— Аполлон Романович, а вот скажите, только честно и откровенно, мы ведь с вами свои люди, родные души, только честно и откровенно, как вы понимаете, что у вас тут на Адрии происходит? Что означают все эти метаморфозы? С чем они связаны?

— Честно и откровенно? — Аполлон Романович вдруг поперхнулся, закашлялся, побледнел. И Юрий решил было, что коньяк угодил Сушакову не в то горло, однако хозяин кабинета быстро оправился и абсолютно трезвым голосом повторил: — Честно и откровенно… Если честно, то вы, родной мой, угодили в очень неприятную историю. И какому это олуху на Земле понадобилось отправлять вас в командировку на Адрию… Нет, отсюда назад уже не выбраться… Мы жертвы глобального эксперимента… Да, жертвы… — тупо повторил Аполлон и, ухватив собиравшую со столика пустые бутылки биокибернетическую красотку-секретаршу за руку, притянул ее к себе.

Дальнейшая сцена с визгом и жгучими поцелуями показалась Юрию настолько вульгарной и фальшивой, что он, избегая взгляда Сушакова, поспешно поднялся из-за столика, опрокинул кресло и пошатываясь направился к выходу из кабинета. Уже в дверях он кивнул Аполлону и, пробормотав:

— Очень приятно было познакомиться… Счастливо провести время, Аполлон Романович… — побрел к выходу из приемной.

Кажется, одна из кибер-секретарш поддержала его под руку и помогла добраться до номера в гостинице.

Остаток этого дня и ночь Юрий проспал у себя в номере. А на следующее утро вновь был разбужен звонком Василия.

Вдоволь налюбовавшись физиономией Юрия на экране видеофона, Василий ободряюще подмигнул ему:

— Все как надо, все идет по расписанию. Все мы прошли через Сушакова. Это, как и осмотр у Агерьяна, традиция.

— Хороша традиция. У меня голова после вчерашнего раскалывается. Тьфу! Какой из меня сегодня работник? Скотство…

— Самокритичность — свойство, совершенно необходимое каждому серьезному исследователю! — ухмыляясь во весь экран, изрек Василий. — Сочувствую и понимаю. Впрочем, если говорить серьезно, дело сделано, Сушаков все бумаги тебе оформил. Если желаешь, можешь хоть сегодня приступать к своим изысканиям. К твоим услугам наши музеи, библиотеки, компьютерный центр с его банком данных, вспомогательные службы Института и все заповедники и леса Адрии. Да, и самое главное, думаю, каждый из сотрудников Института будет рад пожать твою мужественную руку и помочь советом или чем иным в твоей работе.

— Спасибо… — пробормотал Юрий. Безнадежность сквозила в его голосе. Все было плохо и беспросветно. Адрианские тайны уже успели надоесть, хотелось на Землю, в привычную обстановку родного города, к друзьям, однако раскисать было некогда, ждали дела.

Василий на этот раз не стал напрашиваться в сопровождающие, и по многочисленным корпусам и лабораториям Института Юрий, к своему удовольствию, странствовать отправился один.

То, что Василий называл Институтом, оказалось на деле сложным архитектурным комплексом из нескольких десятков зданий, окруженных садами и парками и соединенных между собой крытыми галереями и подземными переходами. В самих зданиях по каждому этажу тянулись широкие прямые коридоры, по которым скользили роботы-лаборанты, катились в различных направлениях автоматические тележки с грузами.

За высокими прозрачными дверями, выходившими в коридоры, в комнатах и залах светились экраны всевозможных установок, помигивали индикаторные лампочки, слышались голоса, неясные шорохи и, очевидно, протекала чья-то таинственная научная деятельность.

После вчерашних возлияний с Сушаковым особого настроя на научную бурную деятельность Юрий не ощущал и решил просто побродить по корпусам Института и попытаться понять, что же это за сооружение и как оно могло возникнуть в диких адрианских условиях.

Снаружи институтские корпуса были оформлены в готическом стиле, имелись башенки, флигеля, по высоте корпуса варьировались — от двадцатичетырех этажей до пятнадцати. Строительным материалом, как заметил Юрий, для возведения этой цитадели науки послужили хорошо отшлифованные, плотно подогнанные одна к другой и, видимо, скрепленные раствором гранитные плиты. Размеры этих самых плит были совершенно циклопическими и произвели на Юрия удручающее впечатление. Египетские пирамиды, если сравнивать с некоторыми особо крупными плитами, складывались просто из очень мелких камушков. Словом, здания Института, похоже, возводились весьма основательно и на века, никакими эфемерными воздушными замками и мистикой Агерьяна тут и не пахло.

«Вот тебе и исполнение желаний… — думал Юрий, рассматривая план-схему институтских корпусов, начертанную на гранитной стене у входа в корпус геологии. — Труда, фантазии и энергии вогнали во все эти дворцы науки столько, что и представить страшно. Двадцать четыре этажа вверх — это примерно сто шестьдесят метров высоты. Подземных этажей под каждым зданием не меньше двадцати — лифт во всяком случае опускается до двадцатого уровня, хотя, возможно, есть и более низкие горизонты. И все эти, и верхние, надземные, и нижние, скрытые глубоко в недрах планеты, этажи зданий соединены шахтами, переходами и системами связи. Очень похоже на то, что под внешним городом существует, как в игрушке матрешке, еще несколько подземных городов, где располагаются многочисленные автоматизированные производства вещей и продуктов. Эти производства соединены с подземными же исследовательскими лабораториями Института и, видимо, управляются из компьютерного центра… Да и сам Институт с его службами, библиотеками, картотеками, опытным производством до предела автоматизирован, заполнен киберами, самой совершенной электроникой и почти не нуждается в людях-исследователях… Почти не нуждается… Это сколько?»

Юрий помнил, что штат сотрудников Адрианского центра не велик — около трехсот человек. По его же наблюдениям и прикидкам выходило, что, даже в расчете на сверхавтоматизацию, в корпусах Института оптимально, почти в идеальных условиях для научной работы, могут находиться, как минимум, три, а то и все десять тысяч человек, иначе нельзя было объяснить, зачем построена такая махина. Если только для роботов и автоматов, то не понять, для чего такие излишества, такие комфортные условия? Роботам вся эта роскошь ни к чему, следовательно, здания строились в расчете на рост населения планеты, на новых исследователей, новых переселенцев с Земли или каких-то иных планет.

Впрочем, чем подробнее Юрий знакомился с Адрианским центром, тем больше вопросов у него появлялось. И все вопросы сводились к одному, — кто создал все это? Если люди, то как им удалось? Если это воздействие некой могучей неземной цивилизации, то что это за цивилизация? Как с ней связались парни с Адрии? Какое к ней отношение имеет некий Фокин Андрей Кузьмич? И чем же можно объяснить удивительную живучесть упомянутого Фокина? И кто те неизвестные экстремисты, что покушались на жизнь гражданина Земли, уроженца славного сибирского города Томска Фокина Андрея Кузьмича?.. Вопросы… Вопросы… Голова от этих вопросов у Юрия уже кружилась, а ответов, по крайней мере вразумительных, от обитателей Адрианского центра он еще не получил. Правда, и самих жителей Адрии ему встретилось еще очень мало… Василий… Агерьян… Сушаков…

Корпус зоологии, где должен был трудиться Юрий, располагался несколько в стороне от основного массива институтских корпусов. Вокруг здания был разбит роскошный сад, в котором росли не только лучшие виды плодовых адрианских деревьев и кустарников, но и все самые великолепные деревья адрианских лесов — столетние могучие дымчатые сосны, увешанные тяжелыми мясистыми шишками, горные адрианские кедры, разновидности местных пальм, дубов, вяза и других многолетних растений.

В саду вдоль аллей шумели фонтаны, искусственные водопады, струились ручьи. В центре большой зеленой лужайки перед фасадом корпуса зоологии сверкала водная гладь округлого и, видимо, тоже искусственного озера. К озерцу этому была подведена целая система каналов и прудов. Через каналы были переброшены арочные каменные мостики, а на берегах озера и прудов возвышались небольшие мраморные беседки со скамеечками.