Даже извращенца вроде меня это могло тронуть.
Меня тронуло.
Сидя на нашем кургузом крылечке я признался себе, что моя сестра, идущая вот так по улице с Брюсом Паттерсоном, – это прекрасно, и мне, честно, плевать, кем вы меня после этого считаете.
Вообще-то, вот такого я и хотел – что было у сестры с Брюсом.
Конечно, я хотел тех женщин из каталога, но они были, как бы сказать… не настоящие. На время. Они всякий раз то же самое – вынуть, а потом снова убрать.
– Как дела?
– Нормал.
Сара и Брюс поднялись на крыльцо и вошли в дом.
Вот и сейчас я помню, как они шли по дороге. До сих пор вижу это.
Хуже всего, что Брюс не очень-то долго раздумывал, прежде чем заменить Сару новой девицей. Я знакомлюсь с его новой подружкой дальше в этой книге, но я лишь мельком видел ее. Пара слов. Пара слов на пороге…
Вроде, показалось, ничего девчонка, но не знаю. Я ничего не знаю, по сути-то.
Я…
Может, я одно только и знаю, что в тот вечер на крыльце, глядя на Сару с Брюсом, я что-то такое почувствовал и поклялся в душе, что, если у меня когда-нибудь будет девушка, я буду уважать ее и никогда не обману и не унижу, никогда ничем не раню. Я поклялся в этом с самой твердокаменной верой, что клятву сдержу.
– Я буду ее уважать, – сказал я.
– Буду.
– Буду.
– …буду.
Я на каких-то соревнованиях по крикету, где-то позади сидит толпа ребят. Несильный дождик выгнал игроков с поля, и всем тоскливо. Эти ребята сзади орали весь день, обзывая соперников, друг друга и всех, кого видели.
Недавно они орали чуваку по имени Хэррис.
– Эй, Хэррис, покажи плешь!
– Хэррис, ты чмо!
Я сижу у изгороди, молчу.
Когда на поле была наша команда, эти доставали и нас, вопили: «Эй, Леманн, тебе повезло, что тебя взяли, – а ну помаши ручкой!» Леманн не махал, но те не унимались. «Эй, Леманн, ты грубиян – маши давай, не то получишь моим пивом в бошку!»
В конце концов парень помахал им, те ответили громким ором, но теперь игру прервали из-за дождя, и все это начинало действовать на нервы.
По трибунам пошла волна.
Люди вскакивают, подбрасывая в воздуху кого что есть и неодобрительно воют, когда волна докатывается до чинов из Федерации, и те не встают, как все.
Волна останавливается, и чуваки сзади меня замечают молодого охранника, может, метрах в двадцати справа. Охранников тут много: черные брюки, черные боты, желтые рубахи.
Здоровый, с виду глуповатый, сальные темные волосы и котлетами громадные бакенбарды до подбородка.
Компания тут же взялась за него:
– Эй, ты! Безопасность! Помаши ручкой!
Он видит их, но и ухом не ведет.
– Эй, Элвис, помаши маме!
– Эй, Агент Баки, помаши нам!
Он улыбается и кивает, типа крутой, и получает в ответ шквал воплей. Тут и «О-о-о», и «А-а-а», и «Ты дебил такой и дебил сякой».
Но на этом они не останавливаются.
– Эй, Траволта!
– Траволта, а ну помаши! Да как следует!
Ближе к концу сна мне вдруг делается странно, и я понимаю – я же голый.
Да, голый.
– Боже, приятель, ты норм? – спрашивает кто-то сзади.
И вот уже цепляют.
– Эй, братан, я за тебя штраф заплачу, только выскочи на поле.
Я отказываюсь и отказываюсь – ис каждым отказом на мне появляется новый предмет одежды.
Дурацкий сон заканчивается тем, что я снова сижу нормально одетый, улыбаюсь, радуюсь, что, как меня ни подстрекали, не выбежал на поле.
Этот сон говорит о том, что я, может быть, извращенец и псих, но не полный дурак.
– Без штанов вы меня не застигнете. Раз – и все в норме.
Никто не слышит.
Игроки снова выходят на поле.
Охранника по-прежнему травят.
4
На следующей неделе погода еще чуток сдвинулась в сторону серьезных холодов. Утра в нашем доме, как всегда, были довольно суматошными.
Сара у себя в комнате красилась на работу. Отец со Стивом, громко прощаясь, уходили, мама ликвидировала бардак, что мы оставили на кухне.
В среду Руб отшиб мне ногу, а потом волоком утащил меня в ванную, чтобы мама не увидала, как я корчусь на полу в судорогах. И пока он меня волок, я одновременно скулил и смеялся.
– Хочешь, чтобы мать услышала? – Руб зажал мне рот. – Учти – она расскажет отцу, и тогда влетит не мне одному. Нам обоим достанется.
Такое было правило в нашей семье. Если случалась какая заваруха, на орехи получали все, кто хоть как-то замешан. Папаша выходил с таким видом, который ясно говорит: у меня был адский денек, и я пришел домой не затем, чтобы разбираться тут с вами. И отвешивал нам то по уху, то по ребрам. Без всяких рассусоливаний. Если прилетало Рубу, то и мне прилетало. И потому, как бы жестоко мы ни дрались, это не шло дальше нас двоих. Обычно нам своих тумаков хватало. Уж точно мы не жаждали добавки от отца.
– Ладно, ладно, – когда мы укрылись в ванной, я налетел на Руба: – Че за фигня, это за что ты меня, вообще?
– Не знаю.
– Не ври. – Я уставился на этого олуха. – Ты отсушил мне ногу без всякой причины? Это дичь какая-то, дичь.
– Знаю.
Он скалился, и тут я не выдержал и спихнул его в ванну, и попробовал задушить, но ничего не вышло – Сара дубасила в дверь.
– А ну вылазьте!
И бдыщь, бдыщь!
– Ладно!
– Сейчас же!
– Ладно!
По дороге в школу нам попались приятели Руба.
Саймон.
Джефф.
Сыр.
Они все были приглашены вечером на то, что у нас в доме зовется игрой в «один кулак». Она так зовется потому, что у нас в гараже только одна пара боксерских перчаток, и, в общем, эта игра – боксерский поединок, когда у каждого только одна перчатка. «Один кулак».
В ту же среду мы и поиграли, с большой охотой. С великой охотой. Охотой бить. И получать. И не попасться – даже если для этого придется пожертвовать общением с семьей. В смысле, просто удивительно, как ловко можно спрятать фингал, сидя в темном углу гостиной.
Руб левша, и поэтому ему лучше, когда достается левая перчатка. А мне правая, на мою основную руку. Раундов три, и победитель определяется по справедливости. Бывает, победителя определить легко. Бывает – не очень.
В тот вечер мне особенно не повезло.
Мы взяли перчатки, пошли на задний двор, и первый бой был наш с Рубом. Когда я против Руба – это всегда лучшие схватки. Без правил. Всего лишь одна хорошая плюха от меня, и Руб не на шутку ярится и старается меня вырубить. Одна хорошая плюха от Руба – и у меня в голове небо, в легких – облака. Я всегда просто старался устоять на ногах.
В общем, Сыр вяло объявил: «Динь-динь», – и бой начался.
Мы кружили по нашему куцему двору, наполовину бетонному, наполовину травяному. Городской ринг, не намного просторнее настоящего боксерского. Отскакивать особо некуда. Опять же бетон, жесткий…
– Ну-ка…
Руб сделал выпад и финт, будто бьет в голову, и прошел мне в ребра. А потом и на самом деле хлестнул в голову, свистнул над ухом. Тут я увидел, что он открылся, и щелкнул прямо по носу. Хорошо попал. Молодец.
– Йоу! – обрадовался Саймон, но Руба так просто не сбить. Он опять наступал, без страха, и не реагировал на мои петушиные прыжки. Нырнул и залепил мне в глаз. Я блокировал и выстрелил сам. Руб уклонился, развернул меня и швырнул на стену, потом вытянул на середину. Оттеснил. Выманил на траву и крепко саданул в плечо. Да. Попал. Неплохо так. Будто мне сустав топором раскроили. В следующий миг моя голова мотнулась от его левой. Его перчатка прилетела мне прямо в подбородок.
Крепко.
Ну и все.
Небо перекувырнулось.
Я вдохнул облака.
Земля пошла волнами.
Земля.
Земля.
Я махнул боковой.
