— Занимал, — с горечью уточнила Александра. — Он умер. — Волна воспоминаний накатилась на нее, и девушка отвернулась, не желая, чтобы герцог видел ее чувства. — И я не желаю об этом говорить. — Пытаясь успокоиться, она вытащила толстый том с ближайшей к письменному столу полки.

— О, я был бы рад услышать твое мнение об этой книге, — шелковым тоном произнес Хоук.

Александра открыла книгу, и через несколько секунд ее лицо густо залилось краской.

— Но это… здесь нарисовано… — пробормотала она.

— Грешки одного из моих дедов. Это работа неизвестного итальянского гения, так мне говорили. Очень редкая вещь. И стоит теперь целого состояния. — Серебристые глаза герцога весело следили за Александрой, запихивавшей книгу на место. — Да, за эти гравюры мне предлагали кучу денег, — задумчиво добавил он. — Но я никогда их не продам. Кто знает, возможно, они когда-то окажутся… полезными.

— У вас что, совсем нет стыда, ваша светлость?

— Мой отец говорил, что стыд — это для простых смертных, мисс Мэйфилд, — сказал Хоук негромко и неожиданно серьезно. — А герцоги могут считать себя свободными от подобных условностей.

— Я вижу, вы поставили себе целью быть невыносимым. Наверное, было бы лучше, если бы я пообедала в спальне.

— Ну, неужели мне нельзя говорить правду? — сказал Хоук, и его глаза сверкнули странным светом. — Без вас вечер показался бы мне слишком длинным. В компании всегда веселее. А сейчас, пожалуй, я предложу вам выпить что-нибудь. — Он подошел к небольшому шкафчику, в котором выстроились хрустальные графины. — Чего бы вам хотелось перед обедом? Может быть, херес? Жаль, что бренди осталось слишком мало, так что я не могу предложить его вам, — сухо добавил он.

— Все это вас ужасно развлекает, не так ли?

Герцог резко обернулся, в его глазах вспыхнул гнев.

— Напротив, мисс Мэйфилд, я просто стараюсь хоть как-то улучшить эту чертову ситуацию. И полагаю, тебе тоже стоит приложить к этому усилия.

Александра напряженно выпрямилась.

— Я, пожалуй, поостерегусь пить, ваша светлость. Боюсь, как бы снова не оказаться одурманенной.

— Даю тебе слово джентльмена, в спиртном ничего нет.

— Слово вельможи, пожалуй. Но джентльмена?.. — Ее голос вопросительно замер.

— Я вызывал мужчин на дуэль и за меньшие оскорбления, — сказал Хоуксворт. — И если бы я подумал, что ты… но тебе незачем меня бояться, — чуть насмешливо закончил он.

— А я вас и не боюсь!

— Тогда, должно быть, ты боишься самой себя. — Он налил в хрустальный стакан янтарной жидкости. И с вызывающим видом демонстративно отпил несколько глотков.

Как он и предполагал, Александра попалась на удочку. На ее щеках выступили розовые пятна.

— Пожалуй, я не отказалась бы от глотка хереса, ваша светлость, — дерзко бросила она, протягивая руку.

Хоук приподнял брови.

— Но лучше тебе пить не спеша. Старые вина весьма коварны.

Он наполнил стакан и подал его Александре. Она тут же выпила все до дна.

— Итак, мисс Мэйфилд, будем стреляться на рассвете? — спросил Хоук, снова наполняя ее стакан.

— Я бы предпочла мечи, ваша светлость. Очень острые мечи.

— Однако ты знаешь, что мы можем поискать и другой путь, чтобы уладить наши разногласия.

— Сомневаюсь. — Показалось ли Александре, что серебристые глаза прищурились на мгновение? Черт бы побрал этого человека! Пропади он пропадом, думала она, во второй раз осушая стакан.

— Лгунья, — мягко произнес Хоук.

— Отпустите меня, — потребовала она. — И все разногласия исчезнут.

— Это невозможно.

— Я уеду туда, где этот ваш Телфорд меня не найдет, — на север, может быть, в Шотландию.

— У тебя есть там родные? — небрежно поинтересовался Хоук.

— Нет, но…

— Тогда на что ты будешь жить?

— А вам-то какое дело? — спросила Александра, вертя в руках пустой стакан.

— Ну, ты поневоле стала моим делом, нравится тебе это или нет. Так как же ты намерена содержать себя? Или ты предпочитаешь не говорить вслух о своих замыслах? — цинично произнес он.

— Я стану гувернанткой! Это вполне достойное занятие… впрочем, что вы можете знать о таких вещах?

— Вот этим-то ты как раз и не сможешь заняться, дорогая! Во всяком случае, сейчас.

— Это почему же не смогу? — вспыхнула Александра. — Я дочь джентльмена, получила хорошее образование. Я могу стать отличной гувернанткой, потому что я гораздо взрослее, чем большинство женщин в моем возрасте, и я повидала мир.

Хоук лениво и многозначительно оглядел ее.

— К несчастью, твои знания и умения никого не будут интересовать. А вот твоя красота — и то, что твое имя свяжут со мной, — это помешает тебе найти место гувернантки или компаньонки. Я хочу сказать, в приличном доме.

Александра удивленно моргнула.

— А почему мое имя должны связывать с вашим? Никто, кроме Пенни и вашей прислуги… — Она умолкла.

— Так что же, мисс Мэйфилд? Прошу, продолжай. Никто — что? Не знает, что я похитил тебя, опоив наркотиком, — он вдруг заговорил жестко и резко, — что я с тобой переспал, будучи уверен, что ты моя вероломная супруга?

— Но ведь они не станут рассказывать об этом, — прошептала Александра.

— Ты забыла, что есть еще некто, владеющий этой тайной. Джеймс Телфорд, человек, который ничего не упускает. Единственное существо в мире, которое отличается еще большей подлостью, чем моя жена.

— Но зачем…

— Я никому не рассказывал о тех годах… — Серебристые глаза Хоука всмотрелись в лицо Александры, и герцог, похоже, на что-то решился. Он вдруг повернулся и беспокойно зашагал по комнате, держа в руке наполовину полный стакан. — Вообще-то это длинная история, но я постараюсь изложить ее коротко. Это было в Испании, в Ла-Корунье, в 1808 году… тебе не приходилось об этом слышать? Это был кошмар. Мы застряли высоко в горах, на перевале, в снегах. И между Асторгой и морем погибло шесть тысяч человек. Думаю, воспоминания об этом будут мучить меня всю жизнь. И наверное, лишь из-за этого я согласился стать неофициальным советчиком для военного министерства, когда мы вернулись с Пиренейского полуострова. И в этом качестве я нередко получал сообщения чрезвычайно важные, о нашей стратегии… К сожалению, в то время мои мысли были заняты еще одним предметом, и я оказался не так бдителен, как мне бы следовало, — добавил герцог, и в его голосе прозвучало горькое самоосуждение.

— Этим «другим предметом», я полагаю, была Изабель…

И тут вдруг Александре стало очень многое понятно в душе Хоука… даже его одержимость Изабель… Хоук иронично изогнул бровь.

— Поздравляю, дорогая. Ты весьма проницательна. Да, меня в тот момент медленно затягивало в ее паутину, а Телфорд воспользовался тем, что получил доступ в мой дом, и украл кое-какие бумаги военного министерства, которые продал французам. — Лицо Хоука потемнело, на нем резко обозначились морщины, и он бессознательно то и дело сжимал кулаки. — Когда я понял, что он сделал, я чуть не убил его. В общем, он, наверное, чувствовал себя не слишком хорошо в последующие шесть месяцев… я избил его так, что он очень долго поправлялся. — При этом воспоминании глаза Хоука удовлетворенно блеснули. — Но, похоже, ты до сих пор не поняла? Вижу по твоим глазам. Джеймс Телфорд — брат Изабель. Он уже дважды пытался меня убить, и он не остановится, пока не добьется своего. Видишь ли, я стал его манией. — Губы Хоука изогнулись в насмешливой улыбке, и он поднял свой стакан. — Так что давай-ка выпьем, мисс Мэйфилд, за перемирие и за то, чтобы начать все сначала. За то, чтобы ты долго и счастливо жила в моем доме. И, возможно, за то, чтобы в свое время вмешательство Телфорда в нашу жизнь прекратилось.

— Да, я выпью, — сказала Александра после долгой паузы, смущенная услышанной историей, — но только никаких перемирий. — Чуть дрожащей рукой она подняла свой стакан и выпила херес, с опаской поглядывая на Хоука.

— Ну, а теперь давай сядем, и ты расскажешь мне об Индии. Насколько я понимаю, это стоит немалого — увидеть хоть раз, как солнце встает над Гималаями. — За долю секунды настроение Хоука переменилось, и он уже снова был вежливым, любезным хозяином дома.