Они сели. Здесь их никто не мог видеть. Сзади была стена деревьев, а впереди лежал объятый тишиной, заросший у берега камышом пруд.

Кохияма сделал несколько глотков. Виски обожгло желудок, и тело сразу стало удивительно лёгким.

— Я тоже хочу, — сказала Эмма.

Он в темноте протянул ей бутылку.

— Нет, я хочу из ваших рук!

Он поднёс бутылку к её губам.

Она сделала глоток и снова потянулась к бутылке. Эмма запрокинула голову, длинные волосы волнами спадали назад. Он погладил девушку по голове и дал ей ещё отпить несколько глотков.

Она склонила голову на его плечо.

— Обнимите меня, — сказал Эмма.

Она часто просила обнять её, ведь она даже в девстве не знала тепла материнских рук и тосковала по ним.

Когда она стала подростком, отец вдруг обрушил на неё поток бурных чувств, в которых любовь смешивалась с ненавистью. Он требовал от дочери полного повиновения, грубо вмешивался во все её дела и злился, что не может заменить ей мать и проникнуть в её девичьи тайны. Он был для неё настоящим деспотом.

Отшвырнув пустую бутылку, Кохияма обнял Эмму. Губы их слились в долгом поцелуе.

Наконец он оторвался от её губ и, с трудом взяв себя и руки, хотел было что-то сказать ей, но девушка вдруг подняла на него свои широко раскрытые глаза и чётко проговорила:

— Когда я кончала колледж, я однажды была близка с одним человеком. Потом в университете за мной настойчиво ухаживал мой однокурсник…

Не желая ничего слушать, Кохияма поцелуем зажал ей рот. Упругое, напряжённое тело Эммы стало вдруг мягким и податливым. Они упали на сено, ещё хранившее запах солнца, и тела их сплелись. Эмма тихо вскрикнула… Охватившая их обоих неизъяснимая нежность перешла в страсть.

За всё эти шесть дней Кохияма ни на минуту не забывал в чуме. Однако сейчас он забыл обо всём на свете.

Не успел Кохияма переодеться и появиться в гостиной, как туда пришли доктор Канагаи и Катасэ.

— Не знаю, что и делать, — удручённо сказал Канагаи.

— Неужели нельзя справиться с ним?

— Можно бы, конечно, применить какой-нибудь сильный транквилизатор или впрыснуть наркоз, но как к нему подобраться? Мы пробовали, стучались, вызывали в коридор — всё напрасно.

— Что ни говори, это ведь не простой больной, — сказал Канагаи.

— Мне очень вас жаль, доктор, — заискивающим тоном сказал Катасэ. — Ведь вы здесь уже целых три часа.

Канагаи взглянул на часы. Сделал он это машинально, не знать, сколько сейчас времени, он не мог — он то и дело посматривал на часы. Стрелка подошла к девяти.

— Это не столь важно, — сказал Канагаи. — Сегодня я могу здесь и заночевать. Я об этом предупредил.

— Попробую я его уговорить, — сказал Кохияма.

— Вы? — Катасэ усмехнулся. — Днём вы сказали, что он обещал спуститься вниз, и мы его ждали. А он притащил с собой ту страшную штуку…

— Тут уж я ни при чём.

— Разумеется, — сказал Канагаи. — Ну что ж, попробуйте.

— Попытаюсь.

— Буду вам очень признателен.

Кохияма забежал в кухню выпить стакан воды.

— Куда это вы? — остановила его Сатико, когда он направился к двери. — Ужин готов, и Эмма сейчас придёт.

— Мне нужно сходить к Тэраде, ужинайте без меня, — ответил Кохияма.

— Вы собираетесь подняться наверх? — недовольно нахмурила брови Сатико. — Разве это не опасно?

— Нет, особенно беспокоиться нечего.

— Но неужели у него чума?!

Сейчас этот вопрос, который она задала и в первый свой день в изоляторе, не казался таким наивным, в нём звучал страх.

В наши дни, когда где-либо возникает эпидемия, об этом немедленно сообщается в газетах, по радио, телевидению. Но теперь уже редко кто воспринимает известие об эпидемии как непосредственную угрозу дня себя. Сейчас люди без боязни проходят мимо инфекционных больниц. Они знают, что изоляторы, в которые помещают больных, служат надёжной защитой от дальнейшего распространения инфекции, и болезнетворные бактерии под крепким замком. Однако это не значит, что борьба людей с эпидемиями уже отошла в область преданий. Приобретая устойчивость к лекарственным препаратам, микробы, подобно фениксу, возрождаются и приобретают способность безгранично распространяться.

Множество самых различных микробов, в том числе и патогенных, окружает человека, живёт в его кишечнике, на коже, существует в организме животных и передаётся самыми различными путями, но люди и понятия об этом не имеют.

Так обстоит дело и с чумными микробами. Это трудно вообразить, но в одном Токио обитает в три раза больше крыс, чем людей. Стоит чуме возникнуть среди крыс, как в городе начнётся повальная эпидемия. Из-за плохого состояния водосточных канав, грязи и антисанитарии в Токио может вспыхнуть эпидемия небывалой силы. А распространение чумы неизбежно приведёт к появлению чумных бацилл, устойчивых к лекарственным средствам.

Даже Сатико поняла наконец, насколько велика опасность.

Кохияма медленно поднялся на второй этаж. Спешить было некуда. Муракоси и Катасэ можно больше не принимать в расчёт, они потерпели окончательное поражение и больше не полезут. Теперь здесь главную роль, играл доктор Канагаи, который мог что-то сделать для спасения жизни Тэрады, да ещё Кохияма, который хотел проникнуть в тайну исследований Убукаты. Но сейчас основной его заботой было передать Тэраду на попечение доктора Канагаи.

Он постучался. Сколько раз он ни с чем уходил от этой двери!

— Тэрада-сан! Это я, Кохияма, — набравшись решимости, громко сказал он.

Ответа не последовало. За дверью послышалось хриплое бормотание. Кохияма прислушался. Тэрада как будто бы что-то читал. Но нет, это, кажется, стихи… С трудом Кохияма различил слова:

Так это же стихи поэта Хагивары, которые Тэрада читал ему ещё в первый день по пути к «загородной вилле»!

— Тэрада-сан! — снова позвал Кохияма.

С чего это он снова вспомнил стихи своей молодости? Может, в порыве отчаяния? Или, наоборот, потому, что почувствовал себя лучше?

— Тэрада-сан! Откройте, пожалуйста.

— Это вы, Кохияма? — отозвался наконец Тэрада.

— Вас ждёт доктор Канагаи. Он прождал вас весь вечер. Спуститесь, пожалуйста, вниз, он хочет вас осмотреть.

— Он и днём приезжал. А потом явился за мной с санитарной машиной. Я всё знаю.

— Но ведь сейчас ещё можно помочь вам.

— Кто это сказал?

— Он.

— Хм! А Убукате он помог?

— Что ж, на ошибках учатся.

— Это верно… Ну, а вы тоже не против того, чтобы меня увезли в больницу?

— А… а почему я должен возражать? — растерянно спросил Кохияма.

— Я-то знаю почему, не будем играть в прятки, скажите, что вы хотите у меня выведать.

— Хорошо, скажу. Только выйдите, пожалуйста, в коридор.

— Нельзя. У двери стоит стул, я сяду и буду вас слушать. — Тэрада говорил спокойным голосом, не похожим на голос тяжело больного человека.

Послышались шаркающие шаги. Тэрада, должно быть, подошёл к двери.

— Вы говорили мне, что продолжаете незаконченное Убукатой исследование в области генетики противолекарственной устойчивости обыкновенной кишечной палочки, не так ли?

— Да, совершенно верно.

— Но сегодня вы угрожали американцам, а потом и доктору Канагаи распылителем, в котором, по вашим словам, были устойчивые чумные бациллы.

— Да.

— При этом вы сказали, что эти бациллы вывел покойный Убуката.

— Правильно.

— Значит, он исследовал не устойчивые кишечные палочки, а устойчивые чумные бациллы.

— А какая разница?

— Не понимаю.

— Ничего удивительного в этом нет.

— Перестаньте морочить мне голову. Уж не хотите ли вы сказать, что в вашем приборе были не чумные микробы, а кишечные палочки и вы просто решили припугнуть американцев?