Кохияма сел за стол.

— Ну, что он? — спросила Эмма.

Кохияма ничего не ответил, и тогда Эмма, не обращая внимания на стоявшего в коридоре Катасэ, произнесла:

— Покойный отец как-то сказал, что Муракоси — это волк в овечьей шкуре.

Доктора Канагаи всё ещё не было.

Кохияма ждал его с нетерпением. Его беспокоило состояние Тэрады, который никого даже близко к себе не подпускал. Но ещё больше его беспокоила мысль, что кто-то собирается нагрянуть сюда. Догадаться, что это за люди и с какой целью они хотят заявиться, было трудно.

Когда находишься в заточении, всякое появление посторонних только усиливает желание поскорее выбраться на свободу. И в то же время невольно думаешь, как бы это посещение не нарушило хотя бы того относительного покоя, которым ты пользуешься сейчас.

Решение каких-то людей посетить «чумной изолятор» казалось событием чрезвычайным. Ведь изолятор существует для того, чтобы «запереть» в нём бактерии, не дать инфекции распространиться дальше. Что же касается здоровья людей, находящихся в изоляторе, то это оставалось под вопросом. Опасность заражения продолжала существовать. Нужно было определённое мужество, чтобы по собственной воле явиться сюда.

С ребёнком на руках пришла госпожа Хамура.

— Доктор Канагаи сегодня приедет в обычное время? — обратилась она к Кохияме.

— Нет, кажется, пораньше.

— О, это очень хорошо!

Очевидно, госпожа Хамура надеялась получить от Канагаи сведения о состоянии мужа.

Прошло два дня с тех пор, как её мужа увезла санитарная машина. Вчера она весь день просидела в своей квартире. Госпожу Хамуру трудно было узнать, её словно подменили: тихая, сдержанная, именно такая, какой хотел видеть её муж.

Кохияме стало жаль её.

— Вас, наверное, беспокоит состояние мужа? Думаю, что ничего серьёзного у него нет, он скоро поправится, — сказал он.

Разумеется, никакой гарантии, что врачи придут к такому заключению, не было. Напротив, Кохияме было известно, что многие психические заболевания считаются неизлечимыми.

Клиницисты, работающие в этой области, ведут с недугом постоянную, тяжёлую, ожесточённую борьбу, однако случаи полного излечения крайне редки. Больного лечат, выписывают и снова кладут в больницу. И так без конца. Жизнь семьи, где есть больной, становится пыткой.

По-видимому, и жене Хамуры вскоре это предстоит испытать. Но обо всём этом Кохияма, разумеется, промолчал.

— Две ночи я не могла сомкнуть глаз, — сказала госпожа Хамура. — Всё думала, что теперь будет с ребёнком. Из головы не шли слова мужа. Страшные вещи он говорил. Рассказывал, например, как к больному ребёнку вызвали врача. Тот осмотрел и ребёнка и мать. Оказалось, что у матери на груди уже чернели чумные пятна. Ребёнок вскоре умер. «Так будет с тобой и с Тамико», — говорил он. Это невозможно было слушать…

Госпожа Хамура заплакала. Кохияма не знал, как её успокоить. К счастью, в гостиную вошли Сатико и Эмма. Он поручил женщинам заботу о госпоже Хамуре, а сам вышел во двор.

Похолодало. С утра ветра не было, казалось, вернулось бабье лето, но сейчас погода опять переменилась. Невольно возникали неприятные ассоциации: чумные бактерии любят холод.

В сборнике лекций по бактериологии, который он нашёл в библиотеке Убукаты, Кохияма прочитал такие строчки: «В нашей стране эпидемия, как правило, достигает кульминации в ноябре-декабре. В январе-феврале она идёт на убыль, а в апреле-мае наблюдается новая вспышка. В жаркий сезон эпидемия полностью прекращается».

Если исходить из этой периодизации, то сейчас как раз самое подходящее время для страшной гостьи. И действительно, один человек уже умер, а другой явно болен, и никто не знает, что это за болезнь.

Кохияма увидел Катасэ, который стоял у ворот. Похоже было, что он кого-то дожидается. Институтского пикапа с продуктами дожидаться он не мог. Пикап приезжал вчера, а продукты доставлялись через день. К тому же приёмкой продуктов теперь обычно занимался Кохияма. Институтский шофёр был человек неразговорчивый, угрюмый и умел держал, язык за зубами. Через него вряд ли возможно было установить связь с внешним миром. Поэтому Кохияме без особого опасения и поручили заниматься хозяйственными делами.

Кохияма подошёл к Катасэ.

— Кого вы ждёте?

— Сейчас увидите, — резко ответил Катасэ. Он то и дело оборачивался и поглядывал на окна квартиры номер два. Очевидно, там у окна стоял Муракоси и ждал его сигнала.

— Так кого же вы всё-таки ждёте? — настойчиво повторил вопрос Кохияма, хотя понял уже, что ответа не получит.

— Я вам сказал: сами увидите. Однако я просил бы вас не мешать мне! Вас это не касается. Мы ждём важного гостя.

— Важного гостя?

— Да.

— Но Тэрады это, наверное, касается?

— А, понимаю! Вы-то, очевидно, ждёте доктора Канагаи? Так ведь? По правде говоря, мне жаль, что вас впутали в эту историю.

По-видимому, Муракоси рассказал Катасэ о своей стычке с Кохиямой. Если «важный гость» явится сюда раньше Канагаи, то Кохияма, безусловно, попытается оградить Тэраду от встречи с ним и, таким образом, окажется в очень трудном положении.

— Если вас уволят из газеты, жаль будет и барышню. Ведь что ни говори, а в наше время степень привлекательности мужчины определяется его профессией. Журналисты кажутся молодым девицам этакими героями!

— Да? А вот Сатико больше по душе клистирные трубки, для неё они герои нашего времени, — съязвил Кохияма.

— Ядовитый вы человек, — криво улыбнулся Катасэ. — Кстати, если я выйду отсюда, я больше не вернусь в институт. Думаю перейти ассистентом в университет.

Говорил Катасэ, как всегда, самоуверенно, не заботясь о том, какое впечатление он производит на собеседника. Несмотря на свою молодость, он умел устраиваться. Ещё до смерти Убукаты он договорился в университете о зачислении на должность ассистента. Пройдёт несколько лет, и этот пошловатый тип станет старшим преподавателем, затем доцентом, а там и профессором. И будет процветать. Кохияме же, которому, по-видимому, суждено всю жизнь прозябать в роли газетного репортёра, такой взлёт и во сне не приснится.

Скромным учёным, по крупинкам добывающим знания, не так легко подняться по лестнице, ведущей в башню из слоновой кости. По ней быстрее взбегают выскочки, которые заняты не столько наукой, сколько собственной карьерой, и таким обычно создаётся шумная реклама. Кохияма знал немало подобных примеров.

— Следовательно, вам в отличие от меня нечего беспокоиться за своё будущее? — снова усмехнулся Кохияма.

— Безусловно. Поэтому я могу позволить себе сказать вам правду. Только, пожалуйста, не поймите меня превратно… Моё кредо состоит в том, чтобы неуклонно стремиться к достижению намеченной цели, сообразуясь с реальной действительностью.

Катасэ мог бы сформулировать своё кредо и проще: не стоит попусту лезть на рожон. Он дал понять, что стать на сторону Кохиямы — не в его интересах.

— Ладно. Я вас понял, — ответил Кохияма.

— Значит, вы обещаете не вмешиваться?

— Я этого не говорил. Я только сказал, что понял вашу точку зрения.

— Опять иронизируете? — хитро сощурил глаза Катасэ. — Но обижаться, право, смешно. На вашем месте, Кохияма-сан, я проявлял бы больше спокойствия, постарался бы остаться в стороне от всего этого. Нужно быть дальновидным.

Катасэ словно хотел лишний раз напомнить, что Кохияма здесь случайное лицо и ему незачем ввязываться в их распри. Катасэ явно хотел отвлечь внимание Кохиямы от тайны, к которой тот подбирался.

— Обижаться смешно, вы говорите? — сказал Кохияма. — Но я и не обижаюсь. А вот что на самом деле смешно — это, надеюсь, вы скоро узнаете.

Катасэ внимательно прислушался к тому, что происходило за воротами. Похоже, что какая-то машина остановилась за оградой. Катасэ осторожно отодвинул засов. Когда створки открылись, двое мужчин уже стояли у ворот. На улице не было ни души.

Один из приехавших, явно иностранец, был средних лет, другой напоминал американца японского происхождения.