — думал он, и на его лице отразилось странное оцепенение, когда он понял, что пришла свобода, о которой он так долго мечтал.

Изабель умерла. Телфорд лишен возможности действовать активно. Давняя проблема решилась. И он больше никогда не ощутит той мучительной тревоги, которая всегда сообщала ему о присутствии Изабель.

И что же теперь? Не пора ли ему оставить лондонскую бездушную суету, сменив ее на тихую жизнь в поместье? Он слишком долго откладывал это, а ведь Робби уже достаточно большой, чтобы наслаждаться верховой ездой, рыбалкой, охотой. Хоук знал, что мальчик принадлежит Хоуксвишу…

«А что ты будешь делать с Александрой Мэйтланд?» — поинтересовался циничный голос в его мозгу. Да, Хоук понимал, что нелегко будет дать обратный ход делу ее отца. Для этого нужно было иметь немалое влияние на членов совета — ведь их следовало убедить в том, что Мэйтланд осужден несправедливо. «Да, — бесстрастно думал Хоук, — это будет очень трудно… однако возможно».

«А что потом?» — настаивал внутренний голос. Неужели Хоук выполнит свою угрозу и потребует той самой платы?.. В конце концов, Александра ведь спасла ему жизнь, и в большой степени именно ей он обязан также и жизнью сына… Может ли он отплатить ей подобной жестокостью?..

Но… разве он сумеет просто отпустить ее? Она взволновала его кровь; она доводила его до бешенства тем, что он постоянно ощущал в ней скрытую чувственность. Она была похожа на тлеющий янтарный уголек, на который стоит лишь подуть — и он взорвется пламенем страсти…

Даже сейчас, все еще страдая болью от незажившей раны, Хоук мучился желанием, ему хотелось ощутить ее стройные ноги, ее трепещущее тело под своим телом… и при одной лишь этой мысли его мужское естество начинало болезненно пульсировать.

Длинно и энергично выругавшись, герцог отшвырнул письмо адвоката и принялся нервно шагать взад-вперед по кабинету. Часы на камине пробили девять.

Он гадал, что может делать сейчас Александра. А если и она мучается воспоминаниями об их страстном слиянии во время грозы? Ох, как ему хотелось этого, как он надеялся на это! Ну а если нет, он сделает все, что в его силах, чтобы заставить ее вспомнить…

Внезапно что-то подтолкнуло его к окну. Хоук отодвинул парчовую занавесь и посмотрел на улицу. Сначала он ничего не увидел в темноте, но потом его глаза стали кое-что различать. Ему показалось, что чья-то тень сначала отпрянула в сторону, а потом растаяла во тьме. Хоук прищурился. Но, решив, что это всего лишь игра воображения, он опустил тяжелую занавеску.

Налив себе стакан бренди, он устало опустился в кожаное кресло возле письменного стола. Снова и снова его мысли возвращались к храброй женщине, находившейся сейчас на верхнем этаже его дома, — женщине, которой пришлось вынести так много трагического за такую короткую жизнь…

Он пока не знал, что ему делать с Александрой Мэйтланд, но в одном был уверен: он не сможет отпустить ее. Во всяком случае, сейчас.

А может быть, и никогда.

Дождь громко колотился в окна гостиной. Александра беспокойно шевельнулась, пытаясь сосредоточиться на последнем сочинении мисс Остин. Наконец, с раздраженным вздохом захлопнув книгу, она встала и подошла к окну.

Отодвинув белую шелковую занавеску, она принялась всматриваться в залитую дождем улицу.

Там можно было увидеть лишь тех, кому поневоле приходилось мокнуть под дождем: забрызганную грязью продавщицу цветов да нескольких ливрейных лакеев, спешащих по неотложным поручениям их господ. На другой стороне остановился какой-то человек: плечи его были сгорблены, мокрая шляпа натянута до самых ушей. Видя, как резкий ветер треплет полы его грязного плаща, Александра ощутила мгновенный укол жалости, — но именно в это мгновение человек поднял голову и посмотрел на окно, у которого она стояла, и в его глазах сверкнула такая неприязнь, что Александра и думать забыла о сочувствии.

Все еще держа в руке роман, она вернулась к диванчику, обтянутому темно-красным шелком. На нем валялось с полдюжины томов, которые Александра взяла наугад в библиотеке герцога. Ее тонкие пальцы нервно перебирали длинные ленты, которыми было отделано спереди ее изумрудно-зеленое муслиновое платье. С разочарованным вздохом она снова открыла «Эмму» на той самой странице, с которой начала чтение два часа назад.

— Я тебе не помешал?..

Александра вздрогнула и выронила книгу и тут же молча выбранила себя за отсутствие самообладания.

Хоук остановился на пороге; он был неотразим в красновато-коричневых брюках и бутылочно-зеленом сюртуке, безупречно сидевшем на его широких плечах. Ощущение исходящей от него силы проникло в самую глубь ее существа. Ей достаточно было посмотреть на него, чтобы ее кровь тут же забурлила самым раздражающим образом. Его серебристо-серые глаза поблескивали так, словно он прочитал ее мысли…

Чтобы хоть отчасти скрыть свою слабость, Александра ограничилась холодным кивком, а потом подняла упавшую книгу и демонстративно раскрыла ее.

— Неужели это так интересно? — насмешливо поинтересовался Хоук.

Александра откинулась на спинку дивана.

— Вы бы, ваша светлость, безусловно, предпочли, чтобы женщины ничего не читали, чтобы они всегда были простодушны, наивны, необразованны и абсолютно не умели думать.

Хоук подошел к креслу, стоявшему рядом с диваном, и уселся в него с ленивой грацией, приведшей в окончательное расстройство все чувства Александры. Рассердившись, она уставилась в пол, но тут же ее взгляд наткнулся на ноги Хоука, на четко обрисованные плотно облегающими брюками мускулы…

А Хоук, казалось, с полным безразличием вытянул ноги так, что они почти коснулись туфелек Александры.

— О нет, простодушие мне не нравится. Во всяком случае, в определенных вопросах.

Александра резко отодвинула ноги, проклиная себя за то, что к ее лицу мгновенно прилила кровь. Разъярившись, она твердо решила не дать Хоуку заметить, насколько удачны его провокации. Раскрыв книгу, она невидящими глазами уставилась в нее.

Тут же послышалось легкое покашливание, и сильные пальцы Хоука забрали у нее томик. Он посмотрел на обложку.

— Это просто очаровательно! «Практическое эссе о научно обоснованном ремонте и поддержании дорог», — вслух прочитал он. — Автор — Джон Макадам. Похоже, мисс Мэйфилд, тебя очень интересуют гравий и щебенка?

Александра готова была завизжать от ярости.

— Я читала последнее сочинение мисс Остин, если хотите знать, и сейчас случайно взяла эту книгу, когда вы так грубо меня прервали.

— Прервал? Грубо? Но ведь это, в конце-то концов, мой дом. Впрочем, сегодня мне не хочется спорить. Вот твой роман, — лениво произнес он и протянул Александре книгу, держа ее так, что девушка не могла забрать томик, не коснувшись его пальцев.

Она колебалась, проклиная себя за то, что дрожит, как дебютантка перед первым балом. С ледяным выражением лица она взялась за книгу и выдернула ее из пальцев Хоука, но тут же снова уронила на ковер.

— Ты сегодня слишком небрежна. Александра не удостоила его ответом.

— Ну, я все-таки уверен, что ты способна сдерживать свое раздражение. Потому что иначе из тебя не выйдет хорошей гувернантки. — Герцог наклонился, чтобы поднять книгу, и при этом сумел задеть рукой ногу Александры.